После глубоких размышлений письмо Профессора жене вышло таким:
«Любимая!
В нашем законодательстве есть правовая концепция, которая подразумевает использование такого понятия, как право на самозащиту или право на самооборону… Вот и я пишу тебе это письмо, чтобы объяснить, что сейчас попал именно в такое положение. Несмотря на то, что для тебя все выглядело как обычно, я находился в состоянии пожирающего меня беспокойства, которое в последнее время усилилось и стало абсолютно невыносимым. Это никак не связано с тобой, моим отношением к тебе. Я люблю тебя как прежде, но, к сожалению, я должен попрощаться с этой жизнью и отправиться в другую страну. Я хочу, чтобы ты меня правильно поняла. Это не мой выбор, я вынужден защищаться. Если я этого не сделаю, то в один день не смогу больше жить. Или погибну, или совершу самоубийство. Есть только два варианта, и я выбираю право жить. Все мое естество расшатано до основания. Чтобы я мог дышать, мне необходимо переселиться в другое место, я должен остаться наедине с самим собой. Надеюсь на твое понимание. Не ищи меня; я отправляюсь в дальнее путешествие. Если в один прекрасный день я смогу победить это ужасное чувство, я позвоню тебе.
До свидания, любимая.
Ирфан».
Он очень хорошо представлял, насколько расстроит Айсель его письмо. Он смотрел на послание, еще не ушедшее с экрана компьютера, и понимал, как низко падет он в глазах всех – от домашней обслуги, водителей, рабочих до родственников и друзей. Каждый будет считать себя вправе предъявить ему счет. Он почувствовал, что эти мысли выбивают его из себя, и, испугавшись, что даст слабину и откажется от принятого решения, быстро нажал на кнопку «отправить». Письмо ушло, и теперь у Профессора не было возможности изменить принятое решение.
Он вышел из университета и, оставив свою машину на парковке, поехал в банк на такси. Еще раньше, утром, первым делом он позвонил в банк и попросил управляющую его счетом госпожу Нюкхет снять все деньги.
– Однако до срока выплаты осталась еще целая неделя. Вы много потеряете, – предупредила госпожа Нюкхет.
– Пускай, – ответил Профессор. – Подготовьте семьдесят две тысячи долларов. Я зайду сразу перед обедом и заберу.
Он знал, что если согласится ждать срока выплаты, то может потерять намного больше.
Засада и хохот
Они ждали, спрятавшись в ущелье за скалой.
Неожиданно потеплело, зарядивший дождь, который пришел на смену мокрому снегу, никого не обрадовал: все очень хорошо знали, что значит оставаться целую ночь под открытым небом. Сколько ни старайся, сколько ни заворачивайся в нейлоновую накидку, а дождь непременно проникнет внутрь, и вся теплая одежда, в которую ты старательно обряжался, надеясь согреться, станет мокрой и предательски холодной. Ледяная вода хлюпала в ботинках, шерстяные носки мокли насквозь, пальцы ног немели от холода…
Но для засады такая погода была идеальной. Ночная мгла укутала горы, а льющий как из ведра дождь должен был затруднить положение направляющихся сюда боевиков РПК.
Чтобы не был виден огонь, Селахатдин курил, прячась под одеялом. Это было очень опасное занятие. Он подвергал опасности всю группу. Было дело, один из их товарищей тоже вот так курил под одеялом и был убит из-за маленького проблеска огня. Боевики не должны засечь ночную засаду, не должны предупредить своих о ней! Иначе они понесут большие потери. Джемаль выхватил сигарету у Селахатдина, потушил ее. Его лицо было настолько серьезным, что Селахатдин промолчал.
Джемаль страстно желал, чтобы Мемо со своей группой угодил в выставленную только что засаду, чтобы весь отряд повстанцев был ликвидирован. Мемо уже не был для Джемаля другом, он смотрел на него, как на кровожадного врага, убивающего его товарищей.
На Мемо он злился больше, чем на других, и хотел бы лично казнить его, выпустив в него пулю. Среди воевавших против них людей самым ненавистным для Джемаля, самым заклятым врагом был Мемо. Однажды, когда Джемаля переполняло это странное и жуткое чувство, он сказал Селахатдину: «Что делает с человеком страх смерти!» Джемаль думал, что уже привык к страху, но, как оказалось, к этому привыкнуть было невозможно. Днем и ночью ждать, что в любую секунду тебе в глаз вонзится пуля, выпущенная снайпером, вздрагивать, делая шаг, от страха наступить на мину и быть разорванным в клочья – это поселилось в подсознании, и это не могла пересилить даже десятилетняя дружба.
