Комиссар кивает с таким видом, дескать, если экспериментальный, тогда да, посмотрим.

В этот момент мы как раз завершаем циркуляцию, занимая место мателота перед десантными кораблями. Мне кажется, что в Стрелецкой бухте на погрузке им будет тесновато. Тем более что части, которые они должны принять на борт, пока еще находятся в самом Севастополе. Конечно, смущает Андреевский флаг. Но тут же рядом со мной стоит товарищ Берия, как раз специалист по скользким политическим вопросам. Может, товарищ Сталин посвятил его в свой замысел насчет эскадры под Андреевским флагом?

– Лаврентий Павлович, разрешите вас на минутку, – я отвожу его в сторону и кратко излагаю свой вопрос. Времени у нас совершенно нет – от Херсонеса до Стрелецкой бухты всего минут десять ходу.

Нарком дел внутренних, а теперь, как я полагаю, и потусторонних, на минуту застывает в раздумье.

– Николай Герасимович, если для пользы дела надо ввести десантные корабли в Севастополь – вводите. Андреевский флаг при этом спускать, разумеется, не нужно. Как я понимаю, для военных моряков это большое унижение. Насколько я знаю, товарищ Сталин имеет планы большой политической игры, в которой Андреевскому флагу над этими кораблями будет уделена большая роль. Как, собственно, и погонам на плечах товарищей офицеров.

Одним словом, хватит прятаться по углам. Если товарищу Сталину надо, чтобы в Севастополе были замечены корабли под Андреевским флагом, то их заметят. И при этом без всякой лишней нарочитости, строго и по делу. Командуйте, товарищ народный комиссар Военно-морского флота, если товарищ Сталин спросит, скажите, что я санкционировал.

Используя такое маленькое и такое удобное радио потомков, удалось очень быстро утрясти изменения планов. Я представляю, в какую неразбериху вылилось бы изменение места погрузки при наших способах связи. Но все прошло крайне удачно. Когда корабли только-только швартовались у причальной стенки на Корабельной стороне, первый из тех свежих стрелковых батальонов, что недавно прибыли с Кавказа, уже маршировал к месту погрузки вдоль набережной. Пока они там грузились, «Ташкент» встал на якорь ровно посредине Северной бухты, неподалеку от плавучей зенитной батареи номер три. Наши шутники называли ее «Коломбиной», или «Не тронь меня».

Тем временем товарища Берия одолело любопытство относительно погрузки войск на БДК. Взяв на «Ташкенте» командирский катер, он отправился к месту погрузки. И не зря.

Хоть было и темно, но Андреевский флаг был замечен и вызвал некоторое смущение в умах. Еще немного, и вместо погрузки на корабли на берегу мог вспыхнуть стихийный митинг, как в 1918 году. И тут в бурлящей толпе появляется разъяренный Лаврентий Палыч с его знаменитым пенсне.

Еще через десять минут туда же влетел на полуторке капитан Осадчий и опергруппа Севастопольского УНКВД. А им все равно, какие там флаги – с синим косым Андреевским крестом или с черепом и костями. Есть приказ наркома – обеспечить погрузку, они ее обеспечат.

Кстати, оказывается, не только мне контр-адмирал Ларионов вручил компактную рацию. Или это постаралась полковник Антонова, снабдив Берию связью, так сказать, как своего нынешнего наркома. Ведь в нашем времени их Служба внешней разведки проходит именно по ведомству НКВД, как его Первое главное управление.

Пока Лаврентий Павлович геройствовал на берегу, я сел в уголке, открыл ту папку, которую мне передал товарищ Ларионов, и начал думать. Мне не давала покоя мысль, пришедшая во время рассказа товарищу Ерошенко о БПК «Североморск». Есть время подумать о дне завтрашнем.

Там, в приполярных водах СССР, ведет бой с противником очень тяжелый и ответственный фронт. Там отчаянно нужна помощь. Я отложил в сторону несколько листков и закрыл папку. У меня получилась группа надводных кораблей из БПК «Североморск», СКР «Ярослав Мудрый», СКР «Сметливый», танкера «Дубна». Я закрыл глаза, задумавшись. «Алросе» и «Северодвинску» тоже в Черном море делать нечего. Их путь будет лежать туда же – на север. И если «Северодвинск», пройдя Проливы, становится свободен, как птица, то «Алроса» должна будет идти вместе с группой надводных кораблей.

