– Никого ты не уговоришь, – строго осадил его Анас. – Если расскажешь отцу о сегодняшней ночи, ты покойник, слышишь меня? Дэвы поднимут мятеж, если станет известно о твоем участии. Твой отец не пойдет на такой риск. – Он положил руку Али на плечо. – А ты слишком ценен для нас, чтобы потерять тебя.

– Вот еще, – не согласился Ханно. – Ты пойдешь на смерть, лишь бы какой-то сопляк из Кахтани…

Одним резким жестом Анас прервал его тираду.

– Один Ализейд аль-Кахтани может сделать для шафитов больше, чем тысяча организаций, подобных «Танзиму». И он сделает, – добавил он, многозначительно поглядев на Али. – Заслужи это. Даже если придется плясать на моей могиле – пляши, мне все равно. Спасай себя, брат. Выживи, чтобы бороться за нас. – Он подтолкнул к нему девочку. – Уводи их отсюда, Ханно.

Без единого лишнего слова он развернулся и направился к таверне.

Маленькая шафитка подняла на Али огромные испуганные карие глаза. Он сморгнул слезы. Анас единолично определил его судьбу. Меньшее, что мог сделать Али, – исполнить его последнее наставление. Он взял девочку на руки, и та обхватила его за шею. У нее в груди колотилось сердце.

Ханно посмотрел на него с ненавистью.

– Когда все это кончится, нам с тобой, аль-Кахтани, придется серьезно потолковать.

Он сорвал с головы Али тюрбан и быстро соорудил из него переноску для малыша.

Али сразу почувствовал себя уязвимым.

– А твой тебе чем не угодил?

– Да просто ты бегать будешь быстрее, если испугаешься, что тебя узнают. Убери это. – Он кивнул на зульфикар.

Али спрятал клинок под кафтан и посадил девочку себе за спину. Они стали ждать. Со стороны таверны послышался крик, потом второй, уже ликующий. Да хранит тебя Бог, Анас.

Лучники повернулись к таверне. Один натянул серебристую тетиву, направляя стрелу на вход.

– Бегом!

Ханно сорвался с места, Али за ним. Он не смотрел на солдат – его мир сузился до трещин в мостовой, по которой он мчался со всех ног.

Один из лучников закричал в предупреждение.

Али пересек улицу наполовину, когда над его головой просвистела первая стрела. Она разорвалась на горящие щепки, и девочка завизжала. Вторая порвала ему кафтан и задела ногу. Он бежал дальше.

Они достигли другой стороны. Али нырнул за каменную балюстраду, но облегчение было недолгим. Ханно бросился к деревянным шпалерам на стенах здания. Они были увиты розами всех цветов и оттенков и достигали третьего этажа, устремленные к высокой крыше.

– Лезь!

Лезть? Али уставился на тонкую решетку, и его глаза округлились. Она едва не трещала под весом растущих на ней цветов, как же она выдержит двух взрослых мужчин?

Охваченная огнем стрела приземлилась у его ног. Али подпрыгнул. Улицу сотряс слоновий топот.

Шпалера так шпалера.

Пока он карабкался наверх, деревянная опора под ним дрожала, а цветочные шипы терзали ладони. Девочка висела у Али на спине, зарывшись лицом ему в шею, с щеками, мокрыми от слез, и мешала дышать. Еще одна стрела просвистела у них над головами, и она взвизгнула, на этот раз от боли.

Али никак не мог осмотреть ее прямо сейчас. Он полез выше, стараясь максимально распластаться по стене здания. Прошу, Господи, пожалуйста, – молил он. Он был охвачен страхом, и более внятные молитвы не шли на ум.

Когда шпалера начала отрываться от стены, Ханно уже выбрался на крышу, а Али почти дополз до самого верха.

Когда Али понял, что падает, на мгновение у него остановилось сердце. Деревянная решетка рассыпалась прямо у него в руках. В горле застрял крик.

Ханно ухватил его за запястье.

Лицедей втащил его на крышу, и Али рухнул без сил.

– Д-девочка, – просипел он, – стрела…

Ханно снял шафитку у Али со спины и быстро осмотрел ее затылок.

– Все будет хорошо, малышка, – пообещал он. – Ничего страшного. – Он перевел взгляд на Али. – Ей понадобятся швы, но рана неглубокая. – Он развязал повязку с младенцем. – Давай меняться.

Али взял младенца и повязал на плечо переноску.

