И нам тоже надо поступить как-то так. Не отрицать преемственность с Российской империей, а, наоборот, особо подчеркивать ее. При этом необходимо акцентировать те моменты, которые потребовали смену общественной формации. СССР на порядок мощнее своей царской предшественницы, а значит, является суперимперией. Наш народ в своем большинстве согласен терпеть некоторые бытовые неудобства, лишь бы жить в государстве, которым можно гордиться. Все, товарищ Сталин, не знаю, что еще можно сказать на эту тему.

– Хорошо, товарищ Бережной, мы вас прекрасно поняли. – Верховный Главнокомандующий посмотрел на часы. – Последний вопрос. Как вы считаете, что надо сделать, чтобы не повторилась так называемая Холодная война?

– Товарищ Сталин, в тот раз СССР оказался в окружении американских военных баз. Южная Корея и Япония – на востоке, Германия, Италия, Голландия, Бельгия, Дания, Норвегия, Англия – на западе. С юга – Пакистан, Иран, Турция. Неразумная политика ваших преемников сделала враждебным коммунистический Китай. Это – с военной точки зрения.

В экономике американцы, заключив Бреттон-Вудское соглашение, получили под свой контроль четыре пятых всего мирового производства. Даже в самом лучшем 1975 году производство в СССР и странах соцлагеря составляло около пятидесяти пяти процентов от производства США и около двадцати процентов от мирового. Я человек военный и могу сказать только одно, лучшее ПВО – это наши танки на их аэродромах. Чтобы избежать угрозы, мы должны включить окраины Евразии в состав СССР. Тем самым мы убьем двух зайцев – лишим американскую военщину плацдармов для разжигания войны и обеспечим экономический паритет между системами.

Сталин бросил на меня быстрый взгляд.

– Вы считаете, что это возможно с военной точки зрения?

– Да, товарищ Сталин, я так считаю. В нашей истории Красная Армия в основном проводила операции не на окружение и уничтожение, а на вытеснение противника с советской территории. В противоположность ей вермахт с самого начала вел войну на уничтожение, стремясь окружить советские войска и принудить их к капитуляции. Вы помните, что при такой тактике немецких войск осталось от нашей армии мирного времени примерно к середине октября? Это когда вы сказали советским генералам, что они просрали СССР. Помните?

– Помню, – угрюмо сказал Сталин и посмотрел на меня. – Так вы предлагаете нам обернуть немецкую тактику против самих же немцев?

Я кивнул.

– Товарищ Сталин, мы не просто предлагаем. Операция «Полынь», как и освобождение Крыма, были целиком и полностью скомпонованы из немецкой доктрины мобильной войны. Это же касается планируемой «Молнии». Ни один немецкий солдат не должен вернуться в Европу иначе, чем отработав десять лет на лесоповале. Тогда мы на фронте задолго до сорок пятого года увидим немецких стариков и подростков из фольксштурма. Да и война кончится гораздо быстрее. Надо только правильно соразмерять силы и ловить немцев на фланговых контрударах.

– Мы вас поняли, – Сталин встал и прошелся по кабинету, – вы считаете, что Гвардейский мехкорпус осназа – это подходящий инструмент для подобных операций, но одного мехкорпуса мало… Нужно два, три или четыре, как у немцев.

Я тоже встал.

– На первом этапе предлагаю переформировать в рейдовый мехкорпус 1-ю гвардейскую танковую бригаду Катукова.

– Хорошо, товарищ Бережной, – Сталин пожал мне руку, – мы обдумаем ваши слова.

3 февраля 1942 года, полдень.

Атлантический океан, сто миль на траверзе Лиссабона

Боевая рубка линкора флота его величества «Родней»

Атлантика сегодня явно была не в духе. Еще с вечера погода начала портиться, а ночью разыгрался самый настоящий шторм. Огромный линкор мотало на волне, как миноносец, на которых сэру Эндрю Брауну Каннингему довелось послужить в прошлом. Но хуже всего было то, что ночью воздушная разведка потеряла русскую эскадру. Ее командир, мальчишка и сопляк по сравнению с сэром Эндрю, как-то умудрился обмануть всех и раствориться в просторах Атлантики.

