– Ничто не указывало на то, что происшествие было не самоубийством, а чем-то еще, – завершила свой монолог Сканнелл.

– Даже его кисти?

– А что с его кистями? – Патологоанатом посмотрела на фото и сравнила их со своими заметками. – Вы имеете в виду повреждения? Они соответствуют тому, о чем сообщил офицер, осуществивший арест. Наручники, сделанные из пластика, были слишком сильно затянуты, о чем жертва сообщила офицеру. Он был, конечно, идиотом, когда снял их…

– А если он их не снимал? – прервала ее Барбара. – Тогда он вполне мог инсценировать самоубийство, правда? А может быть, кто-то еще пришел в участок, пришил этого Дрюитта, потом ПОП нашел тело, запаниковал и попытался превратить все в самоубийство. Могло такое произойти?

По выражению лица доктора Сканнелл можно было понять, что такие мысли тоже приходили ей в голову на месте происшествия.

– Да, что-то подобное могло произойти, – сказала она. Барбара со значением посмотрела на Ардери, но патологоанатом продолжила: – А еще на землю мог спуститься архангел Гавриил и провернуть подобное дельце, но я в этом сомневаюсь. А теперь, – патологоанатом встала, – меня ждут на взлетном поле. Вы когда-нибудь видели, как запускают планер с помощью лебедки? Нет? Тогда пойдемте со мной. На это стоит посмотреть.

Барбару совсем не интересовало, как запускают планеры, но это давало ей возможность провести еще несколько минут с доктором Сканнелл, и она не хотела их упустить. Поэтому, прежде чем суперинтендант успела отказаться, Хейверс вскочила на ноги, всем своим видом показывая, что просто без ума от лебедок. Она облегченно вздохнула, когда Ардери осталась сидеть в баре.

На улице ветер значительно усилился по сравнению с тем временем, когда они приехали.

Резкий аромат костра, горевшего в кемпинге по другую сторону от здания клуба, смешивался с другими запахами: каких-то химикатов, бензина и – несильно – навоза.

Нэнси Сканнелл двигалась в сторону отдаленной пустоши, и Барбаре пришлось напрячься, чтобы не отстать. Наискосок от здания, из которого они вышли, сержант заметила мужчину на тракторе, ехавшего по тому, что оказалось взлетной полосой клуба. Это делалось для того, чтобы согнать с нее пасущихся овец, что, в свою очередь, значило: планер, стоявший в конце полосы, должен был взлететь как можно скорее, пока овцы разбежались, иначе через какое-то время они снова оказались бы на линии огня.

Две четырехколесные конструкции стояли по обоим концам взлетной дорожки, на расстоянии около мили друг от друга. В каждой из них сидел механик, а передняя часть заканчивалась катушкой невероятных размеров. Между ними был протянут толстый металлический канат, от которого перпендикулярно отходил еще один канат, к которому должны были прикрепить планер.

Казалось, что доктор Сканнелл была не расположена к дальнейшей беседе, но Барбара решила не обращать на это внимания, потому что ей необходимо было выяснить еще кое-что.

– А как насчет удушения? – произнесла она, задыхаясь.

– А при чем здесь удушение? – спросила патологоанатом, пытаясь убрать непокорные волосы под бейсболку. При этом она помахала пилоту, который стоял у открытого кокпита планера и рассматривал облака вдалеке, словно они должны были о чем-то ему рассказать.

– Иду! – крикнула Сканнелл. – Эй! Я иду!

Пилот обернулся. Это была еще одна женщина. «Интересно, – подумала Барбара, – неужели весь консорциум, купивший планерный клуб, состоит из женщин?»

– Почему его нельзя было удавить? – поинтересовалась сержант. – Просто удушить этой штукой из его одежды, которую он носил, а потом привязать его к дверной ручке и инсценировать самоубийство?

– Потому что повреждения на шее будут другими, – Сканнелл даже не пыталась скрыть своего раздражения. В принципе, Барбара не могла ругать ее за это. Ведь они ставили под сомнение ее компетентность.

– В каком смысле? – задала сержант свой следующий вопрос.

