Джип уже выехал на мостик, когда Черяга спросил:

– А насчет того, что вам угрожали, – это правда?

– Я что, врать буду? – обиделся Луханов. – Раз пять звонили.

– И что говорили?

– Тексты примерно одинаковые: «Мы пикетчиков на шоссе сделали и тебя, гада, сделаем, если поезда не пойдут».

– И вы так легко к этому относитесь?

– Да я очень серьезно к этому отнесся, – сказал Луханов, – когда мне в два часа ночи прошипели в трубку, я сразу в милицию бросился звонить. А когда в течение трех часов мне еще два раза позвонили, и каждый раз разные голоса услужливо брали на себя ответственность за теракт – то я, извините, успокоился.

Луханов хмыкнул.

– На путях стоят тридцать поездов, в каждом поезде по шестьдесят вагонов, у каждого вагона хозяин кипятком писает от злости. Радио у нас все слушают, – я еще удивляюсь, что только пять человек позвонили.

Помолчал и добавил:

– Я так думаю, что это и из независимого профсоюза могли звонить. Чтобы поколебать мою преданность делу рабочего класса.

– А бандиты могли звонить? Местные, угольные?

Луханов подумал:

– Могли и они.

– А кто в городе крупные бандиты? – спросил Черяга.

– Да я откуда знаю? Негатив, наверное. Негатив был самый крупный, весь город держал, главный банк в городе держал – «Восточный», мэра на поводке водил.

– А я думал – Чернореченсксоцбанк самый крупный.

– Это теперь. А раньше «Восточный» был.

– И что с ним случилось?

– Обанкротился.

– Что так? Слишком много денег бандитам отстегивал?

– Да нет, я же вам говорю – он и был бандитский, Негатив в директорском кабинете ноги на стол клал. Говорят, что угольные директора положили в банк кучу денег. Левых. Ну, когда Негатив это увидел, у него слюни потекли, он эти деньги распихал по невозвратным кредитам и говорит директорам: извините, банк лопнул. Как-то никто к нему сильных претензий не предъявлял.

– А мэр?

– Мэр у нас теперь новый. Раньше у нас был Куманов. Сергей Витальевич. Ба-альшой друг Негатива. Засветился он с этим банком по полной программе, туда же еще вклады населения привлекались, Куманов аж по телевизору выступал и банк нахваливал, как водку «Кристалл». Ну, народ его только что на клочки не разодрал, когда банк накрылся.

– А новый мэр?

– Да он у нас сеть магазинов держал, все столбы плакатами предвыборными оклеил. Народ уж плевался-плевался, а кого выбирать-то? Два угольных генерала в мэры баллотируются и этот, Курочкин. Плюнули да проголосовали за Курочкина.

– А как Курочкин с Негативом?

– Да не очень. Когда выборы-то были, Негатив ему был заместо табуреточки, весомая поддержка. Деньги, наверно, давал. А как выборы кончились, Курочкин сказал табуреточке: спасибо, что постояла. А я уже наверх залез, мне тебя несподручно с собой тащить.

– И что же Негатив?

– А что Негатив? Негатив к этому времени увял. Директора на него злые, мэр на него злой, он свой кусок нахапал и сидит тихо. Да мэр с ним особо и не ссорился, они и за ручку здороваются, и на футбольный матч ходят вместе.

– А народ как к Негативу относится? Коль скоро он вкладчиков обворовал?

– Да что народ! Негатив вон в областное собрание баллотировался, по Малиновскому округу, там каждому пенсионеру в дом принесли пакет с заморской колбасой. Народ чавку раскрыл, 94 % проголосовали за Негатива. Он, Негатив, вообще щедрый. Рубль отнимет, копейкой непременно поделится. Кто сейчас забастовщиков кормит? Он, а не Крот с Чередой. Сам возит и казаков заставляет.

– А-а, – протянул Черяга, – так это его парня убили вчера? Который хлеб пикету возил?

– Да наверно его, – подумав, ответил Луханов. И прибавил: – Ой поймает Негатив этих козлов, надерет им задницы, не посмотрит, что спецслужбы!

– А зачем Негатив еду возил?

