— И сколько же продлится это «пока»? — если бы Джефранка могла, то нахмурилась, а так лишь в голосе прозвучало недовольство.

— Лекари сказали, что до вечера точно, а потом они должны тебя осмотреть.

— Да лед глубин!.. Возьми бездна этих лекарей! Ладно… А каудихо талмеридов еще здесь или уехал?

— Здесь, еще как здесь, — закивала служанка. — Постоянно спрашивал о тебе, беспокоился.

— Хорошо… Я желаю его видеть. Пусть придет.

— Прямо сюда?! — глаза Рунисы округлились. — Но это не очень… это…

— Неподобающе, неприлично. Знаю. Но меня это не волнует! — прикрикнула Джефранка. — Раз я не могу вставать с ложа, то пусть он придет к моему ложу.

— Хорошо, моя княгиня… — пролепетала служанка, все еще поглядывая с сомнением. — Сейчас позову.

— Спасибо.

Она удалилась, а Джефранка выше приподнялась на кровати и в ожидании уставилась в окно: за ним, как и несколько дней назад, висело грязно-серое небо, а по стеклу растекались капли дождя.

Андио Каммейра не вошел, а ворвался в покои и сразу же ринулся к ложу. Растерянная Руниса стояла в дверях, и Джефранка махнула ей рукой, позволяя удалиться.

Каудихо опустился на ковер у подножия кровати и заговорил:

— Княгиня, девочка моя, прости старого олуха! Если б я знал… — он хлопнул себя по лбу и покачал головой. — Хотя я сам себя не прощу… Сам себя внука лишил, бестолочь!

О нет, не для того она хотела его видеть, чтобы выслушивать извинения. Приятно, что он хоть в чем-то чувствует себя неправым, но сейчас важнее другое.

— Виэльди меня убьет и правильно сделает! — сокрушался Андио Каммейра. — А если это как-то скажется на… дальнейшем… Если я лишил сына наследников… Да я тогда сам себя убью!

— Зачем Виэльди знать, что случилось? — собственный голос показался усталым и отрешенным. — Все равно ничего не изменить, а он только зря огорчится.

… А может, и не огорчится. Может, ему будет все равно.

— Да мне совесть не позволит лгать собственному сыну…

Джефранка не удержалась от насмешки:

— Не ты ли говорил, что нужно договариваться с совестью?

— Бьешь меня моим же оружием, милая? — усмехнулся каудихо, на миг став похожим на себя обычного. — Похвально.

— Я тебя не виню. Это случилось не из-за тебя, не из-за этих пыток, а из-за другого…

— Вот как? Из-за чего же? — каудихо приподнял бровь.

— Из-за предательства советника… Я не ожидала, вот и переволновалась, — солгала Джефранка.

На самом деле виной всему проклятая Ишка — ненавистная, злобная нечисть! Вот уже второй раз встреча с ней приносит беду, но об этом никому не расскажешь. Никто не поверит. Одно ясно: добра от девчонки-оборотня ждать не следует. Ей нельзя верить и вообще лучше держаться от нее подальше. Джефранка ни за что не передаст слова нечисти мужу, не подвергнет его такому риску. Хватит того, что сама пострадала.

Она так глубоко погрузилась в гневные мысли, что не заметила, как на лице Каммейры появилось недоверие.

— Сдается мне, ты врешь, — сказал он. — Пытаешься меня успокоить, хотя это я должен был успокаивать тебя. — Каудихо криво улыбнулся и провел рукой по ее волосам. — Если так, то ты очень добрая, моему сыну повезло с женой. Главное, чтобы твоя доброта не распространялась на изменников и врагов.

Ну наконец-то беседа свернула туда, куда нужно!

— Поэтому я и хотела тебя видеть… Ты вот-вот уедешь, а мы не договорили. Ты собирался рассказать, что мне делать дальше, как вести себя с предателем.

Ей показалось, или во взгляде Андио Каммейры мелькнули удивление и уважение? Что ж, предводитель талмеридов, для которого важнее всего государственные дела, наверняка оценил, что она не заливается слезами, а думает о княжестве.

Джефранка бы и рада поплакать, пусть бы ее все жалели и утешали, да только времени нет слезы лить…

— Так ты расскажешь? — переспросила она.

Лицо каудихо стало сосредоточенным.

— Раз ты готова слушать, то да.

