И уже ничего, ничего, ничего
ни взять, ни отнять.
И уже ничего, ничего
ничего не запомнить.
Вспоминать нечем, но это –
просто побег
от тоскующих листьев,
запачканных воздухом сонным
и встречающихся
на поворотах рек.
На поворотах судьбы –
или это опять повторенье
города, голосов, безлюдности
и пробуждений
в холодном доме,
с одинокой перчаткой в холле,
листающей –
какие-то страницы, что ли?
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
* * *
О. Смирновой
Города – перекрёстки судеб.
Мы с тобой не жертвы, не судьи.
Мы с тобой – просто крики чаек
за окном над промозглым чадом.
Спит душа твоя среди лилий.
Чуть вздымается грудь залива.
И сквозь нас, как сквозь дымку в лете,
плывут голоса столетий.
Ты – дитя моё. Это значит:
не совсем я ещё растрачен,
лишь на неба клочки разорван,
на косынки, на смех и ссоры.
Ты меня на "Приморской" встретишь.
Будем жить. Ты и я. И третий.
Бог ли он или наш ребёнок –
все равно начинать с пелёнок
жизнь, о которой помнишь тем чаще,
чем меньше прячешься в настоящем.
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Один из дней зимы
Приветствую тебя, мой день поспешный!
морозный день, чьи миги сочтены.
Сложи свои измятые надежды
на тумбочке, у края тишины.
Как ворох скомканных листов. Влетает
в проем январь, и тает день в руке.
Я в святцах осени найду, листая,
такой же первозданности букет.
И все же тихо угасай. Причудлив
твой в окнах раздосадованных взгляд…
А снег лицо моё опять жемчужит,
как маску вечности, пыля.
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Весенний снег
Этот лёгкий весенний снег…
Этот долгий отказ от плоти,
ненасытной, а счастья – ломтик.
На губах – превращенья след.
Посмотри: разноцветный снег.
Превращайся в свои глаза,
расцветая в полкарты мира,
обретая бессмертье Рима.
Видишь – вьётся надежд лоза.
Тяжелеют твои глаза.
Тяжелеют, как жажда жить,
как глоток янтаря в закате.
Этих рук – их надолго хватит,
если их не дарить чужим.
Тяжелеют крыла души.
Этот лёгкий, как дымка, снег,
и гранёные слитки неба;
голубеющий окрик снега
на пороге бездонных лет…
Белый-белый хрустальный след.
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Романс
Бывало: словно оживёт весна,
в рассветах вся, в капелях и напевах:
и вот опять мешались краски сна,
и ты опять сияла королевой!
А за окном – метёт, метёт февраль,
и город весь простужен и рассержен…
А на душе – узоры серебра,
и сердце бьётся в такт с любимым сердцем.
А жизнь – она по-прежнему светла,
и светлых слёз своих, смеясь, не прячет.
И верится: всплакнут колокола,
прольётся в руки блеск осенних прядей.
Меня сквозь бред, сквозь годы позови:
ведь не навек же птицы мая скрылись!..
Ведь мы – всего лишь крылья для любви,
изломанные, скомканные крылья.
Но я пройду сквозь тернии в наш дом,
где ты всегда сияешь королевой…
И вырастем из плеч любви вдвоём:
я справа, ну а ты – наверно, слева.
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
* * *
Там, у тебя под юбкой, небо.
Пусти меня – я так хочу летать!
Я так устал пить горькой жизни небыль,
шум поездов и вёсен боль листать.
Да, дни – страницы. Умножая счастье,
умножим неизбежно и печаль.
Но властью осени я назначаю
тебе от ласк – от них одних кричать.
Там, на страницах этих, зреют звёзды.
Как крошки чуда, брось их голубям!
Я сам в тебя налью любовь и воздух –
и сам же выпью, выпью всю тебя.
И вновь дождём наполню. Знаешь, сколько
я для тебя молчаний намолчал:
по снам, капеллам, русским колокольням,