Джемаль знал, что Мемо стал искусным стрелком еще подростком, когда стал ходить на охоту за куропатками. Ружье в его руках было не просто инструментом, а частью его тела. Мемо мог воспользоваться им мгновенно: выстрел – и дичь падает!
Джемаль был безумно зол. В жизни он не испытывал ни к кому такую ненависть, как к бывшему другу! Потому что ствол оружия, с которым тот охотился на куропаток и зайцев, теперь был направлен против него и его товарищей. На погранзаставе, на открытой местности, в засаде – он постоянно ощущал этот направленный на него ствол.
Мемо поднялся на вершину горы и оттуда одного за другим отстреливал всех их. На привале, открыв маленькие двухсотграммовые консервные банки, они торопливо ели холодную пищу – и ожидали пули; пили наполовину замерзшую воду – и не могли избавиться от мысли, что в любой момент может прилететь ракета. Оттого, что они целыми днями питались только твердой пищей, они постоянно страдали запорами и, присев на корточки посреди поля, испражняясь калом с кровью, дрожали от ужаса в ожидании смерти. Изредка на разведенном небольшом огне они пытались согреть воду, чтобы хоть как-то смягчить свой кишечник, снимали со спины свернутую скатку и растягивались на тонких поролоновых ковриках прямо на голой земле. Они не могли избавиться от мысли, что в этих горах от смерти спастись нельзя.
Некоторые солдаты лучше приспособились к ожиданию смерти и не трепетали перед боем. Они говорили: «Будь что будет! Чем ждать, как бараны, смерти в этих горах, лучше уж вернуться домой в гробу, покрытом флагом со звездой и полумесяцем».
Джемаль знал, что смерть исходит от Мемо. Он с горечью думал о том, что в золотые дни их юности и представить себе не мог, что в будущем станет целью для ружья Мемо, подобно куропатке на охоте. Десятки ночей они просиживали вместе до утра, ели в гостях друг у друга и по-юношески то и дело влюблялись в девушек.
А сейчас они хотят друг друга убить.
Джемаль чувствовал, что от бешенства даже не может вздохнуть полной грудью. Он думал, как спастись. Скоро он встретит Мемо и с полным правом накажет его, а винтовку вырвет из его рук и разнесет вдребезги, чтобы тот больше не мог стрелять. «Собака! – прошипел Джемаль. – Взбесившийся убийца друзей, неверный пес!»
С тяжелыми пулеметами, гранатами, ракетами, винтовками G3 они удерживали занятую позицию; тянулись часы, однако боевики РПК не появлялись.
В таких засадах никто не мог заснуть, каждую минуту надо быть настороже. Члены группы не переговаривались, даже шепотом. Джемаль хорошо знал мысли и мечты, в которые погружался в такие моменты каждый… И он так был сосредоточен на Мемо, что словно наяву видел его перед собой. Его сердце колотилось, но когда разум возвращался к нему, то он давал себе отчет в том, что находится где-то посредине между сном и бодрствованием. Этой ночью нельзя было совершить никакой ошибки, никакого необдуманного поступка. При мысли об ошибке, ему вспомнился один футбольный матч с Мемо в селе, на котором были допущены многие ошибки и совершены многие глупости…
Ему вспомнилась площадка рядом с гаражом, где они, задорно переругиваясь, засчитывая и не засчитывая голы, рубились в футбол, обливаясь потом. Один раз они хотели непременно победить команду соперников из соседнего села, и Джемаль, чтобы обеспечить успех, придумал пойти к ходже и попросить его написать амулет, чтобы защитить команду от проигрыша. Ходжа написал амулет и закопал в землю перед воротами. В первом тайме все чувствовали себя окрыленными от радости, потому что даже самые мощные броски попадали не в ворота, а в стойку, или же, отбитые вратарем, улетали на трибуны. Они очень верили в ходжу и силу амулета. Им и в голову не пришло подумать о перерыве между таймами. Перед тем, как выйти на поле, они с ужасом осознали, что команды поменялись местами и ворота, перед которыми был зарыт амулет, стали воротами команды соперников. Как они могли забить гол через ими же заложенный амулет?! Во втором тайме им забили три гола, и теперь уже их удары попадали в стойку, отбивались вратарем или, словно птицы, улетали за пределы поля. После поражения в матче Мемо сказал Джемалю: «Идиот! Ты всех нас подвел. Если уж ты додумался написать амулет, почему не учел, что ворота поменяют?!»
