Доктор ей говорил, что припадков, возможно, никогда больше не будет.

В детстве она ими страдала, но потом долгое время ничего не было. До того ужасного дня…

Ее тетя называла эти конвульсии судорогами, которые бывают у детей, когда у них режутся зубы. Но врач назвал их по-другому и открыто сказал, что это за болезнь, решительно предупредив:

– Тебе нельзя работать с детьми. Это опасно.

Но она так дорого заплатила за обучение. Это была ее профессия. И свидетельство у нее есть. Работа хорошо оплачивалась. К тому же ей нравилось ухаживать за детьми. Уже год, как припадки не повторялись. Глупости все это. Доктор зря ее пугал.

И она решила написать в другое агентство и получила это место. Ей здесь нравилось, и ребенок был прелестный.

Гвинет уложила девочку в кроватку и спустилась вниз поужинать. Ночью она проснулась от какого-то тревожного ощущения, почти ужаса.

«Надо согреть себе молока, – подумала она. – Это меня успокоит».

Она зажгла спиртовку и понесла ее к столу возле окна. И вдруг рухнула на пол. Спиртовка упала, пламя растеклось по ковру и достигло края муслиновых занавесок.

Лаура неожиданно проснулась.

Ей снился сон, плохой сон, хотя подробностей его она не помнила. Кто-то ее преследовал… Но теперь она была дома, в безопасности, в своей постели.

Девочка нащупала лампу у кровати, включила свет, взглянула на свои часики. Двенадцать. Полночь.

Лаура села в постели. Выключать свет ей почему-то не хотелось. Она прислушалась. Раздавалось какое-то странное потрескивание. «Неужели грабители?» – подумала она. Как большинству детей, ей постоянно казалось, что в дом проникли грабители. Она встала, подошла к двери, приоткрыла ее и осторожно выглянула. На лестничной площадке было темно и тихо.

Но она уловила странный запах, будто запах дыма. Лаура подошла к двери, ведущей в помещение для прислуги, открыла ее, однако ничего не увидела. Перешла на другую сторону, где была дверь в небольшой коридор, а оттуда в детскую, открыла ее и в ужасе отшатнулась. Навстречу ей плыли клубы дыма.

– Пожар! В доме пожар! – закричала она и бросилась на половину прислуги. – Пожар! Мы горим!

Что происходило потом, Лаура помнила смутно. Этель побежала вниз к телефону, кухарка открыла дверь на другой стороне площадки и отпрянула под натиском дыма. Она успокаивала Лауру, приговаривая:

– Все будет хорошо. Приедут пожарные… вытащат их через окно, не волнуйся, детка.

Но Лаура понимала: ничего хорошего не будет.

Она была потрясена мыслью, что ее молитва услышана. Бог отреагировал, отреагировал быстро и с необъяснимой жестокостью. Какой ужасный способ Он избрал, чтобы взять ребенка на небо.

Кухарка потащила Лауру к лестнице:

– Пошли, мисс Лаура, не стой здесь… надо уходить из дома.

Но ведь няня и ребенок не могли выйти из дома. Они остались там, в детской. В западне.

Кухарка стала тяжело спускаться по лестнице, таща за собой Лауру. Но как только они вышли из двери на загон, где стояла Этель, и кухарка отпустила руку Лауры, та бросилась в дом и снова поднялась наверх. Опять открыла дверь на лестничной площадке. Из-за клубов дыма доносился надрывный плач.

В Лауре вдруг что-то ожило – душевное тепло, страстное желание спасти ребенка, это странное, необъяснимое чувство – любовь. Мысли были трезвые и ясные. Она где-то читала или слышала, что, спасая на пожаре людей, нужно смочить водой полотенце и завязать рот. Лаура побежала в свою комнату, намочила банную простыню, обернулась ею и бросилась в гущу дыма. Коридор уже был охвачен пламенем, рушились балки. Взрослый человек оценил бы степень риска и шансы на спасение. Но Лаура с неосознанной отвагой ребенка бесстрашно ринулась вперед. Ею владела только одна мысль – она должна добраться до девочки, должна ее спасти. Иначе ребенок сгорит. Лаура споткнулась о тело Гвинет, лежавшей без сознания, но не поняла, что это няня. Задыхаясь, хватая ртом воздух, кинулась к детской кроватке. Полог вокруг нее несколько задерживал дым.

