Кое-что из этих записей пригодилось мне для моей повести "Пособие по перевороту", которую мы обсудили с Солодиным накануне небытия.
Он посоветовал заменить подлинные имена вымышленными. Поскольку главному герою подходило множество имен, мы решили так и остановиться на нейтральном - Каликин.
Меня Солодин называл - вольтерьянцем, лиру свою он передал Виктору Монахову, зампреду Палаты по информационным спорам, что при президенте, ему же велел посвятить эту повесть, что я и делаю.
Начинающий писатель отличается от неначинающего тем, что обязательно думает, что эпиграф бывает только в начале книги.
В. Солодин
Эпиграф, украденный из Гоголя, с тем только исключением, что Солодин не был рыжим, как Рудый Панько, и был не хуторянином, а дворянином.
Это что за невидаль: Пособие по перевороту? Что за пособие? И швырнул в свет какой-то Солодин. Кто такой Солодин? Слава Богу, еще мало украли компьютеров в Госкомпечати и ноутбуков в Федеральной службе Ростелерадио. Еще мало народу всякого рода и звания вымарало пальцы в картриджах. Дернула же охота и Солодина - последнего цензора Государства Российского потащиться вслед за другими. Право, флоппи-дисков развелось столько, что не придумаешь скоро, куда бы только засунуть их...
Глава 1
МЕСТО ДЛЯ ДЕТСТВА
Д'Артаньян: Я буду защищать Вас до последней капли крови, Инстанция...
Солодин, экс-цензор, даже экс-последний цензор России умирал.
Умирал весело и вкусно. Много ел и пил. Свою генеральскую пенсию и зарплату тратил на хорошее комфортное настроение. Купил жене видеодвойку.
Его мужественно-легкое, и отнюдь не фальшивое, ожидание смерти заставляло не мучиться окружающих. Самым замечательным занятием было сидеть у Солодина дома, в его небольшом кабинете, смаковать изысканное вино, нимало не тяготясь предстоящей поездкой домой.
Кстати, в Италии в дождь водители ездят осторожнее, чем мы, привыкшие к тому, что автоинспекторы - сахарные. Дело в том, что "гаишницы", а именно эти представительницы прелестной части человечества служат там в дорожной полиции, так вот в Италии, как дождь, оные дамы не только не бегут в укрытие, а наоборот, снимают мундиры, оставаясь в темных купальниках, и подставляют упругие смуглые тела небесным струям. Уже потому поедешь медленно, что засмотришься, результат - экономия на штрафах. Ничего не' поделаешь - виктимология. В Москве ГУБДД мало доставила бы удовольствия проезжающему, если бы вдруг разделась...
Я почему об этом говорю?
Солодин умирал не в Италии.
Солодин умирал у нас, в стране (представили карту?), он умирал в столице нашей страны (представили план города?), он умирал в центре столицы, недалеко от главной площади, посредине которой уже много лет лежит мертвый человек. Политическая ситуация уже такова, что даже старые партийцы и их вдовы не идут молиться на своего идола, а торгуют за углом большевистскими газетами, и назначение лежащего посредине восточного полушария мертвого человека начинает забываться нарождающимися гуменидами. В городе идет дождь. Мертвого человека охраняют неестественно похожие друг на друга, словно рисованные, курсанты. Зевакам из свободной Италии кажется, что они страдают от невозможности снять с себя форму и остаться в плавках.
Сказать по секрету, пост номер "раз" давно бы ликвидировали, если бы коммунистический большевик Зюганичев не сторговался с Комендантом Кремля сокращенно "Ка-Ка" - на том, что биологических курсантов заменят на их биологические же копии, а натуральных отпустят по домам. Надеялись сэкономить средства. Оказалось, двойники хоть и не чувствуют угрызений совести и щекотки, едят вдвое больше, а затраты на их производство обошлись компартии подороже, чем последние выборы в Думу.
Поговаривают, что район Кремля и прилегающих к нему площадей скоро объявят коммунальной зоной. Кто-нибудь представляет себе последствия смерти одного из жильцов в коммунальной квартире? Конечно, на площадь (Площадь?!) стала бы претендовать малоимущая семья или какой-нибудь инвалид. Придет инвалид в комнату покойника и скажет: а не пора бы вам, уважаемый Владимир Ильич, уважать себя заставить...