Или, может быть, лучше выйти в Средиземное море заранее, например, под прикрытием группы наших торговых кораблей, направляющихся на Дальний Восток. И уже в Атлантике встретиться с основной группировкой для дозаправки.

Эту идею еще надо будет пробивать у товарища Сталина, а потом и через турецкое правительство. Но совершенно очевидно – то, что в прошлом наших потомков происходило с Арктическими конвоями, не должно повториться в нашей истории. Головорезы Деница должны от всей нашей широкой души получить по зубам. Что делать со стервятниками Геринга, мы с Виктором Сергеевичем уже знаем. Нужен один аэродром подскока под Мурманском, только один…

Но этот вопрос мы решим чуть позже. Ведь, по словам товарищей потомков, положение там осложнится только ближе к лету.

8 января 1942 года, 08:25.

На траверзе Ялты. Лидер «Ташкент»

Капитан 2-го ранга Василий Николаевич Ерошенко

Объединенный флот грозовой тучей навис над ялтинской группировкой немцев. Даже без всяких приказов я перестал чему-либо удивляться. Корабли, корабли, корабли… Корабли под флагами РККФ и боевым Андреевским флагом бывшей Российской империи. Но стволы их орудий направлены не друг на друга, а на берег, где окопался враг. Совершеннейшее смешение эпох и стилей.

Из-под Феодосии сюда пришло наследие былой эпохи – линкор «Парижская Коммуна», в девичестве «Севастополь», заложенный еще в 1909 году, заслуженный ветеран еще дореволюционной постройки. Такой же привет из прошлого и его напарник – крейсер «Красный Крым», заложенный как «Светлана» в 1913 году. Из Севастополя подошли корабли предвоенной постройки: наш лидер «Ташкент» и крейсер «Молотов».

А вот из Евпатории пришли корабли, которых еще четыре дня назад в природе не было и быть не могло. Построенные в конце XX века – да-да, я не сошел с ума, именно так. Николай Герасимович, разговаривая с каким-то контр-адмиралом Ларионовым по карманной рации, проговорился. Да и сама эта рация, которая меньше пачки папирос, а дает устойчивую связь на десяток миль, вызывает оторопь.

Правда, впоследствии товарищ Кузнецов «успокоил» меня, сказав, что такая дальность возможна только при связи маленького аппарата и большой станции с антенной на высокой мачте. Если карманные радиостанции связываются между собой, то расстояние выходит меньше, всего одна-две мили. Но главное-то, суть не в этом, а в том, что вместе с нами против фашистов воюют наши потомки, кому внуки, а кому и правнуки. И как воюют!

За три дня сплошных боев вместе с нашими товарищами оставили от 11-й немецкой армии только жалкий огрызок – Ялтинскую группировку, ликвидировать которую мы и должны совместными усилиями армии и флота. Но больше всего меня и моего комиссара удивил Андреевский флаг над кораблями потомков. Особенно был потерян мой Григорий Андреевич: ведь получается, что вся его комиссарская работа… как бы это сказать помягче… Тяжело выходит.

А что ему краснофлотцам говорить, они же ждут его слов. И тут товарищ Берия показал себя с неожиданной стороны:

– Вы, товарищ Коновалов, не волнуйтесь, спокойно делайте свое дело. И не переживайте за товарищей потомков – они сражаются с фашизмом так яростно потому, что понимают – что потеряли с гибелью СССР.

Ни мы, ни они не намерены допустить повторения той истории. Это наши люди, товарищ Коновалов, на сто пятьдесят процентов наши. В отличие от некоторых, которые только прикидываются нашими товарищами, а на самом деле в любой момент готовы ударить нам в спину.

А потом нам стало не до разговоров: отпущенное ультиматумом время истекло. Орудия «Парижской Коммуны», «Молотова», «Красного Крыма», «Ташкента» издали громовой рев. Ликвидация Ялтинской группировки немецких войск началась.

Первый залп своими чемоданами «Парижская Коммуна» сделала по отелю «Бристоль», в котором, по данным нашей разведки, располагался штаб 72-й пехотной дивизии. Ее командир, сумевший вывести дивизию в относительном порядке от Балаклавы, собрал вокруг себя разрозненные немецкие и румынские части и организовал бешеное сопротивление нашим войскам. По словам адмирала Кузнецова, именно там расположена радиостанция, которая уже второй час призывает на наши головы кары земные и небесные – то есть самолеты люфтваффе.