Запястье разболелось от бурного, хоть и короткого противостояния, но эльф не пожалел и не дал передышки — крепко взял девушку за локоть и толкнул к стене. Она только успела выбросить вперед руки и со шлепком ударилась о деревянные панели. Травмированная кисть под повязкой, казалось, раскрошилось на куски, ибо боль горячей струной прошла до самого плеча.

— Стой, — тихо пискнула ведьмачка, понимая, что еще один такой удар, и она потеряет сознание.

Вопреки ожиданиям следующее прикосновение оказалось обманчиво мягким и нежным. Прижавшись к стене, она чувствовала, как со спины ее обволакивает чужое тепло и прохладные пальцы ложатся на шею. Эльф аккуратно убрал растрепанные пепельные волосы с плеча и прошептал у самого уха:

— Cad esseath div meabharll, Zireael (2)? Мне показалось, она льется через край, когда ты набросилась на меня с кинжалом.

Цирилла ничего не ответила и тут же поплатилась за это — Эредин грубо вжал ее в стену, отчего ведьмачка неслабо ударилась щекой о гладкую деревянную поверхность. Руками он обхватил ее узкие плечи, а бедрами прижался к пояснице, надежно заключив девушку плен.

— Ну же. Почему ты молчишь? — зло прошипел он и еще сильнее вдавил в стену. Насилие возбуждало, и он не упустил возможности показать это.

Цири уперлась локтями в стену, в тщетной попытке оттолкнуть от себя короля, но это не дало результата — тот был гораздо сильнее и удерживал слишком крепко. Кроме того, бесполезная возня возле паха лишь возбуждала мужской голод.

Эредин не целовал её, не прикасался к нежной коже, такой по-юному шелковистой, созданной для пылких ласк, не пытался снять платье, даже не расстегнул собственный сюртук, не дотрагивался до ее налившейся груди, что, наперекор разуму, нуждалась в прикосновениях, совершенно естественно реагируя на близость с мужчиной.

То, что ей не удастся избежать изнасилования, Цири осознала довольно быстро, и даже смогла смириться с этим — она считала себя сильной личностью, способной на самопожертвование ради своей цели. Но, к большой неожиданности, оказалась слабой в другом аспекте. Где-то за бурей страха, ненависти и отчаяния, в душе проклюнулся тоненький стебелек — колючий и болезненный шип обиды. Обиды из-за того, что всё это происходит именно так.

Напрасно она боялась кровати. Ее возьмут стоя, у стены, подтвердив сравнение со скулящей сукой. Важно было лишь зачатие, а оно может произойти и без романтической атрибутики и прелюдии.

Вскоре она поняла, что догадкам суждено сбыться. Эльф подобрал подол платья и поднял до самой талии, оголив худые, изукрашенные ссадинами ноги. От стыда и холода они тут же покрылись мурашками. Эредин не обращал внимания ни на крупную дрожь, что сотрясала ее тело, ни на слабые попытки прикрыть наготу. Коленом он поправил ноги так, чтобы они были сведены вместе, ибо таким образом Цири становилась выше, и высокому Эредину проще было бы проникнуть в ее лоно. Затем рука надавила на позвоночник, и Цирилле пришлось прогнуться в спине, становясь ещё более беззащитной и открытой перед ним. Теперь у короля был прекрасный доступ к ее хрупкому, теплому телу.

Кожаный ремень прошелестел в его руке тихо, медная застежка клацнула, едва услышанная в шумном частом дыхании.

Если ведьмачка и думала, что готова к этому испытанию, то жестоко ошибалась. Когда эльф взял ее за бедра и одним толчком вошел в нее, сухую и неподатливую, она судорожно сморщилась от боли, а кисти ее рук, здоровой и поврежденной, свело напряжением. На красивых деревянных панелях прочертились борозды от ногтей. Ловя ртом воздух, она вцепилась в рукав черного сюртука в немой просьбе остановиться.

Эредин, конечно же, и не думал останавливаться. Сделав еще пару толчков — более уверенных и глубоких — он наклонился к Цири и прислонился своей холодной впалой щекой к ее — горячей, раскрасневшейся и мокрой от первых слез.

— Что не так, Zireael? В твоих «развратных картинках» всё было по-другому? — с издевкой прошептал он и наградил еще одним резким движением. Девушка не смогла нормально вдохнуть воздуха и произнести что-то в ответ. Глаза были мокрыми от унижения, в горле саднило от едва сдерживаемых всхлипов.