Снизу послышался очередной крик:

– Они на крыше!

Ханно рывком поднял его на ноги.

– Бежим!

Он пустился наутек, Али не отставал. Они помчались по крыше, перескочили узкий проулок, разделяющий соседние здания, потом еще и еще один, пробегая мимо развешанного белья и фруктовых деревьев в горшках. Али прыгал, стараясь не смотреть вниз. Его сердце так и норовило вырваться из груди.

Крыши кончились, но Ханно не думал останавливаться. Напротив, он набрал скорость, приближаясь к краю последней крыши. И потом, к вящему ужасу Али, он прыгнул. Али вскрикнул и резко затормозил перед обрывом. Но лицедей не был распластан на земле внизу – нет, он приземлился на кромку медной стены, которая разделяла племенные сектора. Стена была ниже крыши примерно на высоту человеческого роста, и они находились в добрых десяти шагах друг от друга. Прыгать было невозможно. Фантастика, что это удалось Ханно.

Он недоверчиво посмотрел на лицедея.

– Ты в своем уме?

Ханно усмехнулся, сверкнув зубами.

– Что стоишь, аль-Кахтани? Если даже шафиту это под силу, то и ты сможешь.

Али засопел в ответ. Он стал вышагивать по краю крыши. С минуты на минуту нагрянут солдаты. Али отошел на несколько шагов, набираясь смелости на разбег перед прыжком.

Это чистое безумие. Он замотал головой.

– Не могу.

– А у тебя нет выбора, – отозвался Ханно абсолютно серьезно. – Аль-Кахтани… Ализейд… – надавил он, когда Али не ответил. – Послушай меня. Вспомни слова шейха. Хочешь дать задний ход? Молить папочку о прощении? – Он покачал головой. – Я знаю Гезири. Преданность для твоего народа – святое дело. – Ханно встретился с Али взглядом. В его глазах явно читалось предостережение. – Что он, по-твоему, сделает, когда узнает, что его предала родная кровинушка?

Я не хотел его предавать. Али сделал глубокий вдох.

И прыгнул.

– Не спи, маленькая воровка. Мы идем на посадку.

Веки Нари отяжелели, будто на них положили мешок дирхамов, но она не спала. Да и как можно спать, когда лишь лоскуток ткани удерживает тебя от смертельного падения? На лету она перевернулась на ковре. Ветер ласково обдувал ей лицо. Предрассветное небо залилось румянцем в ожидании солнца, ночная тьма уступала дорогу розовым и голубым краскам, а звезды подмигивали в последний раз и гасли. Нари уставилась на небо. Ровно неделю назад она точно так же встречала рассвет в Каире, ожидая визита паши, и не подозревала, какой крутой поворот сделает ее жизнь.

Джинн… нет, дэв, поправилась она мысленно. Дара выходил из себя, когда она называла его джинном. Дэв сидел с ней рядом, и горячий дымок от его кафтана щекотал ей ноздри. Он ссутулился, а его изумрудные глаза потускнели и сосредоточенно вглядывались вдаль.

Мой похититель этим утром кажется особенно уставшим. Нари его понимала. У нее тоже выдалась необыкновенная и опасная неделя, и они оба смертельно устали, хотя чувствовалось, что настроенный против нее Дара начинал потихоньку оттаивать. Надменный воитель-дэв и расчетливая аферистка-человек составляли не самую обычную пару. Временами Дару пробивало на разговоры, и, как подружка юности, он засыпал ее вопросами о жизни, начиная от ее любимого цвета, заканчивая тем, какие одежды продают на каирских базарах. А потом ни с того ни с сего вдруг становился угрюмым и нелюбезным, наверное, презирая себя за то, что ему нравилось общаться с нечистой.

Что касается Нари, ей приходилось всячески сдерживать свое любопытство: от расспросов о волшебном мире у Дары резко портилось настроение.

– Джиннам в Дэвабаде будешь задавать вопросы, – отмахивался он, продолжая натачивать свои сабли.

Но он ошибался.

Там она никому не будет задавать вопросов, потому что она не собиралась в Дэвабад.

Одной недели в обществе Дары хватило, чтобы отбить в ней всякую охоту замуровываться в городе, населенном темпераментными джиннами. Ей будет лучше самой по себе. Уж наверное, она придумает, как спрятаться от ифритов. Не перевернут же они вверх дном весь мир людей? И уж точно ни за какие деньги она больше не будет проводить заров.