– Он заслужил! – крикнула я окружающей тьме. – Хрен вам, а не раскаянье! Верните меня туда, и я сделаю это снова!
Или мое видение длилось гораздо дольше, чем мне показалось, или подъем тут был слишком ранний, но Крорр явился за мной очень скоро. Очевидно, в темноте ликторы видели прекрасно, потому что он сначала внимательно изучил меня, прежде чем отстегнуть кандалы. Удивительно, но отчего-то мне пришло в голову, что сейчас от него не исходило флюидов прежней холодной враждебности, скорее любопытство и настороженность, будто он размышлял, как же я себя поведу в следующий момент.
– Есть что сказать мне, Войт? – спросил он без особого любопытства.
– Доброе утро, декурион Крорр, – проскрипела я, мечтая о глотке воды.
– А оно доброе? – хмыкнул он и неожиданно что-то поднес к моим сухим губам.
Инстинктивно я шарахнулась, заработав еще одно пристальное рассматривание с его стороны, а затем он сунул мне в руку бутылку. Не собираясь изображать никчемную сейчас гордость, я, кривясь и сопя, взяла ее в дико затекшую и едва-едва послушную конечность и жадно приложилась, выпив за раз треть.
– Не увлекайся, – проворчал командир, отобрал емкость, закрутил крышку и, как бы невзначай, поставил ее на пол у стены. – Так что, кошмары не одолели?
– Скорее уж на редкость приятные сны, – буркнула я.
– Хм… – вот и вся его реакция.
Он практически вытолкнул меня в коридор и жестом велел идти. Я послушалась и принялась на ходу махать и крутить руками, возвращая им полную чувствительность. Вообще-то, после нескольких часов неподвижности в таком положении я ожидала зверской боли и гораздо более долгого возвращения в норму, но, на удивление, пока мы достигли камеры Зенски, я уже чувствовала себя в полном порядке. В этот раз я без напоминания встала лицом к стене, пока Крорр отпирал дверь и протискивался освобождать озабоченного козла. Подумалось только, что наверняка кого-то такого здорового и габаритного, как наш командир, в этих каморках должны посещать приступы клаустрофобии. Если, конечно, драконьи ликторы в принципе подвержены хоть каким-то фобиям.
В камере особенно громко зазвякало, будто кто-то забился в оковах, и раздался нечленораздельный вопль, очень напоминающий тот отголосок, что я слышала ночью, а потом раздался рык Крылатого:
– А ну тихо!
Зенски вышел в коридор, шаркая, как старик, голова опущена, плечи поникшие, лицо чересчур бледное, и это не скрывало даже здешнее поганое освещение. Никаких вопросов ему Крорр не задавал и, как я понимаю, водичкой от щедрот своих тоже не снабдил. Это что-то значило? Если и да, то не стоит на этом зацикливаться.
Я пошла впереди, бывший хоккеист плелся следом, все так же подволакивая ноги, из-за чего наш командир постоянно его подгонял. К моменту, когда мы достигли общего зала, там уже выстроились вдоль стены оставшиеся члены нашей бронзовой группы, и точно так же собирались другие, подчиняясь командам своих начальников. Мы встали в строй, и тут один из парней случайно коснулся плечом Зенски, и тот, завопив как девчонка, шарахнулся от него. Замер, глядя дикими глазами и дыша взахлеб. И тут до меня дошло. Если в драконьем карцере действует какая-то магическая хренотень, вынуждающая испытать все то, что ты заставил пережить других или вроде того, то, выходит, ублюдок этой ночью был жестко оттрахан и унижен в своих видениях. Попробовал на своей поганой шкуре каждый мерзкий приемчик, которому подвергал своих жертв, после чего девчонки руки на себя накладывали. Считайте меня конченой сукой, но лучше прямо не придумаешь! Это даже вам не яйца в болтунью превратить. Не сдержавшись, я фыркнула, привлекая всеобщее внимание.
– Ну и как оно, Зенски? – хотелось спросить, злорадно ухмыляясь, приятно ли ощутить себя беспощадно отодранным, использованным и смешанным с дерьмом? Но провокация на агрессию у нас ведь тоже тут наказуемое деяние.
