Дорога привела нас в густой перелесок. Здесь эмку неожиданно остановили, и я представился старшему офицеру. Он и проводил меня к группе генералов, стоявших на летном поле. Я сразу узнал среди них командующего пашей воздушной армией генерала Хрюкина.
- Вот он, товарищ командующий фронтом, - сказал Хрюкин высокому полному генералу, указывая в мою сторону. Я сообразил, что это и есть Федор Иванович Толбухин.
Толбухин с интересом оглядел меня.
- "Сокол-17"? - приветливо спросил он. - Здорово вы со своими товарищами уничтожаете "юнкерсов".- В руках командующего засияли золотые часы. - Вы, товарищ лейтенант, провели великолепный воздушный бой лад нашими войсками. За этот бой командование фронта награждает вас этим памятным подарком. Желаю новых успехов!
- Служу Советскому Союзу! - взволнованно произнеся...
Обратно мчались с Погорелым по той же пыльной дороге. Положив часы на ладонь, я долго рассматривал их. Мог ли я думать тогда, что в недалеком будущем, подбив "раму", я столкнусь с ней, окажусь в тылу врага и навсегда расстанусь с этими чудесными часами, подарив их хорошему человеку; что мой воздушный бой, высоко оцененный Ф. И. Толбухиным, и мой позывной "Сокол-17" командующий фронтом вспомнит еще раз при весьма необычных обстоятельствах и что этот факт сыграет немаловажную роль в моей жизни...
Вскоре после встречи с командующим фронтом меня неожиданно послали в Москву, в штаб ВВС.
О цели командировки я ничего не знал, и это тревожило. Морозов сказал только, что меня, видимо, примет командующий ВВС. Так оно в действительности и было.
Маршал авиации Александр Александрович Новиков принял меня поздно вечером.
Усадив меня в кресло перед собой, он стал расспрашивать о жизни полка, о моих последних воздушных боях.
Рассказывая о себе и о товарищах, я заметил, что Александра Александровича интересует прежде всего мой собственный боевой опыт, мысли о тактике действий наших истребителей, взгляды на новые приемы воздушного боя и на поведение "мессершмиттов" в поединках.
Выслушав меня, он сказал:
- Рядом с моим кабинетом есть свободная комната. Завтра с утра садись и пиши статью. Большую статью о своих воздушных боях. Это будет поучительно для других.
- Товарищ маршал, я никогда не писал статей.
- Клади перед собой летную книжку и пиши о каждом сбитом вражеском самолете.
- Сбивать я умею... А вот описать, как было дело...
- Изложи, как сумеешь. Журналисты помогут доработать, - Новиков дружелюбно оглядел меня с головы до ног, задержал взгляд на поношенной, выгоревшей гимнастерке и быстро что-то написал на небольшом листке бумаги. - Завтра зайдешь в мастерскую. Пусть как следует оденут героя, - и протянул мне исписанный листок. - А когда закончишь статью, мы познакомим тебя с конструктором "яка", - сказал он на прощание...
Несколько дней мы работали с сотрудником "Красной звезды". Я писал и рассказывал, потом перечитывал то, что он уже обработал. Беседуя с военным журналистом, я многое осмыслил по-новому и был очень благодарен ему за это...
А потом, как и обещал командующий ВВС, меня повезли в конструкторское бюро одного из замечательных советских конструкторов Александра Сергеевича Яковлева.
В кабинете, заставленном свертками чертежей, макетами, деталями самолетов, я увидел генерала, занятого какими-то расчетами. Это и был Яковлев. Меня представили, и он сразу отложил в сторону дела. Видимо, беседа с истребителем-фронтовиком, который летает на "яках", интересовала авиаконструктора.
Рядом с Яковлевым я почувствовал себя не совсем уверенно. Он, конечно, ждал от меня дельных высказываний о боевых качествах созданных им истребителей, особенно о самом совершенном из них - о Як-1. Эту машину я знал отлично. Мне были хорошо знакомы и его учебно-тренировочные самолеты УТ-1 и УТ-2. И я искренне дал высокую оценку всем этим машинам.
Поначалу Яковлев слушал меня, опустив голову. Когда я умолк, он поднял свои умные глаза, с интересом посмотрел на меня и оживленно спросил:
- Давно вы летаете на "яках"? Сколько сбили на них немецких истребителей?