Вовсе и не ожидая от нее ответов, король переместил ладонь с её бедра на плоский живот и недовольно зацокал языком.

— И зачем ты так долго бегала от меня? Ты настолько исхудала, что я чувствую себя под твоей кожей, — его дыхание лишь немного сбилось, в голосе слышалась бархатная хрипотца, когда он сильнее надавил на низ живота — прямо на пульсирующий очаг тянущей тупой боли. Холодное прикосновение принесло крошечное облегчение.

Ее тело просто не могло быть готовым, чтобы без мук принимать его в себя. Это и близко не было похоже на первый дискомфорт, когда, например, ласковая и чуткая Мистле однажды зашла немного дальше и ловкими тонкими пальцами, погрузившись в нее, подарила ведьмачке необычное наслаждение.

— Я больше не могу, — вскоре жалобно прошептала она.

— Что не можешь?

Вместо того, чтобы немного замедлиться, Эредин сделал особенно резкий толчок, наполнил ее собой до отказа, едва не разрывая ее девственно узкие стенки. Цири вскрикнула. Громко и пугающе тонко. В наказание эльф сильно потянул ее за волосы, отчего спина выгнулась крутой дугой.

— Что не можешь? — повторил он, и голос теперь походил на рык, просачиваясь ядом в воспаленное сознание. Ослабевшая Цири, увлеченная звучанием низкого тембра, уже равнодушная к своим обидам и непрекращающимся мучениям, легла затылком на его плечо. Где-то на задворках рассудка промелькнула мысль, что король рассказал не о всех эффектах зелья. Но это больше не имело значения.

Казалось, у эльфа имелся неограниченный запас сил и выносливости — тот не сбивался, не останавливался, каждое движение делал четко и жестко, рушил все представления о боли и удовольствии, отнимал силы и заполнял порочной похотью.

Она чувствовала себя грязной. Липкой. Вымазанной своими скудными соками — доказательством нездорового удовольствия, что болезненно билось в ритм с жесткими толчками Эредина. Ладони вспотели и судорожно скользили по стене. Шея тоже была мокрой, маслянистый пот собирался каплями там, где в вырезе платья покачивалась белая девичья грудь.

Прикрыв глаза, Цири представляла грязь. Черную, смолянистую. На руках, на щеках, губах, услащенных горячим тяжелым дыханием эльфа. Грязь под его ладонью, что все еще лежала на теплом животе. Грязь на босых ногах. Грязь, оскверняющую ведьмачку изнутри — вынуждающую становиться на носочки и тянуться навстречу сладкой боли.

— Стоять… — сглотнув собравшуюся слюну, произнесла она. Удары внутри тела преждевременно выбивали воздух из лёгких, отчего говорить было чертовски сложно, — стоять… на ногах… не могу.

Эредин отрывисто прошипел, не контролируя себя, впился пальцами в мягкую кожу ее бедер. Границы реальности смылись для них двоих. С трепетом и ужасом она ощутила, как лоно отвечает на пульсирующую дрожь его плоти. Нет, она не испытала вместе с королем освобождение, но это ощущение понравилось. Понравилось быть испачканной Эредином и пресловутой грязью, в которой сегодня бесповоротно замаралась даже душа.

Он отпустил не сразу. Лишь спустя минуту покинул ее тело, оставив в нем тяжелое чувство пустоты. Однако оставался рядом, удовлетворенно наблюдая, как одинокая капля чудного бело-розоватого оттенка медленно сбежала вниз по ее бедру. Продолжал обнимать одной рукой. Другой вытирал уже высохшие давно слезы.

Цири не решалась пошевелиться. Одна лишь мысль владела ею полностью — это произошло. Последняя преграда рухнула между ними. Ведь даже будучи пойманной и заточенной в темнице, она оставалась относительно свободной, вольна была искать выход и строить план побега. Точно не известно, принесет ли плоды эта ночь, но пока она чувствовала себя сломанной и безвольной для новых инициатив.

Восстановив дыхание, эльф развернул ее к себе, но продолжал плотно прижимать к стене. Цири подняла голову и отрешенно посмотрела в ему глаза. Еще более пугающий и привлекательный, он приковывал к себе взор и не позволял отвернуться. Даже лицо у Эредина отличалось среди других Aen Elle — высокий лоб, особенно острые скулы, холодный пронзительный взгляд — как нельзя лучше соответствовали монарху древней воинственной расы.