– Грушенька!!! Дорогая, вы живы!!! Какая радость!!!

А потом подбежала ко мне и сжала в объятьях.

– Я никогда не верила, что вы малум, Грушенька! Знала, что произошедшее – чудовищная ошибка.

– Спасибо за веру, – всхлипнула я, чувствуя, как глаза заволакивало слезами. – Спасибо!

– Ну же, милая, не плачьте, – погладила она меня по спине. – Все будет хорошо.

Я быстро-быстро закивала, одновременно стирая влагу со щек, потом отстранилась и спросила:

– Как они?

Леди ду Милау тут же помрачнела. Развернулась, словно ища поддержки, на кого-то посмотрела. Я проследила за ее взглядом и увидела еще двоих гостей четы Гром: герцога и герцогиню Дэр ду Милош. Отец Лиопольдины был сгорблен и сер лицом, мать выглядела уставшей и заплаканной.

– Плохо, Агриппина, – вздохнул Дэр ду Милош. – Силой я с Владыкой поделился, подпитал, да только мало этого. Спасибо госпоже Гром, она замедлила ухудшение.

– А Альдамир?

– Жив, – коротко ответил герцог.

– Боль я у него убрала, – вступила в разговор госпожа Мирена. – Да только заживить раны не смогла. Слишком долго он без помощи провел, да и заклинания уж больно сильные использовались. Как только выжил, непонятно.

– И что же делать? – прошептала я. – Кто сможет ему помочь?

– Вы, Агриппина, – серьезно проговорила мама Сонора. – Вот только помощь эта вам может дорого обойтись.

Я невольно сглотнула.

– Что вы имеете в виду, госпожа Мирена?

– То и имею, Агриппина, что без вашей помощи мне раны Альдамиру не затянуть. Заклинания, словно кислота, выедают и кожу, и мышцы. Моя сила не находит, за что зацепиться.

– Спаси, Предопределение! – вырвалось само собой. – Но что я могу?!

Тихий шепот Катарины, будто эхо, слово в слово.

– Вам нужно выжечь собственным огнем разрушительное действие заклинаний, но перед этим отдать ему жизненную силу, дабы он сумел пережить лечение. Своей-то у него с кивинкин нос.

Я непонимающе глядела на мать Сонора.

– Жизненную силу отдавать легко, – вздохнула Мирена. – Тяжело контролировать отдачу.

Она замолчала, будто бы собираясь с мыслями, а потом подошла ближе, взяла меня за руку и заглянула в глаза.

– Сила-то жизненная, Грушенька, как вода, а воду не удержать в ладонях. Не успеешь вовремя остановиться, отдашь всю себя. Вмиг постареешь и умрешь. Да и муж твой недолго после тебя продержится.

Я смотрела на нее и видела в черной радужке свое отражение.

Страшно. Предопределение, как же страшно!!! Страшно и холодно.

– Ты слышишь, Груша?

– Слышу, – ответила, нет с силой исторгнула изо рта звуки.

– Ты готова?

Странный вопрос. А что остается, без помощи Альдамир умрет, а без него и мне не жить. Замкнутый круг.

– Ты готова? – повторила Мирена.

Я кивнула.

Рядом медленно оседала на пол Катарина, но ее обморок прошел мимо меня.

– Хорошо, – госпожа Гром не улыбнулась, хоть я и ощущала ее удовлетворение. – Скорее начнем, быстрее закончим.

За Миреной брела на негнущихся ногах. Следом за нами никто не пошел. И слава Предопределению.

– Пей, девочка, – едва я переступила порог, госпожа Гром подала чарочку с темно-коричневой жидкостью. – Не волнуйся, это только травы, они помогут настроиться. Да и сущностью твою приглушат, чтобы не мешала.

Виверна внутри возмущенно взревела, но делать было нечего. Пришлось выпить. Впрочем, обволакивающей горечи напитка я почти не заметила, но сразу же ощутила легкое головокружение, которое с каждым вздохом становилось сильнее.

– Теперь раздевайся и укладывайся рядом с мужем, Груша.

Пуговицу на джинсах расстегнула раза с третьего, пальцы не слушались. Футболку помогла снять Мирена. Меня так развезло, будто после гномьей наливки. Она же подвела ближе к кровати.

– Белье тоже, Груша. Тело к телу, кожа к коже. Никак иначе. Не волнуйся, никто не войдет.

А я больше и не волновалась, хотя почти ничего не видела, не слышала, плохо соображала. Голос Мирены был якорем, не дававший уйти.