Солодин умирал в дождь, в небольшой, но отдельной квартирке, зарезервированный на неопределенный, однако весьма короткий период, невесть кем.
Наши "гаишники" в дождь прячутся. Я был рад. Доеду без приключений.
Я принес "Смирнофф - сухарничек", одну шестьдесят первую часть ведра. И надо было не просто выпить. Обо всем успеть поговорить, увидимся еще неизвестно когда на том свете, когда Господь отпустит, а пока еще торчим на этом, пить, конечно, надо, пить надо много и профессионально, но надо и насытиться интеллектом и мудрыми замечаниями по поводу моей новой книги, да просто голосом того, кто уйдет первым. Надо и машину в родной гараж довезти без стрессовых ситуаций для последней.
- А ты знаешь, что такое "сухарничек", - спросил Солодин. - Это великое дело бьыо для молодых корнетов. Это не так, как теперь: корнет не имел право пить водку... Но водки хотелось. И вот в питейных заведениях, где знали порядки, но и слабостям человеческим сострадали, корнетам она подавалась в винных бутылках, под видом белого вина, чутьчуть поджелтенная растворенным в ней черным сухариком...
Супруга Солодина не беспокоила нас.
Наталья Николаевна, политолог, что значит по латыни "толкущий пыль", ничего тут не поделаешь. Зато она никогда не препятствовала вольному семейному вьшивону своего мужа, поэтому выбор напитков и совыпивальщиков был основательный и точный, как выстрел снайпера:
пили с ним только друзья, пили вкусно и не так уж много.
Мне не надо было приходить к нему тогда, третьего июня. Но если бы я не пришел, я не смог бы объяснить ему этого ни на языке людей, ни потом на языке неба. Он считал бы меня свиньей, как других своих друзей. Но был бы жив! А так, случилось то, что я увидел перед глазами, кажется, когда покупал водку.
Я пришел, мы выпили, обсудили повесть, он расплакался, я его уложил. Он перестал сопротивляться.
Меня Наталья Николаевна довела до лифта, и мы с ней еще разговаривали, а дверь лифта все время то закрывалась, то открывалась. Потом я поцеловал ее руки и в этот лифт все-таки вошел. Солодин жил на третьем. Я поехал на первый, но на втором вдруг остановился, двери открылись, и на меня пахнуло, несмотря на жару, холодом. "Кондиционер", - подумал я. В этом доме живет слишком много начальства, чтобы в нем было так же жарко, как и на улице. Я нажал кнопку первого этажа, но к моему удивлению лифт меня не послушался и вместо того, чтобы идти вниз, двинулся вверх. Дверь еще раз открылась, и холодная невидимая субстанция вырвалась к Солодину на этаж. Когда я вышел на улицу, то увидел, что одновременно идут два дождя.
Глава 2
ЗАПАХ ПРОПАДАЕТ!
Жены великих людей обыкновенно выдумывают разные фокусы, чтобы их мужья не вкусили очередной дозы зелья. Но также их мужья без всяких особых там способов ухитряются это делать. Каликин, например, говорит неискренние слова своей половине (хотя, если быть точным, меньшей половине), за что даже в неурочное время может получить стопочку водки. Однажды, когда после утренней творческой разминки я пошел пописать собаку, он вот так прибежал ко мне с забинтованным грязным чулком ухом и не своим голосом шепотом заорал (время было раннее - шесть часов утра):
- Сережа, дайте срочно выпить, запах пропадает!.. У меня тут такое случилось! Меня клонировать хотят, дабы усовестить общественность тем фактом, что человек-то не мертвый, а она его - зарыть...
Мы с собакой не привыкли к столь "благообразной" речи и переглянулись. Черномырдина стали подзабывать...
Было, как я уже говорил, ранее утро. Но, кажется, я не упомянул, что была весна того самого года, когда правительство, все еще демократическое, категорически настояло, чтобы мертвый человек не праздновал свой день рождения в их квартире. Все эти лимузины у подъезда, красные флаги вместо скатертей, ананасы и рябчики в качестве укора совести буржуазии, могли, наконец, спровоцировать кухонный скандал. А все еще коммунистический парламент уже демонстративно раздавал пригласительные на фуршет в Мавзолей родным и соседям. Это был уже тот год, когда коммунистам, как наследникам мертвого человека, прописанным на их площади, разрешено было приватизировать свою комнату в коммуналке, но с условием предать тело земле. И никаких ритуальных плясок над усопшим!