– Повернитесь, – патологоанатом вытащила из кармана платок.

– Это еще зачем?

– Поворачивайтесь. Вы задали мне вопрос, и я на него отвечу.

Когда Барбара послушно повернулась, патологоанатом накинула платок, который превратила в очень короткую лигатуру, ей на шею и немного затянула.

– Если я придушу вас, сержант, – пояснила она, – то след от лигатуры на вашей шее будет прямым. После этого я, конечно, могу вас повесить, но основной прямой след на шее будет виден каждому. А если вы повеситесь сами, то след будет под углом, вот так. – Она показала как. – Вот и весь сказ. А теперь прошу извинить меня.

Сказав это, Сканнелл отошла, на ходу засовывая платок в карман. Барбара смотрела, как та подошла к пилоту планера. Они занялись, как показалось сержанту, осмотром аппарата, и через какое-то время к ним присоединился мужчина, который пришел от лебедки, чтобы проверить крылья и что-то там еще. Когда он закончил, планер прицепили к перпендикулярному канату, который отходил от другого каната, соединявшего две лебедки. Мужчина вернулся на свое место, и пока доктор Сканнелл удерживала крыло планера параллельно земле, пилот забралась в кокпит и закрыла колпак.

Все остальное заняло не больше минуты: доктор Сканнелл показала большой палец мужчине за лебедкой. Мужчина мигнул фарами тому, кто находился на противоположном конце взлетной дорожки. Механизм заработал, стальной канат стал наматываться на дальнюю лебедку, планер сдвинулся с места и ярдов через пятьдесят оказался в воздухе. Он поднялся метров на восемьсот и сбросил канат, соединявший его с канатом между лебедками. После этого началось парение в воздухе.

«Абсолютно чертовски невероятно, – подумала Барбара, наблюдая за планером. – Какому идиоту может понравиться такое?»

Лонг-Минд, Шропшир

Оставшись в баре в одиночестве, Изабелла дала себе слово не пить. И все-таки перед ней в полутьме комнаты поблескивали бутылки, стоявшие на двух полках и своим видом намекающие на то, что ей понадобится всего пара минут для того, чтобы нырнуть за похожую на магазинный прилавок стойку из формайки[89] и чисто из любопытства посмотреть на различные типы и сорта напитков, которые выбирают себе пилоты планеров, после того как заканчивают свои дневные полеты. Наверное, они следят друг за другом, чтобы никто из них не пил перед этими самыми полетами.

Изабелла старалась убедить себя в том, что к бару, который обслуживал членов клуба, у нее чисто академический интерес: выбираются ли напитки по цене или по качеству, а что насчет качества и количества, а водка ароматизированная или нет, а джины хорошо настояны, а вон там действительно стоит «Макаллан»[90] и какой он выдержки? Простой интерес, обыкновенное любопытство, мимолетное желание ощутить аромат из раскрытой бутылки и позволить ему совершить то, для чего аромат и существует, – вызвать воспоминания, должные вытеснить из сознания сиюминутные мысли. Правда, то, что сейчас занимало ее сознание – и она об этом знала, – ничем не отличалось от того, что занимало его тогда: «Всего одну, только одну, и никто не узнает, а близнецы, слава богу, улеглись поспать днем, и как же тяжело просыпался один утром, и как второй отказывался угомониться и все выражал свой протест, пока…»

Ардери встала, схватила свою сумочку и вышла из бара. Пройдя через комнату для совещаний, она оказалась в кафетерии, где раньше у панорамного окна сидела шумная группа пилотов. Их осталось только двое, и они серьезно обсуждали что-то, что было для них очень важно, если судить по их приглушенным голосам. На нее они не обратили никакого внимания, и это было только к лучшему, имея в виду то, как были натянуты ее нервы.

В какой-то момент Изабелла попыталась отвлечься от своих мыслей, глядя на окраинные земли Уэльса[91], которые, и она это хорошо понимала, показались бы любому другому потрясающими, поскольку панорама простиралась на многие мили вокруг. Вдали она увидела кучевые облака, под которыми летал планер, а потом появился еще один. «Там действительно так тихо или в ушах свистит ветер?»