Около полуночи, в точке, где русские должны были повернуть на норд, экипаж дежурного дальнего разведчика «Сандерленд» обнаружил, что его радар не показывает ничего, кроме сплошной засветки. Связь с базой и командованием тоже отсутствовала, вместо привычного воя помех в эфире стояла гробовая тишина. Радиокомпас перестал принимать сигналы приводных станций и стал бесполезен. И тогда командир экипажа кэптэн Мэтфорд принял самое правильное решение. Ориентируясь только по полугирокомпасу, он развернул самолет строго на восток. Где-то там был берег и родная база.

Примерно через пятнадцать минут полета связь восстановилась. Сэр Эндрю лично приказал кэптену Мэтфорду совершить еще одну попытку найти русскую эскадру и в случае повторной неудачи возвращаться на базу, чтобы вылететь на поиски уже утром. Так и получилось, что стоило самолету повернуть на запад, как снова пропала связь и сигналы радиомаяков, а радар не показывал абсолютно ничего.

Ночью плохая погода стала немного лучше. Но из-за дождя и низкой облачности визуально корабли можно было обнаружить, только наткнувшись на них в море, что называется, в упор. Все утро «Сандерленд» и две «Каталины» галсами утюжили море у побережья Португалии, и ближе к полудню нашли. Но не русских, уходящих на север, а немцев, спускающихся к югу.

Соединение вице-адмирала Циллиакса вылезло из своей брестской берлоги и направилось в море на поиски приключений. Сэр Эндрю был шокирован – его провели, как простака на ярмарке. План британского Адмиралтейства, который заключался в том, чтобы со стороны посмотреть на схватку немцев с русскими, а потом затащить поврежденные русские корабли «для ремонта» в один из портов Южной Англии – этот план полетел ко всем чертям. Вместо этого будет сражение в открытом море, где тихоходные британские линкоры «Родней» и «Рамиллиес» в сопровождении тяжелого крейсера «Девоншир», авианосца «Викториес» и дивизиона эсминцев типа «Трайбл» будут вести бой с быстроходными германскими линкорами «Шарнгорст», «Гнейзенау» и тяжелым крейсером «Принц Ойген».

Первый лорд Адмиралтейства сэр Дадли Паунд в подобном случае приказал бы командующему Средиземноморским флотом уклоняться от сражения, сказав на прощание: «Разве что немцы сами не навяжут вам бой». Оговорка была существенной – у старика «Рамиллиеса» максимальная скорость была двадцать три узла, крейсерская – пятнадцать узлов, в то время как «Шарнгорст» и «Гнейзенау» выжимали из своих машин тридцать один узел в рывке и двадцать пять в крейсерском режиме.

Зато немцы сильно уступали британцам в орудиях главного калибра. Девять 16-дюймовок «Нельсона» и восемь 15-дюймовок «Рамиллиеса» против восемнадцати орудий в 28 см на двух немецких линкорах.

«Девоншир» и «Принц Ойген» с 8-дюймовой артиллерией и тридцатью двумя узлами скорости по этим параметрам стоили друг друга. Но надо учитывать, что «Девоншир» был «вашингтонским» крейсером с тонкой броней, из-за чего его водоизмещение удалось сократить на четверть.

Водоизмещение-то сократили, но зато его броня пробивалась даже 128-мм универсальными орудиями «Нарвиков». Немцы плевали на все соглашения, потому что их не подписывали, и «Принц Ойген», наоборот, носил шкуру нормальной толщины и мог выдержать достаточное число попаданий орудий, равных калибру его ГК.

Минусом для англичан была и картузная система заряжания орудий. Малейшее возгорание в пороховом погребе, и корабль взлетал на воздух. Авианосец в такой шторм из-за качки не мог выпустить в воздух авиагруппу и превращался в большую и чертовски уязвимую плавучую мишень. Именно так эти два разбойника – «Шарнгорст» и «Гнейзенау» – уже потопили в Норвежскую операцию британский авианосец «Глориес» и два эсминца сопровождения. В тот раз это прошло для них почти безнаказанно, если не считать торпеды, которую «Шарнгорст» получил от одного из обреченных эсминцев.

Сэр «Эй-Би-Си» – так в британском флоте называли Эндрю Брауна Каннингема – впрочем, считал, что Дадли, как всегда, перестраховывался, и 16-дюймовки «Роднея» запросто уделали бы оба немецких линкора.