– Постойте, уважаемые! - окликнул их тролль. - Вместе сходим.
Поколебавшись, Громобой кивнул. Несколько мгновений спустя троица исчезла в ночном лесу. Люди поднимались на ноги, настороженно оглядываясь по сторонам, с трудом разжимая затекшие на рукоятях мечей кулаки.
– Вот не было печали! - тысячник с зло пнул ни в чем не повинную телегу. - Теперь еще и тюремщиками стать пришлось! Все один к одному, как на ниточку нанизывается… - Он подхватил откатившуюся в сторону от огня тлеющую ветку и подошел к раненому орку - теперь уже пленнику. Тот хрипло дышал сквозь стиснутые зубы, вывернутые ноздри надувались как паруса, под полуприкрытыми веками виднелись белки закатившихся под лоб глаз. Неподалеку, привалившись к боку волка, посапывала Ольга. "Сильна же девчонка дрыхнуть!" - поразился Телевар. Волк приоткрыл один глаз, взглянул на Телевара и сладко зевнул. Тому вдруг показалось, что зверюга ухмыльнулась ему. Он ошарашено потряс головой, но волк уже снова дремал, уткнув морду в скрещенные лапы. Пожав плечами, Телевар отошел в сторону.
До возвращения разведчиков никто не сомкнул глаз. Те не показывались довольно долго, и Теомир нервно хватался за рукоять меча, вскакивал и начинал ходить из стороны в сторону, так что на него начинали шикать. В конце концов он привалился спиной к тележному колесу неподалеку от Ольги. Ему чудились тихо ползущие сквозь ночь орки с кинжалами в зубах, со всех сторон целящиеся в него из луков, он то казался себе маленьким и беззащитным, то вдруг становился могучим воином, без промаха разившим врагов на глазах у восхищенной девушки. Огромный орк с капающей с клыков пеной, красными горящими глазами и отблескивающим в смутном отсвете угольев ятаганом выпрыгнул из травы, бросился на него, замахнулся, ударил. Теомир волчком крутнулся в сторону, ударился затылком о что-то твердое и проснулся.
На востоке брезжила заря. Розовый краешек неба понемногу разгонял темноту, обозначая четкие, будто нарисованные верхушки деревьев. На западе еще виднелась Голубая звезда, утренний влажный холодок пробирал до костей. Где-то негромко свистнула ранняя пичуга. Теомир чихнул и с трудом поднялся на ноги. Болела затекшая за ночь спина. Все уже поднялись, хмурые невыспавшиеся люди бродили по лагерю, на костре ключом кипела вода. Ольга склонилась над орком, осторожно обтирая его лицо какой-то тряпкой. Тролль сидел неподалеку, водил оселком по лезвию длинного кинжала или короткого меча, казавшегося миниатюрным в его здоровой лапище. Рядом валялась огромная суковатая дубина, утыканная шипами. С уважением покосившись на нее, Теомир поздоровался с Ольгой, коротко кивнул троллю в знак приветствия - чешуйчатый гигант учтиво привстал, склонив голову в ответ - и отправился в ближайшие кустики. В утреннем полусвете было видно, что трава вокруг лагеря вытоптана тяжелыми орочьими сапогами. Вернувшись назад, Теомир ухватил кусок хлеба, но тут набежал тысячник и погнал его собирать разбредшихся за ночь лошадей.
Когда обоз двинулся дальше, солнце уже наполовину поднялось над горизонтом. Смотреть на огромный красноватый шар почему-то было приятно, и Теомир пялился на него, пока в глазах не заплясали оранжевые круги. Тролль легко шагал рядом с телегами, хотя обоз двигался по меньшей мере вдвое быстрее обычного пешехода. Его чудовищная дубина мирно покачивалась у него за спиной рядом с небольшой дорожной котомкой. Теомир краем глаза, чтобы не показаться неотесанной деревенщиной, рассмотрел неожиданного спутника. Впрочем, ничего такого, что не увидел накануне вечером, он не заметил. Огромный, на три головы выше Теомира и на полторы - здоровяка Громобоя, одет в зеленую рубаху и такие же зеленые, под цвет чешуйчатой шкуры, штаны, широко расставленные глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, выдающиеся вперед тяжелые челюсти с торчащими клыками… Обуви тролль не носил, по всей видимости, принципиально. Во всяком случае, не было похоже, что его плоские беспалые стопы знали башмаки. Волк мирно покачивался на телеге рядом с до сих пор бессознательным орком. Видимо, он вознамерился не оставлять хозяина ни на миг. Тележник Любоконь иногда подозрительно косился на него через плечо, но серый зверь с любопытством оглядывал окрестности, не обращая на возницу никакого внимания. Теомир глазел на него, пока не вспомнил кое-что из прошлой ночи. Он тронул бока коня шенкелями и нагнал Телевара.
