Основанная девять лет назад, «Джилл» моментально завоевала популярность и задала новые стандарты в индустрии женских журналов. Сам журнал и его основательница стали одними из самых узнаваемых культурных икон последнего десятилетия. Я с нескрываемым удовольствием наблюдала за их развитием и процветанием с тех пор, как «Нестром» приобрел издание в 2001 г.

Уходя, Джилл может не беспокоиться за судьбу своего детища: оно в надежных руках. Хотя объемы рекламных площадей за последний год не претерпели значительных изменений, розничная продажа увеличилась на 17 %, и общий тираж теперь составляет 800 000 экземпляров — весьма убедительный рост по сравнению с изначальными четырьмястами тысячами.

Мы будем искать новый голос, способный донести суть «Джилл» и провозгласить начало новой эры. Имя преемницы будет оглашено в ближайшем будущем. Я же, тем временем, призываю всех пожелать Джилл успеха в ее новых начинаниях. Я знаю, что она достигнет успеха в любом деле, а потому наше прощание с нею так горько.

Эллен

Пока я читала это письмо, желудок мой сводило спазмами. Эллен, значит, сожалеет, а прощаться со мною ей горько? Вот же лживая сука.

Эмоции мои были на пределе, телефон раскалился докрасна, и я сочла за лучшее поскорее оттуда убраться. По «счастливому» стечению обстоятельств, в лифте я спускалась вместе с Майрой Черновой. «Отлично, — подумала я. — Теперь ее черед злорадствовать». Я собралась уже было нажать кнопку «открыть двери» и выйти, чтобы дождаться следующего, но мне элементарно не хватило сил.

Майра взглянула на меня. «Сейчас начнется», — подумала я.

— Удачи, — сказала она, сочувственно касаясь моей руки. — Теперь ты им покажешь.

Я улыбнулась. Впервые, наверное, дня за три. Какая ирония судьбы: улыбку на моем лице вызвала Майра Чернова.

— Спасибо, Майра, — сказала я. — Это для меня очень важно. — И я ей не солгала.

— Пожалуйста, — пробормотала Майра, прежде чем опять погрузиться в напряженное, враждебное молчание.

Приехав домой, я отключила телефон и рухнула в объятия Джоша, где и провела остаток дня.

В конце концов мне все-таки пришлось отчитаться перед прессой, и, выполняя обещание перед «Нестром», я держалась молодцом.

— Это было самое сложное решение в моей жизни, и мне, поверьте, очень, очень грустно, — из раза в раз повторяла я. — Я понимаю, что бросаю прекрасный коллектив и целый легион читательниц, но меня всегда угнетало однообразие и стагнация. На прощание я хочу поблагодарить своих сотрудников и читателей за их верность, доказанную на протяжении всех этих лет. — Каждое заявление для прессы неизбежно оканчивалось слезами. Иногда — ради красоты, иногда — от чистого сердца.

Репортеры всегда желали знать, буду ли я поддерживать связь с журналом после ухода. Я хотела им ответить, что связь с журналом у меня будет приблизительно такая: я с дикими воплями побегу к дверям и ни разу не оглянусь. Но я напяливала самую нарядную фальшивую улыбочку и продолжала трескотню: мое имя все равно будет появляться в выходных данных, и, возможно, я порой буду писать туда небольшие заметки.

— Как давно вы начали думать об уходе? — таким был еще один популярный вопрос.

— Мне поступали предложения, над которыми я размышляла в течение нескольких месяцев, — всегда отвечала я. — А теперь мне нужно время, чтобы взвесить все за и против и решить, какой дорогой двигаться дальше.

Все без устали строили догадки насчет моей преемницы и с удовольствием прикидывали, чем займусь я сама. Возможно, открою журнал для женщин бальзаковского возраста и назову его своим вторым именем? Это была любимая версия газетчиков. Но прежде чем я успела сообразить, чем же хочу заниматься, предложения посыпались лавиной, и мне пришлось даже нанять агента, который разгребал эти завалы. Книжки, ток-шоу, радиопрограммы — все, что угодно; одна спутниковая сеть даже предложила мне открыть собственный канал. Издатели — и Линн Стайн в том числе — уже начали борьбу за право издавать мой новый журнал, а один книгоиздатель соблазнял меня возможностью запустить целую книжную серию от моего имени. Одно утреннее шоу хотело заполучить меня в качестве продюсера, дабы я привлекла молодую аудиторию. От предложений реалити-шоу и вовсе отбоя не было. У меня голова пошла кругом. Но, главное, я могла больше не волноваться, что окажусь никому не нужной.

