Изабелла чувствовала, как ее ногти впиваются в ладони. «Интересно, – подумала она, – в какой момент моих размышлений я так крепко сжала пальцы, что теперь, если опустить глаза, на каждой руке будет видно по четыре глубоких серповидных следа, но я не хочу сейчас опускать глаза, потому что так я узнаю многое о себе самой, а сейчас мне необходимо и я очень хочу выбраться из этого места как можно скорее, потому что я знаю, на каком я пределе, и что бездна уже прямо передо мной, и что мне не составит труда сделать этот последний шаг, потому что падение будет похоже на парение этих планеров вдали, нет?..»
– Командир?
Изабелла резко отвернулась от окна и увидела перед собой Барбару Хейверс. Она не знала, как долго сержант находится в кафетерии. «Она не выглядит слишком озабоченной», – подумала про себя суперинтендант.
Хейверс просто сообщила ей, что вернулась оттуда, куда она ходила с патологоанатомом.
– Вы увидели то, что хотели увидеть? – спросила Ардери. – Услышали то, что хотели услышать?
Хейверс кивнула, хотя то, как она сказала «более-менее», звучало не очень обнадеживающе.
– Тогда поехали, – предложила Изабелла и повела сержанта за собой по пути, который проходил мимо туалетов. Зайти туда перед долгой поездкой было вполне логично, так что Изабелла сказала Барбаре, что встретит ее возле машины, жестом большого пальца показав, что ей необходимо зайти по нужде. Как она и предполагала, сержант сказала, что она пока выкурит сигарету, если командир не возражает, и командир совсем не возражала.
Крохотной бутылочки было мало, но это хоть что-то, и суперинтендант поспешно опорожнила ее, едва успев закрыть за собой дверь. После этого она засунула пустую емкость поглубже в сумку и осмотрела себя в зеркале. Поправила губную помаду, а потом нанесла ею две точки на скулы и растерла их по коже. Покончив с этим, засунула в рот мятную таблетку, вышла из здания и присоединилась к Хейверс, которая, как всегда, судорожно глотала дым с никотином, рассматривая аэродром и некрасиво покусывая нижнюю губу.
В ней было что-то, объясняемое несколькими причинами. А можно вовсе не обращать на нее внимания, что Изабелла и намеревалась сделать. Но коп в ее душе требовал хотя бы минимальной осведомленности, и поэтому она все-таки решила поговорить.
– Что-то гнетет вас, сержант, – заметила Ардери.
Хейверс оторвалась от изучения взлетного поля.
– Да нет, по-моему, всё в елочку, – сказала она с полуулыбкой, пожав плечами. Затем бросила бычок на хорошо утрамбованную землю и убедилась, что он действительно погас. – Я уже готова, – добавила она и кивнула. – Хотите, я поведу, командир? А то вы все время меня возите и…
– Нет, – ответила Ардери резче, чем хотела бы, поскольку что-то не понравилось ей в этом предложении. Но услышав себя со стороны, она решила улыбнуться, надеясь, что улыбка покажется Барбаре настоящей. – Обещаю больше не ставить жизнь диких уток под угрозу. Поехали.
Пока они ехали до Ладлоу, Хейверс практически с головой зарылась в папки, которые захватила с собой. Она тщательно сравнивала информацию из них со своими заметками. Ее погруженность в это занятие показалась Изабелле наигранной. Так же, как и ее пристальному изучению взлетного поля, этому могло быть несколько объяснений, так что через четверть часа тишины, которая – по крайней мере, по мнению Изабеллы – становилась все более и более напряженной, суперинтендант обратилась к сержанту.
– И все-таки вы сомневаетесь, – сказала она. – Что же вы хотите оспорить, сержант?
Хейверс посмотрела на суперинтенданта выпученными, как у рака, глазами, но быстро пришла в себя.
– Просто… – сказала она, – вы не заметили, как все отлично складывается, командир? В Шрусбери происходит серия ограблений, а ПОПу из Ладлоу приказывают арестовать диакона. А потом в городе начинаются массовые пьянки, и ему необходимо с ними разобраться, так что диакон остается один в полицейском участке. Грабежи, арест, пьянки и самоубийство. И все это за одну ночь?