Я сразу сообразил, что конструктора интересуют преимущества нашего истребителя над подобными типами вражеских машин. Разговор пошел свободнее. Я рассказывал о том, как в различных ситуациях проявляются преимущества и слабые стороны нашего истребителя по сравнению с Ме-109. Яковлев слушал и что-то чертил карандашом на листе бумаги. Когда же я вспомнил, что у Як-1 при перегрузке на выходе из пикирования срывается с крыльев обшивка, конструктор отбросил карандаш, встал из-за стола, возбужденно зашагал по кабинету.
Я умолк.
- Говори, говори, пожалуйста, - попросил он. - О крыльях я слышу в сотый раз. Это давно уже учтено.
Я признался, что летчики мечтают о маневренном самолете с металлическими крыльями.
Яковлев внимательно слушал меня. Потом неожиданно спросил:
- Когда вы возвращаетесь на фронт?
- Наверное, завтра.
- Вы, конечно, без самолета?
- "Яков" в полку мало... В мое отсутствие товарищи и на моем совершают боевые вылеты...
Дружески взяв меня под руку, Яковлев доверительно сказал:
- Конструирование - это тоже бой, лейтенант. Выиграть его в стычках с инерцией, ограниченностью, с самим временем - для этого нужно много усилий... Здесь, в бюро, нам иногда кажется, что мы достигли нужною результата. А жизнь порой дает свою оценку нашему детищу- совсем не ту, на какую мы рассчитываем...
- Но мы любим Як-1. Он - настоящая гроза в руках умелого летчика! воскликнул я.
- Это известно, - спокойно произнес Яковлев и повел речь о другом. Завтра передадим вам для полка наш новый самолет - Як-9. Вы о нем еще не слышали, не знаете его. На аэродроме инженеры ознакомят вас с "новорожденным". Он значительно тяжелее первого, пушки на нем калибром покрупнее, емкость бензобаков больше.
Каждое слово конструктора о новой машине наполняло меня радостью. Я на миг представил, как буду лететь на ней на фронт, как приземлюсь на своем аэродроме...
В цехах авиазавода я впервые ознакомился с процессом рождения самолета. От каркаса до живой, законченной, красивой машины. И это чудо творили в основном женские руки! А как тепло встретили меня рабочие!
На заводском дворе стояло несколько готовых Як-9. Внешне этот истребитель был похож на своего предшественника, но конструктивные изменения были значительными. Мне пришлось немало попотеть, пока их освоил. Наконец я запустил мотор, опробовал его, снова выслушал советы и наставления инженера.
Москва простиралась под крыльями моего нового самолета. Я накренял его, разглядывал город, прощаясь с ним. Все здесь было таким дорогим, будто я давным-давно его знал.
Перелет на наш аэродром близ города Шахты был длительным, с несколькими посадками на маршруте для заправки горючим.
Лишь только приземлился и подрулил к своей стоянке, занятой моим испытанным в боях "яком", как Моисеев взобрался на крыло и протянул "Красную звезду".
- Читаем, ума набираемся!
Я удивленно уставился на него.
- "Мои воздушные бои". Продолжение следует! - воскликнул верный Вася Капарака (а все-таки Моисееву очень подходило это прозвище!).
Развернув газету, я увидел название первой статьи, над которой стояла моя фамилия. В конце значилось: продолжение следует.
А к новому самолету, стоявшему в лучах солнца, уже сходились летчики. Разминая ноги, я отошел чуть в сторону и сразу ощутил удивительную тишину.
Это были первые дни грозного июля 1943 года, дни, когда началась битва под Курском, когда разгорелось оборонительное сражение Центрального фронта в районе Курского выступа. И хотя события эти происходили в нескольких сотнях километров от нашего аэродрома, все летчики чувствовали себя сопричастными к ним, дрались на своем участке с особым ожесточением. Боевые вылеты в тот период отличались особенно высокой результативностью.
Вот почему уже на другой день после возвращения из Москвы я включился в боевую работу полка. К величайшему удивлению Васи Капараки, я пошел на задание не на новом истребителе, а на своем верном Як-1 с номером 17. Таков уж был обычай фронтовиков: до конца быть верным оружию, с которым побеждал. Я не пожелал менять самолет потому, что новый истребитель Як-9, хотя и имел пушки помощнее и больший запас горючего, но маневренными качествами уступал своему легкому, изворотливому брату - Як-1.