Но затем произошло нечто, что вселило в меня совсем уж колоссальную уверенность. Однажды утром я купила свежий «Уоллстрит Джорнал» и прочла заголовок их медиа-колонки:

50 % рекламодателей «Джилл» отказываются сотрудничать с журналом после ухода Джилл Уайт

В тот момент я испытала всю гамму эмоций: к примеру, радость за восстановленную справедливость. Но прежде всего — гордость. Это доказывало, насколько я нужна журналу. И никакой главный редактор не мог управлять «Джилл» просто потому, что никакой главный редактор не был Джилл. Думаю, в «Нестром» тоже наконец это поняли, и именно поэтому решение о моей замене далось им с большим трудом.

Преемница-шмеемница, но за следующие месяцы они, кажется, поняли, что означает термин «номинальный глава»: я все реже и реже появлялась в офисе. Это было для меня важно, потому что от «Джилл» меня надо было отучивать, как ребенка от соски. С течением времени я все больше смирялась с тем, что больше не буду там работать.

Как ни странно, первой уволилась Минди. Она открывала свой собственный бизнес — линию детской верхней одежды. И я была рада, что она наконец бросила свой неблагодарный труд и нашла себе занятие по душе.

Второй ушла моя мама, пусть она была лишь обозревателем в рубрике книг. Признаться, я даже немного обиделась на нее за нерасторопность. Но разумеется, сказала ей, что она может остаться: я-то понимала, как она нуждается в деньгах. Но мама лишь рассмеялась: «Меньше всего на свете я хочу, чтобы мое имя связывали с этим тонущим кораблем».

Спасибо, мама.

Если верить сплетням, люди, работавшие там с первого дня, стояли перед выбором: спастись бегством или отправиться на заклание. Независимо от обстоятельств, я до последнего защищала каждого из них и поклялась помочь им в поиске новой работы.

Я и опомниться не успела, как настало время собирать вещички. В тот день я села и, из соображений ностальгии, пролистала самый первый номер «Джилл» — тот, с Рори Беллмор на обложке. Я по-прежнему гордилась всем, чего я достигла, и никто не был в силах у меня это забрать. Я надеялась, что смогла повлиять на жизнь многих женщин во всем мире, и этого уже тоже нельзя было исправить.

Я прочла несколько последних писем от читательниц. Некоторые злились и обвиняли меня, что я бросаю их на произвол судьбы. Другие, напротив, стремились меня поддержать и говорили, что рады моим творческим поискам, учитывая, как изменился в последнее время журнал. Они считали, что я поступаю правильно, предпочтя уйти вместо того, чтобы продаться.

Вот за это я их и любила: они все были очень умны.

Заклеив последнюю коробку, сказав последние прощальные слова, погасив свет и прорвавшись сквозь последнюю толпу демонстрантов, я вышла из «Нестром-билдинг» с новой миссией: не делать ровным счетом ничего как можно дольше.

Потому что поначалу мне нужно было очиститься от «Джилл» — и лишь потом браться за преодоление новых преград.

Для начала мы с Сарой отправились в старый отель в Коннектикуте на минеральные источники. Наш распорядок дня целиком состоял из сеансов массажа, уроков йоги, чтения, еды и прочего пассивного отдыха. Плюс, разумеется, распитие одной бутылки шампанского за другой: таким образом мы праздновали публикацию первой книги Сары и моего последнего номера «Джилл».

Потом мы с Джошем посвятили немало времени волонтерской работе. Каждую неделю мы брались за что-то новое: то помогали варить супы для бездомных, то выгуливали собак из приютов, то убирали в парке, то ухаживали за пожилыми людьми в доме престарелых. Это очень помогало мне отвлечься от жалости к себе, а такой соблазн, признаюсь, возникал нередко.