Изабелла следила за дорогой. Прямо на середине ее расположились две овцы. Суперинтендант нажала на сигнал. Они совершенно равнодушно посмотрели в ее сторону.
– Да чтоб вас всех, – сказала Ардери. Она открыла свою дверь, высунулась из машины и крикнула: – А ну-ка, убирайтесь! В сторону! Убирайтесь!
Овцы не спеша поднялись на ноги. Изабелла с шумом закрыла дверь и повернулась к Хейверс:
– Вы что, хотите сказать, что все это было срежиссировано? Все эти грабежи, арест, пьянки, с которыми надо было разбираться… Вы представляете себе, что это должен быть за заговор?
– Представляю. Но все эти совпадения… И при этом мне говорят, что причин передавать дело в КСУП не было. А если не было… То есть вам не кажется…
На этот раз ее неуверенность выводила из себя.
– Да выскажитесь же вы, наконец, Барбара, – велела Изабелла.
– Просто… Существует разница между массовым заговором и серьезной операцией прикрытия. И поиски одного иногда не позволяют увидеть другое.
Они добрались до телефонной будки, откуда поворот налево должен был вывести их к подножию холма и на дорогу в Ладлоу. Изабелла нажала на тормоз сильнее, чем намеревалась.
– Вы что хотите этим сказать? – спросила она, не пытаясь скрыть раздражение.
– Да ничего, собственно. Но если мы хотим все внимательно изучить…
– Я уже говорила: мы здесь не для того, чтобы начинать расследование убийства. Мы здесь для того, чтобы проверить правильность двух расследований самоубийства. И мы не можем продолжать эти споры, поскольку это может увести нас далеко в сторону, а это неприемлемо, ведь Хильер не дал нам на это времени.
– Поняла, – сказала Хейверс. – Вы уже об этом говорили. Но коль скоро у нас выдалось немного свободного времени – я имею в виду сейчас, – то у меня с собой адрес диакона. Просто потому, что мне его дал викарий. Вам не кажется странным, что Дрюитт отказался жить с викарием и его женой?
– Нет, не кажется. И вы уже говорили об этом. Позвольте мне спросить вас: а вы захотели бы жить с викарием и его женой?
– Я? Конечно, нет. Но если б я была диаконом в церкви и мне нужна была комната, а они бы мне ее предложили, а церковь была бы всего в двадцати ярдах… Почему бы не согласиться? Помимо всего прочего, это сэкономило бы мне кучу денег. Но он с ними жить не захотел. И на это должна быть причина. А в этих двух расследованиях, командир? Ни в одном из них нет ни слова о том, где жил этот парень.
Изабелла вздохнула. «Эта Хейверс может достать кого угодно».
– Ладно, – сказала она сержанту. – Я вижу, к чему это все идет. Вы считаете, что мы должны поехать по этому адресу и обыскать недвижимость на предмет… Чего? Скелета в подвале? Черепа в барбекюшнице? Не напрягайтесь. Можно не отвечать. Просто дайте мне этот чертов адрес.
Бурвэй, Шропшир
Йен Дрюитт жил в пригороде Ладлоу, в небольшом районе, состоявшем всего лишь из двух тупиков и одного переулка. Дома были сдвоенными, и у каждого сбоку имелся гараж. Возле дома, в котором жил Дрюитт, стоял желтый фургон с открытой боковой панелью. На панели был искусно изображен целый набор изысканных цветочных горшков и кашпо, в которых росли целые клумбы цветов и прочей зелени. Здесь же была надпись «Беванс Бьютиз» с телефонным номером, интернет-сайтом и электронным почтовым адресом. Женщина в камуфляжном рабочем комбинезоне и футболке с короткими рукавами грузила невероятные количества мешков с почвой для горшков в кузов. На шее у нее был повязан платок, а на голове сидела шляпа с такими полями, что их хватило бы на то, чтобы укрыть от солнца не только хозяйку, но и несколько прохожих.
– Это точно тот адрес? – спросила Изабелла у Хейверс, еще раз проверившей свои записи. Когда она утвердительно кивнула, им все стало понятно: Йен Дрюитт жил не один. А потом женщина повернулась от фургона, и суперинтендант увидела, что она приблизительно одного возраста с Дрюиттом. Почему-то это ее удивило.