– Господин темник, а господин темник! - затеребил он тысячника, угрюмо погруженного в свои мысли.
– Чего тебе, парень? - нехотя откликнулся тот. - Живот прихватило?
– Господин темник, а куда мы сейчас едем? - не обращая внимания на подковырку, спросил парень.
– Как куда? - удивился Телевар. - В Купчище, вестимо, куда и вчера ехали. А чего это мы куда-то свернуть должны?
– Ну, как же… - замялся Теомир. - Ночью вот про какой-то Га… Гах… Гашурум говорили. Ну, орка этого сородичам доставить… А еще этот Хлаш, ну, тролль который, про Тулибар говорил…
– Ах, это… - повел плечами тот. - Не Гашурум, а Гхаш-Курум, Торговый Город, значит, по-орочьи. По нашему - Купчище, а по-ихнему - Гхаш-Курум. А у троллей он Тхул-Д"зибар зовется, Город Базаров. Сами же горожане его Хамиром кличут, но это уже ничего не означает, просто название. А других городов, кроме Купчища да нашего Столеграда, здесь, почитай, на сотни верст окрест нет. Так, землепашские деревеньки…
– А, вон оно как, - разочарованно вздохнул Теомир. - Я-то думал… А когда мы до Купчища доберемся?
– Ну… - задумчиво пощипал бороду Телевар, - ежели ничего особенного более не случится, денька через три-четыре доедем. А что, устал уже в седле бултыхаться?
– Ничего я не устал, - обиженно буркнул Теомир. - Просто не терпится…
Волколаки атаковали, когда обоз почти проехал рощицу, длинным языком выступавшую от опушки Орочьего Леса. Сначала забеспокоился волк. Он вдруг вскочил, обернулся назад и глухо зарычал, напряженно покачиваясь на напружиненных ногах. Перепуганный Любоконь бросил вожжи и кубарем скатился с телеги, хватаясь за сулицу. Прочие тележники последовали его примеру. Верховые обнажили клинки. Обоз встал, и тут же взбесились кони. Оседланные животные храпели, яростно взрывая копытами землю, так что Всадники с трудом удерживались на них. Тягловые лошади ломали и выворачивали оглобли, прочие же рвали поводья, которые привязывали их к телегам, роняя на землю кровавую пену с рассеченных губ. И тут же на отряд обрушился вой.
Казалось, посмертная тоска всех ушедших водопадом изливалась на людей. В глазах темнело, руки бессильно опускались, роняя оружие, черный ужас пленил рассудок. Испарина покрывала лица, становилась трудно дышать. Низкий вибрирующий звук вкручивался во все поры парализованного страхом тела. Лошади уже не храпели, а сдавленно сипели, обессиленно опускаясь на колени, некоторые в корчах бились на земле. Солнце стремительно таяло в чернеющем небе, превращаясь в собственный призрак, исходя промозглым холодом, деревья превратились в скелеты, обвешанные сгнившими прямо на ветвях листьями. Вой сверлил уши, и казалось, что во всем мире не осталось ничего, кроме этого жуткого звука да еще предчувствия неминуемой страшной смерти и ужасающего посмертия.
Волколаки один за другим выходили из-за деревьев, охватывая обоз кольцом. Чудовищно огромные - раза в два выше в холке, чем совсем не маленький орочий волк, с кинжальными клыками в багровых пастях, с горящими безумным огнем глазами и клацающими на ходу о землю тупыми когтями, они не торопились. Еще ни одна жертва не уходила от них, парализованная их мрачной силой. Полуразумные, изредка они оставляли кого-то в живых - чтобы те разносили по свету свой страх, изгоняя из сердец слушателей сами помыслы о возможном сопротивлении. И выжившие передавали свой ужас другим, матери пугали непослушных детей безжалостной смертью от волколачьих зубов, и специально снаряженные отряды сорвиголов-охотников бежали со всех ног, едва заслышав этот вой. И сейчас незвери были уверены в легкой победе. Они могли рвать глотки беззащитным людям и животным, но не торопились, наслаждаясь каждым мгновением, что их жертвы корчились в судорогах ужаса.
