Джек сжал зубы. Мать всегда пыталась им манипулировать, совершенно не понимая, что он готов всё сделать — только попроси, не дави на жалость, на чувство вины, на ответственность перед семьёй.

— Да, мама, — только и смог ответить он.

— Спасибо, сынок.

Джек смотрел в окно на проносящиеся мимо просторы, на маленькие аккуратные домики вдоль дороги, сады, утопающие в яблоневом цвету, и думал, что ведь действительно не зря всё это затеяно. Короля стоило сменить только ради простых людей, а не попранной чести самого принца. В последнее время Сайласа несло: он вводил совершенно драконовские законы, сажал, расстреливал, не утруждая себя поиском вины. Достаточно было ткнуть пальцем в первого попавшегося прохожего и во всеуслышание заявить, что он что-то замыслил против короны.

Шатался не только трон, но и само королевство лихорадило. Люди затаились, не зная, чего ожидать от монарха.

— Как Мишель? — спросил Джек, не в силах выдержать тягостное молчание, грозовой тучей повисшее в машине.

— Держится.

— С ней Пол Леш?

— Да. — Роза улыбнулась одними губами. — Он сопровождает Мишель, как это должен был бы делать Шепард. И он более достоин нашей малышки, чем этот деревенский увалень. Хорошая наследственность, благородная семья.

— Деньги, связи, — хмыкнув, продолжил Джек.

— Не без этого. Не мне тебе рассказывать о важности общения с людьми своего круга. — Роза нажала на кнопку, поднимая перегородку, разделяя их и сидевшего за рулём Баки.

— Не начинай, — отмахнулся Джек.

— Нет, ты меня выслушаешь, сын. — Она развернулась, гневно поджала губы. — Эта твоя противоестественная… связь с тем мальчиком была ошибкой, протестом против воли отца. Я понимаю, ты пытался ужалить Сайласа побольнее и выбрал для этого самый верный способ. Гей — вот мерзость, но мистер Лейсил так не думал. Он уцепился за тебя как за возможность выбраться из нищеты, использовал твою слабость, подставил, опорочил твою честь только из-за того, что ты решил стать нормальным, решил жениться и…

— Замолчи, ради всего святого, — стиснув кулаки, прохрипел Джек, дёрнул узел, ослабляя галстук.

Роза подавилась возмущённым возгласом, внимательно глянула на сына и охнула, прижала ладонь к губам.

— Ты… — выдавила она. — Ты и правда… Джек, нет! Ты же женишься! У тебя такая прекрасная невеста!

— Давай мы закроем эту тему. Я женюсь, а моя личная жизнь за закрытыми дверями никого не касается, даже тебя.

— Ох, Джек, — королева сокрушенно покачала головой, — не приходи плакаться ко мне, когда своими руками разрушишь всё, что создаёшь.

Она отвернулась к окну и больше не сказала Джеку ни слова.

Брок и Баки с суровыми лицами встали за плечами Джека, едва он вышел из машины. Королеву они проигнорировали. Баки незаметно мазнул пальцами по ладони принца, а Брок просто был рядом.

Со стороны они выглядели как конвой, нарушающий границы личного пространства Джека.

Люсинда уже ждала и встретила Джека нежным поцелуем, не коснувшимся кожи, чтобы не смазать помаду.

Сайлас тоже ждал, и, видимо, уже давно. Он сидел, небрежно положив ногу на ногу, и спокойно попивал вино, будто бы за стенами не бушевала толпа, призывая короля одуматься, расторгнуть позорное соглашение о мире и не рвать королевство на части. Джек хмуро посмотрел на отца. Он помнил, как ещё в детстве Сайлас в редкие минуты отцовской любви баловал его сказками, рассказывал о прежнем короле Абадоне, сумасшедшем тиране, узурпировавшем власть, раздробившем королевство на части, потеряв множество земель на юге и большой пласт на западе, где сейчас и стоит прекрасный Шайло, сияющая столица и символ надежды. Сайлас любил повторять, что Абадон не слушал народ, за что и поплатился. Но сейчас король Гильбоа Сайлас Бенджамин был очень похож на того сказочного злодея.

— Отец. — Джек подошёл здороваться последним.

— А-а, явился, предатель, — усмехнулся Сайлас, кивая Томасине на пустой бокал. — И что же ты хочешь?

Джек оглянулся на мать, надеясь, что она одумается, не заставит его в очередной раз проходить через это унижение, но, поймав отчаянно горестный взгляд Розы и насмерть перепуганный — Мишель, сглотнул подкатившийся к горлу горький комок.