– Я знаю? Возил и возил. И мы брать ее будем, так и скажите в Москве – если нам не дает хлеба государство, мы будем брать его у бандитов. Потому что бандиты получаются человечней всяких чубайсов!

– А где я Негатива могу найти? – спросил Черяга.

Луханов пожал плечами.

– А бог его знает. Поищи в «Сирене». К вечеру.

Терком располагался в маленьком домике напротив обширного здания «Чернореченскугля». В приемной Луханова было пыльно и пусто, и престарелая секретарша играла на маломощном компьютере в «Тетрис». По просьбе Луханова секретарша вынесла Черяге красную папочку, завязанную тесемками, и они расстались.

Улица Коновалова, пересекавшая город с запада на восток, была названа так в честь начальника комсомольской стройки, прославленного залетным московским писакой Александром Панфеевым в романе «Черное золото». В романе изображалась борьба прогрессивного комсомольца-рабочего с инженером-ретроградом. Инженер-ретроград утверждал, что количество коксующегося угля в Чернореченске совершенно недостаточно, чтобы обеспечить нужды соседнего Ахтарского меткомбината, а без коксующихся углей чернореческие шахты себя не оправдывают. Рабочий же изобретал процесс, позволявший превратить энергетический уголь в коксующийся. В конце инженер оказывался вредителем, засланным японской разведкой для подрыва боеспособности советской родины, комсомолец становился начальником стройки, а коксохимический цех АМК весело поглощал состав за составом из Чернореченска.

Первого хозяина Чернореченска действительно звали Kоновалов, но он бы не комсомольцем, а бывшим унтер-офицером, выросшим к 1929 году до начальника Чернолага. Чернореченск сооружали ссыльные кулаки и спецпереселенцы, они же вкалывали в шахтах, и во всем романе не было ни слова правды, кроме того, что в 1929 году чернореченский уголь был и вправду рентабелен – рабский труд ничего не стоил.

Ни при каком другом общественном строе рентабельным он быть не мог, а энергетический уголь в коксующийся переделывать не научились до сих пор. Самородок, это предлагавший, закончил свою жизнь там же, где и прочие вредители – в шахтах Чернолага.

Московский писатель Панфеев был превосходно осведомлен об истинном положении дел, и даже выезжал в Чернореченск для детального знакомства с натурой, но роман написал бойкий. Наверное, потому, что в шахтах Чернолага трудились его отец и брат. Говорят, что в качестве гонорара писатель попросил их освобождения, но к тому времени гонорар сдох от силикоза и был похоронен в одном из бесперспективных забоев – начальство использовало готовые дырки в земле заместо кладбища. Панфееву достались только деньги и Сталинская премия. Он долго пил, а потом сел за новый роман – о героических строителях соседнего Ахтарска.

Улица Коновалова начиналась от одноэтажного вокзала и шла через весь город с востока на запад. Вдоль улицы унылым караваном тянулись панельные пятиэтажки с чахлыми липами, выраставшими из чугунных решеток. Что-то удивило Черягу в облике города, и лишь проехав пол-улицы, он понял, в чем дело: ни на троттуаре, ни в скверике под домами, ни на проезжай части – нигде не было машин, и даже чернореченский трамвай, на котором он так любил кататься в детстве – даже трамвай прошел мимо него единственный раз, раскачиваясь и гремя облупленными железными боками.

Черяга остановил джип у дома с торцом, выложенным цветной мозаикой. На мозаике был изображены рабочий в шахтерской каске, девочка и солнце. Несколько лучей у солнца отвалились и лежали желтой пылью в скверике под домом.

Он поднялся на второй этаж, и через минуту позвонил в стальную дверь с сейфовым замком, установленную совсем недавно, судя по свежим порезам на стене. Это была квартира, в которой его брат последнее время жил вместе с Ольгой.

Дверь Ольга открыла без стука.

– О! Кто пришел! Дениска пришел, – сказала она.

Ольга была в коротком белом халатике и босиком. В руках у нее была бутылка водки. Ольга пошатнулась и хлопнула глазками.

Денис прошел в прихожую. Квартира была маленькая, однокомнатная, и в раскрытую дверь Денис видел чисто убранную кухню и пестрого попугая в клетке.