В европейском политическом лексиконе начала XX в. под экспансионизмом обычно понималось стремление государств к расширению сфер экономического и политического влияния, к территориальным захватам и мировому лидерству. Политические деятели и периодическая печать Англии, Германии и России обменивались взаимными упреками в экспансионизме и в проведении экспансионистской внешней политики. Общественное мнение европейских государств с интересом, тревогой и настороженностью следило за «мировой экспансией Британии на море и на суше», «французской колониальной экспансией» или «русской экспансией в Азии»[1].

Однако без преувеличения можно сказать, что особое внимание уделялось феномену «германского экспансионизма», конкретные проявления которого в конце XIX – начале XX в. были очевидны в германской внешней и внутренней политике, экономике, торговле. Экспансионистскими устремлениями Германской империи объясняли ее военную и морскую программы, ее участие в гонке вооружений. Именно обращение к повседневным фактам германской политической жизни давало предвзятым и непредвзятым посторонним наблюдателям самые веские основания для вывода о том, что экспансионизм стал реальным фактором международных отношений.

При этом термином «Великая Германия» оперировали все политические силы как внутри страны, так и в остальной Европе, вкладывая в него порой весьма различные значения.

Сумма идеологических и пропагандистских схем идеологов и практиков «Великой Германии» в нашем понимании обозначается в литературе термином «германский экспансионизм». В книге германский экспансионизм будет рассмотрен как единое общественное течение на всем протяжении его истории и выделен из того сложного общественно-политического комплекса, который представляли из себя разнообразные и часто противоречивые идейные движения в Германии накануне, в годы Первой мировой войны и после нее.

Принципиальное значение имеет, прежде всего, вычленение экспансионистской идеологии и наследия ее создателей из общего комплекса правоконсервативной, шовинистической и милитаристской пропаганды, типичной для Германии рубежа веков. Некоторые представители экспансионизма порой тяготели к левому и даже леворадикальному политическому крылу (Эрнст Ревентлов), многие обозначаются в литературе как «либеральные империалисты» (Пауль Рорбах), они могли быть профессорами и священниками, выступать с консервативных (Теодор Шиман) и христианско-социальных (Фридрих Науман) позиций и т. д. Но в любом случае их объединял общий идеал и схожее понимание путей его воплощения в жизнь – и именно это позволяет выделить экспансионизм в единое общественно-политическое течение: Великая Германия, великая прежде всего не в военном, политическом, территориальном или экономическом отношении, но главным образом – в духовном, культурном и моральном. Экспансионисты противопоставляли себя примитивной агрессивности Пангерманского, Флотского и других массовых политических союзов шовинистического толка, вели с ними непримиримую полемику, убеждая немцев в примате не силы, а духа. Даже пропагандируя создание «Срединной Европы», объединенной – естественно – под эгидой Германии, они настаивали на необходимости мирного процесса, основанного не на принуждении, а на внутренней убежденности в его целесообразности. В данном случае можно говорить о том, что экспансионизм опередил свое время – за привычной для предвоенного времени великогерманской терминологией стояли принципы, на которых во многом основывается современный Европейский союз.

Идея «Великой Германии» – важнейшее явление истории немецкой общественно-политической мысли XIX–XX вв. Редкое идейное направление вызывало столь разноречивые суждения. Встречающиеся в научной – но также и в художественной – литературе взаимоисключающие оценки идеи «Великой Германии» – следствие не только сложности темы и различия идейно-политических позиций исследователей. В их основе лежит и неодинаковое толкование самих понятий «Великая Германия» или «великогерманский». Изменение значения этих терминов в разные периоды их бытования – увлекательная страница истории развития политического дискурса, прежде всего немецкоязычного региона Центральной Европы, впоследствии отразившегося и в других языках.

В современном научном языке эти слова имеют как минимум три смысла. Изначальный, при этом наиболее расхожий и описанный в исторической литературе – «великогерманский путь», или «великогерманское решение Германского вопроса», – вариант объединения всех немецких государств и земель в единое государство с включением в него немецкоязычных территорий Австрийской империи. Активно обсуждавшийся и в итоге отвергнутый Франкфуртским национальным собранием 1848 г. и снятый с политической повестки дня вплоть до 30-х годов XX в. «малогерманским» объединением 1871 г.[2], он подразумевает, скорее, абстрактную теорию, более чем известную и имевшую немало сторонников, но в XIX в. никогда не выходившую за рамки во многом утопичных и несколько романтических построений национально-либеральной элиты[3].

Вторая трактовка – именно она укоренилась в публицистике и в массовом сознании – это получивший печальную известность «великогерманский шовинизм» нацистского периода. В политическом отношении аншлюс Австрии в 1938 г. и последовавшее переименование единого государства в Великую Германию (с 1943 г. официально – Великогерманская империя), казалось бы, воплотили в жизнь «великогерманское решение»[4]. Однако из его начального понимания – либерального, антиавторитарного, федералистского – оно превратилось в фактически противоположное – тоталитарное и жестко централистское. В результате со второй половины ХХ в. термины «Великая Германия» и «великогерманский» полностью себя дискредитировали, воспринимаясь как насильственный политический концепт, навязываемый Германией ее ближним и дальним соседям с помощью оружия и ассоциируясь в первую очередь с Третьим рейхом.

Настоящее исследование посвящено третьему основному пониманию термина «Великая Германия» – а именно идее, т. е. идеологии «Великой Германии» в той форме, в которой она была впервые четко сформулирована в конце XIX в., после чего легла в основу как внутренней политики германского государства на протяжении более полувека, так и внешнеполитических построений, приведших к обеим мировым войнам.

Хронологические рамки исследования определяются временем, когда экспансионизм сложился как достаточно стройная система воззрений, когда его идеи находили самый широкий отклик в немецком обществе. Нижняя граница отнесена к рубежу XIX–XX вв. Во многом это был переломный момент в истории Германии и всего мира, когда со всей очевидностью проявились тенденции империалистического развития. В пределах собственно истории германского экспансионизма к этому времени относится начало блестящей публицистической карьеры основных идеологов Великой Германии – П. Рорбаха и Э. Ревентлова, тогда начинается плодотворное сотрудничество университетского профессора истории Т. Шимана в периодической печати. Рубежной верхней гранью стали события лета 1914 г., когда мировая война, развязанная во многом благодаря усилиям идеологов и практиков экспансионизма, поставила перед ними новые пропагандистские задачи, уточнила и в значительной степени опровергла их прежние убеждения. Дальнейшая судьба германского экспансионизма, его идейная эволюция достойны быть предметом специального изучения.

Общественно-политические реалии межвоенного периода рассматриваются нами в контексте континуитета идеологии экспансионизма, его эволюции в сторону примитивного реваншизма и частичного сближения с агрессивной пропагандой национал-социалистов, несмотря на то что личные убеждения отдельных представителей экспансионизма привели их в лагерь противников гитлеровского режима.