Лишь через несколько часов Андио Каммейра покинул ее опочивальню, а Джефранка, вымотанная беседой, уснула, забыв даже о том, что голодна… Когда же вечером проснулась, каудихо уже покинул Адальгар.

После совета Ашезир вернулся в свои покои и по привычке подошел к окну, обдумывая все услышанное и сказанное. Подошел — и не поверил своим глазам. Там, на подворье, поблизости от злосчастного колодца, на дне которого навсегда исчезла дорогая сердцу бронзовая роза, стояли двое: Хинзар и Данеска. Они стреляли из луков в установленную у дворцовой стены мишень. Поразительно! Степнячка не только отважилась выйти на улицу в такой мороз, так еще и выглядела едва ли не счастливой.

Вот она выпустила стрелу и, видимо, попала точно в цель. Захлопала в ладоши, запрыгала на месте и засмеялась. Брат, напротив, нахмурился и что-то сказал. Ни слов, ни даже голоса через стекло не долетело, однако понять, чем Хинзар недоволен, было несложно: наверняка Данеска выстрелила удачнее него. Говорят, степняки учатся стрелять из лука и ездить верхом чуть ли не раньше, чем ходить. Преувеличение, конечно, а все-таки доля истины в этом есть.

Хинзар слепил снежок и бросил в Данеску — та не осталась в долгу. Вот уже между ними завязалось состязание: кто кого закидает снегом. Тут выигрывал брат: пока талмеридка лепила один снежок, противник успевал бросить в нее несколько. Данеску это не злило, даже не смущало, наоборот, ей явно было весело, она хохотала.

Ашезир поймал себя на том, что сам невольно заулыбался, глядя на это ребячество. Данеска, оказывается, не меньшее дитя, чем братишка. Неспроста в сумеречном мире Ашезир увидел ее маленькой девчонкой. Ну, зато наконец-то она хоть чему-то радуется, еще и с Хинзаром поладила. Ничего зазорного в том, что императрица играет с принцем, нет. Главное, предупредить, чтобы с другими мальчишками, даже знатными, играть не вздумала. Мать-императрица уехала, а значит, предупреждать об этом придется ему.

Все еще улыбаясь, Ашезир отошел от окна, но скоро улыбка сползла с губ: он погрузился в письменные донесения от наместников провинций. За этим занятием прошел час или больше, потом в комнате жены раздался громкий смех и отвлек от дел.

Ашезир постучал в дверь и вошел: как и думал, в опочивальне Данески находился еще и Хинзар. Ну точно поладили!

Брат встряхнул каштановыми вихрами и с деланным возмущением воскликнул:

— Божественный! Женщины не должны стрелять так, как твоя императрица! Она неправильная женщина!

— Очень даже правильная, — усмехнулась Данеска. — Просто я талмеридка, а не эти ваши…

Она стояла довольная, раскрасневшаяся, с горящим взглядом. Улыбаясь, посматривала на Хинзара.

Дите! Видеть в ней женщину ой как непросто. Тот единственный раз, когда она танцевала и соблазняла, почти изгладился из памяти. Хотя с Виэльди талмеридка, наверное, всегда была соблазнительной… Тьфу, мерзость!

— А вот посмотрим! — фыркнул Хинзар. — Когда достроят ледяной лабиринт, я тебя туда отведу. Согласна? Поглядим, кто быстрее из него выберется! — опомнившись, мальчишка глянул на Ашезира и прижал руки к груди. — Если ты позволишь, божественный.

— Позволю. Но сейчас иди к себе, переоденься, приведи себя в порядок.

— Но я…

— Мигом!

Хинзар скорчил рожицу, но послушался. Оставшись с Данеской вдвоем, Ашезир сказал:

— Я рад, что ты подружилась с моим братом.

— Он забавный. И с ним хотя бы есть, о чем поговорить, а то здешние вельможи болтают о ничего не значащей ерунде.

— Так положено. Тебе тоже надо научиться красиво болтать о ерунде. Твой отец умеет.

— Пф-ф, — она пожала плечами. — Мой отец чего только не умеет… — немного помолчав, Данеска продолжила: — Знаешь, когда я сюда приехала, думала, что ненавижу его… А недавно поняла, что скучаю.

— Просто тебе повезло с отцом. Вот я по своему совсем не скучаю.

— Это понятно…

— Наверняка скоро увидишься с каудихо, — Ашезир усмехнулся. — Думаю, он приедет, чтобы выразить почтение новому императору и поздравить дочь-императрицу.