– Ты видишь Альдамира?

Видела, только его и видела. А еще болотную зелень, которая словно дымка вилась над ранами. Безумно хотелось отогнать ее, избавить мужа от страданий.

– Укладывайся, Груша. Да, правильно. Обнимай крепче, ему не больно, он спит.

Какой близнец холодный! Я поежилась, прикоснувшись животом к его боку. Нужно согреть, поделиться с ним своим теплом. Отдать ему силу.

– Все верно, милая, отдавай, не жалей. Я рядом, прослежу. Ты только слушай мой голос. Я буду петь тебе, девочка, слушай внимательно. Как только песня закончится, тебе нужно остановиться. Слышишь?

Слышала. Да только ответить не могла, боялась прервать течение жизненной силы. Волны энергии выходили из меня горячие, будто из печи, оглаживали Альдамира и впитывались в тело. И чем больше, тем жарче разгоралась его собственная искра.

«Пей, забирай, все забирай», – кричала я мысленно. – Забирай, только живи!

А Мирена пела, вела бархатным голосом, помогала отбросить сомнения и отдавать. Но вот песня кончилась, а я все никак не могла остановиться.

Мало! Мало отдала, нужно больше, иначе он не справится, умрет. Тогда и я умру, уйду следом.

– Груша, остановись!

Ни за что! Мало. Мало!!!

– Груша, хватит! Твою ж, Непроизносимую! Оттащите же ее!!!

Поздно. Это чтобы начать, рядом быть нужно. Теперь же я хоть с Земли до него достану.

– Грушенька, миленькая…

Другой голос, не Мирены. Яркий, сочный, звонкий.

– Остановись, Грушенька, – плакал голос. – Ты себя убиваешь… ты его убиваешь…

Убиваю? Я? Нет, помогаю! Помогаю?! Помогаю… Нет! Спаси, Предопределение! Убиваю!!!

Осознание ударило мечом в грудь. Я закричала и открыла глаза.

– Живой?!

Живой. Лежит рядом со мной, дышит спокойно, порозовел. А раны? Нет ран, чистая кожа. Спасибо, предопределение!

Не вынеся, протянула руку, дотронулась пальцами до кожи. Гладкая, мягкая, нежная. А это что такое? Что за морщинистая лапка трогает моего мужа? Вот брон, это ж моя ладонь…

Все. Допрыгалась. Примерила однажды личину старушки, так она навечно приклеилась. Не хочу.

Не хочу!!!

Обморок пришел весьма кстати, вырвав из сознания. Я плавала в облаках, ничего не чувствуя, не думая. Видела Солнышко, которая погрозила крылом. Мимо пролетели Шторм с Симом, драконом Владыки, но меня не заметили. Умчались по своим делам, видимо. Интересно, куда – это они? Впрочем, спустя секунду, я забыла и о них, и о виверне. Парила в невесомости и отдыхала.

Вот только насладиться покоем в полной мере мне не дали, вырвали в мир людей, вернее, существ. В этом мире было холодно, как на северном полюсе. И голодно, будто в голодном крае.

Я неохотно открыла глаза и уперлась взглядом в голую мужскую грудь, знакомую, надо сказать. Грудь мерно вздымалась, говоря, что ее обладатель спал. Захотелось дотронуться до кожи и ощутить гладкость. Протянула руку и тут же одернула, не сумев сдержать горестный вздох. Что – что, а опять увидеть морщинистую ладонь желания не было.

Но не успела вконец расстроиться, как мою лапку схватили и прижали к губам. Я против воли взглянула вверх и утонула в нежности. Желтые глаза мужа смотрели с любовью, ласкали.

– Здравствуй, – и голос такой тягучий.

– Привет, – таяла я, купаясь в этих волнах. – Как ты?

– Замечательно и даже лучше с каждой проведенной рядом с тобой секундой.

Улыбка сама собой вползла на лицо. Я рассматривала его лицо, замечая нездоровую бледность и потрескавшиеся губы. И понимала, как рада, что он рядом. Вот только память все испортила, подкидывая картинку, а воображение помогло, дорисовав образ немощной старухи.

– Нет! – воскликнула, зажмуриваясь, прячась от самой себя. – Не смотри на меня!!! Я не хочу, чтобы ты видел меня такую.

– Какую такую? – в голосе принца сквозила легкая насмешка. – Лохматую, бледную и с синяком на коленке? Так поздно, я уже все, что было можно, внимательно изучил. И остался доволен увиденным.