— Я пришёл умолять о прощении, — прохрипел он, низко опуская голову, вздрогнул, почувствовав между лопатками взгляды тех, кто не должен был бы становиться свидетелем этого позора, тех, кому потом будет стыдно посмотреть в глаза.

— О прощении, — будто издеваясь, повторил Сайлас. — Умолять. О да, умолять ты умеешь, а вот думать, как бы до такого не довести — нет. Прощаю ли я тебя? — Он задумчиво погладил ладонью подбородок. — Нет, не прощаю. Прощение — это акт любви, а я тебя никогда не любил.

Роза вскрикнула, прижав ладонь к губам, бледнея до синевы. Мишель из последних сил оперлась на локоть Пола, не сводя тревожного взгляда с брата и отца.

— Но ты можешь умолять вернуть тебя во дворец, не казнить за измену королю и королевству, за сговор с целью опорочить королевскую фамилию. Ну же, начинай умолять.

Сайлас откинулся на спинку кресла, со злорадным торжеством разглядывая осунувшегося сына, надеясь, что вновь удастся поживиться его болью, слишком яркой и настоящей, чтобы остаться равнодушным, выпить его до дна и отбросить никому не нужную оболочку. Однако Джек, хоть и был бледен, с тревожными тенями под ясными серыми глазами, стоял ровно, смотрел прямо, не отводя привычно взгляда, не склоняя головы.

— Встань на колени, — продолжил давить Сайлас. — Встань и умоляй, а потом поцелуй землю у моих ног за то, что не придушил тебя, ублюдка, за первый же твой проступок, за то, что позволил пользоваться дарованной свободой, не запер в лечебнице. Целуй землю, по которой я ступаю, за то, что ты дышишь! Целуй! Всё равно твой рот был в куда более мерзких местах.

Джек смотрел на отца и не чувствовал ничего: ни боли, ни разочарования, ни тем более стыда. Он видел, каким безумным огнём горят глаза человека, на которого он так стремился в детстве быть похожим, кому подражал и за кем следовал. В отце ничего не осталось от прежнего Сайласа, от короля, сделавшего жизнь в Гильбоа лучше.

Хмыкнув, Джек заложил руки за спину, наклонился чуть вперёд и чётко, чтобы слышали абсолютно все собравшиеся в комнате, произнёс:

— Идите на хуй со своим прощением и великодушием, Ваше величество.

Броку показалось, что короля сейчас хватит удар. Он явно не ожидал от сына отпора. Не рассчитывал встретить сопротивление.

Ахнула за спиной королева, подалась вперед Томасина, что-то шокировано прошептала принцесса.

Баки и Брок стояли за спиной у принца молчаливой поддержкой.

Джек выпрямился, глянул резко, прямо. Устал он прогибаться, быть мишенью для злословия, жертвовать собой ради чьего-то мнимого удобства.

— Так это была не шутка? — Брови Джека сошлись у переносицы. — Вы думали, что я упаду на колени и позволю вытереть о себя ноги? Хватит, отец. Прикажешь арестовать меня и расстрелять, как уже было до этого?

Роза схватилась за сердце. Если бы взгляды действительно могли убивать, Сайлас бы осыпался горкой пепла на дорогой ковёр.

— Как ты мог? Сайлас! Он же наш сын!

— Мама, прекрати, — отмахнулся Джек, неотрывно смотря в глаза Сайласу, хотя раньше не позволял себе дразнить зверя и дергать его за усы. — Так что вы сделаете, отец, когда на сцене вас ждут послы Гефа и нагнанный туда патриотизма ради самый дружественно к вам настроенный народ? Похерите такую церемонию только из-за одного меня? Какая честь.

Сайлас рыкнул и поднялся, возвышаясь над Джеком, но тот не отвёл взгляда, не вжал голову в плечи, стараясь казаться хоть чуточку незаметнее.

— На сцену! Быстро! — рявкнул король, швыряя бокал в стену. — А с тобой, выродок, мы поговорим после всего этого.

— Люблю тебя, — шепнул Баки Джеку, идя за ним на сцену. И плевать, что рядом Люсинда, которая все слышит.

Брок ободряюще коснулся спины Джека. Самого Брока томило недоброе предчувствие. Публичное мероприятие в такое время? Хорошо ли работает королевская служба безопасности? Впрочем, террористы могут расстрелять из гранатомётов всю королевскую семью, послов и приглашенных, Броку было плевать — главное, чтобы Джек остался цел. Но об этом они с Баки позаботятся.