Лаура выхватила малышку, прижала к себе под мокрым полотенцем. Спотыкаясь, побежала назад к двери. Но путь ей преградило пламя.

Лаура не растерялась. Есть же ход к водяному баку, мелькнула у нее мысль. Она нащупала дверь, проскочила к шаткой лесенке, которая вела на чердак, к баку. Однажды они с Чарльзом выбрались так на крышу. Если ей удастся проползти по крыше…

Прибыла пожарная машина, и две растерянные женщины в ночных рубашках кинулись к пожарным с криком:

– Ребенок… Там наверху… ребенок и няня!

Командир расчета присвистнул. Та сторона дома вся была охвачена огнем. «Им конец, – подумал он. – Живыми их не вытащить!»

– А остальные все вышли? – спросил он.

Кухарка оглянулась и вскрикнула:

– Лаура! Где мисс Лаура? Она же вышла со мной! Да где же она?

И тут вдруг один из пожарных окликнул командира:

– Эй, Джо, на крыше кто-то есть, с другой стороны. Давай, поднимай лестницу!

Несколько минут спустя они осторожно опустили на лужайку свою ношу – неузнаваемую Лауру, всю черную, с обожженными руками, в полубессознательном состоянии, но крепко прижимавшую к себе комочек человеческой плоти, чьи громкие протестующие вопли не оставляли сомнений в его живучести.

– Если бы не Лаура… – Анжела умолкла, пытаясь справиться с эмоциями. – Мы все узнали о нашей бедной няне, – продолжала она мгновение спустя. – Похоже, Гвинет страдала эпилепсией. Врач предупреждал, что ей нельзя работать няней, но она его не послушала. Она, наверное, уронила спиртовку, когда у нее начался припадок. Я все время чувствовала, что она что-то скрывает.

– Бедняжка, – сказал Фрэнклин, – за это она и поплатилась.

– А ребенок мог сгореть, если бы не Лаура! – возмущенно воскликнула Анжела. Безжалостная в своей материнской любви, она считала, что Гвинет Джоунс не имеет права на сострадание.

– С Лаурой уже все в порядке? – спросил мистер Болдок.

– Да. Она, конечно, пережила шок, и руки были обожжены, но не сильно. Доктор говорит, что скоро она поправится.

– Молодец Лаура! – восхищенно воскликнул мистер Болдок.

– А вы уверяли Артура, будто Лаура ревнует к малышке и способна причинить ей вред! – с негодованием набросилась на него Анжела. – Вот уж эти холостяки!

– Ладно, ладно, – миролюбиво сказал мистер Болдок. – Я не часто ошибаюсь. Но иногда мне это полезно.

– Пойдите взгляните на них.

Мистер Болдок повиновался. Младенец лежал на ковре перед камином, дрыгая ножками и издавая невнятные звуки.

Лаура сидела рядом. Руки ее были забинтованы. Обгоревшие ресницы придавали лицу комическое выражение. Она размахивала разноцветными колечками, стараясь привлечь внимание девочки. Услышав шаги, повернула голову.

– Привет, молодая леди, – сказал мистер Болдок. – Как ты? Говорят, ты настоящая героиня. Бесстрашно бросилась спасать ребенка.

Лаура взглянула на него и снова принялась потряхивать колечками.

– Как руки?

– Болели сильно, но мне их чем-то намазали, и сейчас уже лучше.

– Удивительная ты девочка, – сказал мистер Болдок, тяжело опускаясь в кресло. – То хочешь, чтобы кошка задушила твою маленькую сестренку, – да, да, хотела, меня не обманешь! – то вдруг лезешь на крышу, спасая ребенка с риском для собственной жизни.

– И все же я ее спасла. Она ни капельки не пострадала. – Лаура склонилась над сестренкой и пылко воскликнула: – Я никогда не дам ее в обиду, никогда! Буду заботиться о ней всю жизнь.

Брови Болдока медленно поползли вверх.

– Ты ее теперь любишь?

– Да! – с такой же горячностью отозвалась Лаура. – Люблю больше всего на свете!

Она повернула к нему лицо, и мистер Болдок был поражен. Ему показалось, будто перед ним раскрылся кокон. Лицо девочки, озаренное любовью, несмотря на отсутствие бровей и ресниц, было прекрасно.

– Вижу, – сказал мистер Болдок, – вижу… Только что будет дальше, интересно?