– Заткнись, тварь! – зашипел он на меня. – Только посмей сказать…
– Живо все за мной! – не дал договорить ему Крорр и с места сорвался на такой быстрый шаг, что нам пришлось бежать трусцой, чтобы поспевать за ним.
Спустя несколько минут мы дорысили до уже знакомого по вчерашнему прибытию двора, и пришлось щуриться и прикрывать глаза от косых и чрезмерно ярких после внутреннего полумрака лучей солнца. Как только глаза привыкли, я позволила себе секунду полюбоваться поразительной палитрой здешнего утреннего неба. После мутно-серых городских рассветов это буйство красок от густо-малинового до золотистого, с миллионом оттенков между было чем-то шокирующим. На самом деле, варежку раззявила не одна я. С десяток новобранцев из разных команд стояли, задрав головы, в то время как наши более исполнительные и практичные спутники быстро разбирали небольшие рюкзаки, сваленные кучей прямо на каменной плитке. Среди придурков вроде меня самой, неожиданно решивших проникнуться красотой момента, был и Тощий. Но при этом он все же отличался от нас, даже не смогла бы объяснить чем. Стоял, запрокинув голову, как тогда в душе, и его острый от такого положения кадык пару раз дернулся, будто он реально пил эти окутывающие его долговязую фигуру многоцветные световые потоки-ленты, жадно глотал их и одновременно впитывал всем телом, и смотрелось это поразительно гармонично, а совсем не глупо. Но продлилось всего несколько мгновений и, собственно, имело шансы мне вообще почудиться. Он всего лишь шею разминал с утра пораньше, а мне после ночных глюков еще и не то могло померещиться. Схватив рюкзак, в котором что-то увесисто булькало, я пошла за остальными к поджидающему нас транспорту. В этот раз нас не стали приковывать, просто ликторы повелительными жестами отсортировали «своих» от чужих, заставив разместиться группами, а сами встали между нами с каменными лицами, следя за порядком.
Летели мы около получаса и высадились в каком-то гребаном нигде, посреди целого моря ониксового песка. Поблескивающая и отливающая радугой гладь была впереди, сзади, справа и слева, и никаких чертовых ориентиров. Нас выгнали под уже начинающее хорошо греть солнце, и транспорт, не мешкая, поднялся и улетел, обдав нас целой тучей острых песчинок.
– Итак, новобранцы, – встал перед нами Крорр, в то время как остальные трое ликторов вели между собой какую-то светскую беседу, даже не глядя на подопечных, – с этого момента начинается первый этап ваших тренировок. Носить они будут пока общий характер для всех и направлены на повышения уровня вашей выносливости. Задача проще некуда – бежать отсюда и до обеда.
Уголок его рта чуть дернулся. Очевидно, Крылатый находил сказанное и самого себя забавным. Или ему так нравилось непонимающее выражение наших физиономий.
– Поясняю для интеллектуально ущербных: если хотите получить свой обед, то доберетесь до цитадели в установленное время, то есть к двум часам пополудни. Время рассчитывайте по положению солнца. Направление – строго на запад – тоже сверяйте по нему. Если опаздываете на обед, но хотите не быть сожранными местными пустынными тварями ночью, то доплететесь хотя бы до заката. Никого спасать, тянуть насильно мы не станем. Кому ближе роль покорной падали, тот ею и станет. Все понятно?
Раздался нестройный хор, подтверждающий, что хоть никого поставленная задача не обрадовала, но суть все поняли.
– Вопросы есть? – распахнул ликтор крылья и сам себе ответил: – Вопросов нет. Вперед!
Толпа ломанулась в ту сторону, где растворился в небе наш транспорт, я же, позволив им промчаться, спокойно пошла в быстром темпе. Ликторы замахали крыльями со странным глубоким посвистом, от которого, кажется, подскакивали все внутренности, и потихоньку набрали высоту. Через полчаса моего продвижения далеко в хвосте колонны бегущих придурков разрыв между мной и ими сократился, потому что появились выдохшиеся. Надзиратели кружили высоко в небе, похоже, наслаждаясь самим полетом и нисколько не озадачиваясь происходящим внизу. Хотя нет, я ошиблась. Бронзовый спикировал почти к самой земле, зависнув в метрах пяти от меня и опять устроив песчаный душ. Крорр, ты, мать твою, прямо милаха! Я так люблю скрип на зубах и резь в глазах.
