Жену Траска мои слова насторожили и встревожили.

– Тогда вам надо к врачу.

– Я сам врач. Принимаю антибиотики. Сейчас мне нужно место, где отлежаться.

Новый искоса взгляд, на этот раз в глазах мелькнуло сомнение.

– Мне казалось, что вы сказали Эндрю, что вы судебный эксперт.

– Так и есть. – Я пожалел, что начал этот разговор. – Работал когда-то терапевтом.

– Видимо, не очень хорошим. С какой головой можно вот так, как вы, сидеть в мокрой одежде? Почему ничего не сказали?

Оглядываясь в прошлое, я не мог не согласиться, что свалял дурака, но сил продолжать разговор не осталось, и я повторил:

– Со мной все будет хорошо.

– Надеюсь. – Ее взгляд дал мне понять, что она вовсе в этом не уверена. – Ну вот, приехали.

«Лендровер» выскочил на засыпанную шлаком автостоянку, и жена Траска затянула ручник. Эллинг представлял собой небольшое каменное строение, выдающееся с берега протоки. Нижняя часть находилась в воде, линия на стенах отмечала самый высокий уровень прилива. Верхняя половина представляла собой одноэтажное здание на уровне берега с дверью и двумя маленькими окнами по бокам. Похоже на детскую картинку дома.

Жена Траска, прислонив коробку к стене, перебирала на большом кольце звякающие ключи и приговаривала:

– Куда же ты подевался.

Наконец нашла нужный и толкнула бедром дверь. Интерьер оказался неожиданным: никаких внутренних стен, единственное помещение оформлено наподобие студии, и в ней было намного светлее, чем я мог представить снаружи. Ничем не облицованные стены покрашены в белый цвет, свет проникал сквозь большое, выходящее на протоку арочное окно. С одной стороны зона кухни, с другой – диван и кресло у дровяной печки. Мебель в стиле скандинавской шестидесятых годов: простые линии, приглушенные тона. Почти весь покрытый лаком пол застилал красный ковер.

Все выглядело новым, еще не побывавшим в употреблении, и в воздухе по-прежнему витал легкий запах свежей краски. Помещение было хотя небольшим, но светлым и воздушным – вполне достойным оказаться на страницах толстых глянцевых туристических журналов. Траск сказал, что его восстановлением занимается жена, и она проделала хорошую работу.

Женщина поставила коробку на кухонный стол.

– Мы не предполагали принимать здесь гостей до начала сезона. – Говоря, она пощелкала выключателями, и из калорифера на стене потекла струя теплого воздуха. – Не все закончено, но вам будет удобно. Дровяная печка, если потребуется, тоже работает. Телевизора и вай-фая нет, но мобильный сигнал обычно ловится. Ванная вон там. – Она показала на дверь пристроенной в углу кабинки.

Я кивнул, но, на мой взгляд, чего-то все же недоставало.

– А где кровать?

Мне очень не хотелось спать на коротком диване.

Жена Траска подошла к отделанной грубо отесанными досками части стены, потянула за кожаный ремень, и конструкция, повернувшись, опустилась на пол и превратилась в кровать.

– Сейчас принесу из машины одеяла и постельное белье, – проговорила она без всякого энтузиазма. – А вы пока расслабьтесь.

Я не возражал и опустился в кресло у арочного окна. Несмотря на струю теплого воздуха из калорифера, муть в голове и дрожь не унимались. Меня знобило, все тело болело, и я чувствовал жуткую слабость. Уровень прилива в протоке стал значительно ниже. Насколько хватало глаз, снаружи были только поля, дюны и вода. Я начал сомневаться, правильно ли поступил, что не стал искать гостиницу. Если мое состояние ухудшится, помощь придет не скоро. Здесь мне приходится надеяться только на себя.

Но я к этому привык.

Когда жена Траска вернулась, я попытался подняться на ноги, но она отмахнулась от моей помощи.

– Не вставайте. – Она даже улыбнулась. Как-то напряженно, но все-таки улыбнулась. – Лучше сидите, а то еще упадете.

В ее словах была правда. Быстро застелив кровать, она распрямилась и осмотрелась.

– Кажется, все. Я оставляю вам чай, кофе, немного супа и какие-то мелочи, чтобы вы не голодали. Если нужно что-нибудь еще, говорите.

– Нет, спасибо. – Я хотел только одного: чтобы она поскорее ушла и я мог рухнуть на кровать.

– Я возьму ваши ботинки. У нас есть сушильное помещение, поставим их туда. Завтра их вам кто-нибудь занесет. – Она с сомнением посмотрела на меня. – Вы уверены, что с вами все в порядке?

– Не беспокойтесь.

– Я запишу вам мой номер телефона на случай… Ну, просто на всякий случай. – Она черкнула номер на страничке извлеченного из кухонного шкафчика блокнота и протянула мне. – Хотите, я позвоню и сообщу, что вы у нас? Вашей жене или кому-нибудь еще?

– Не надо. Но все равно спасибо.

Она собралась уходить, но на пороге замялась.

– Простите, что повела себя так с вами. Странный выдался день. Эмоции зашкаливали. У всех у нас.

Если бы не моя болезнь, я бы заинтересовался, что она имела в виду, но теперь мне было не до этого.

– Все нормально. Я ценю, что вы и ваш муж для меня сделали.

– Мой муж? – Она озадаченно посмотрела на меня, но в следующее мгновение поняла мою ошибку, и ее лицо прояснилось. – Вы имеете в виду Эндрю?

– Извините… я решил…

– Энрю мне не муж. Он мой шурин.

Ее щеки вспыхнули. Я силился подыскать какие-то слова, но она уже взялась за ручку двери.

– Позвоните, если что-то понадобится. – Она ушла, больше на меня не взглянув.

Дверь за ней закрылась. Я посмотрел на листок из блокнота в моей руке, заранее зная, что там написано. Над цифрами петлеобразными буквами было выведено ее имя.

Рэйчел Дерби.

На следующее утро меня разбудили крики чаек. Вырвавшие из глубокого сна хриплые вопли были настолько громкими, что казалось, птицы находятся в той же комнате, что я. За веками светилась легкая белизна, что было странно, поскольку я сплю с закрытыми шторами. Мне не хотелось вставать, и я попытался не обращать внимания, но все-таки открыл глаза и уставился в незнакомый остроконечный в середине незнакомый потолок с белыми балками перекрытия. Я понятия не имел, где нахожусь, но затем вспомнил.

Все-таки пока еще живой.

Я еще немного полежал, уютно согревшись под одеялом. Спешки вставать не было, и я, старательно оценив свое состояние, решил, что чувствую себя лучше. Намного лучше.

И голоден.

Добрый знак. Вечером я почти ничего не ел. После того, как Рэйчел Дерби ушла, я подумал, не принять ли душ, но сил на это не хватило. Проглотил пару таблеток парацетамола, чтобы сбить температуру, открыл консервированный томатный суп и, пока стягивал с себя все еще мокрые брюки, подогрел его на электрической варочной панели. Съел, сколько мог, но так сильно дрожал, что ложка бренчала, колотясь о чашку.

Аппетита не было, и большая часть супа осталась нетронутой. Я улегся на кровать и натянул на себя одеяло. Каждый приступ озноба вызывал сомнения: не случилось ли так, что в этот полный неправильных решений день решение отказаться от больницы оказалось роковым. Несколько часов я словно в лихорадке дремал, но в какой-то момент провалился в настоящий сон.

Взглянув на часы, я обнаружил, что перевалило за десять. Глядел на деревянные балки над головой и слушал, как птицы царапают ногами по крыше. Не удивительно, что у меня сложилось впечатление, что они рядом, – практически так и было. Источник другого звука я определил не сразу. Я находился на верхнем этаже эллинга, под которым располагался док. Наступило, по-видимому, время прилива, и под досками пола раздавался негромкий плеск воды.

Я осторожно сел, спустил ноги с кровати и, выждав несколько мгновений, встал. Чувствовал себя измочаленным, но гораздо лучше, чем накануне. Следовательно, моя болезнь не результат постпленэктомического сепсиса, а какой-то недолговечный вирус, с которым справился антибиотик или моя иммунная система. Если не перенапрягаться, через день-другой я приду в себя.

И вот я проголодался. И, поведя носом, почувствовал, что мне срочно необходимо встать под душ. Как бы ни хотелось есть, я получу от пищи двойное удовольствие, если примусь за нее чистым. Ванная была миниатюрной, но спланирована так же хорошо, как все остальное в студии. Я стоял под горячими иглами воды, наслаждаясь каждым уколом. Чистый и выбритый, я переоделся в то, что захватил для вечеринки у Джейсона и Анжи. Затем принялся изучать, что у меня есть на завтрак.