Хабаров двинулся к третьему по счету городку, который также оказался покинутым его обитателями. Устав от неизвестности и тяжелого пути, Ерофей Павлович решил здесь остановиться для отдыха. Согласно воеводской наказной памяти, он действовал «с опаской и осторожливо» и выставил по башням караулы. Вскоре один из сторожей заметил пятерых всадников, которые остановились недалеко от городка. Хабаров вместе с тунгусским толмачом Логинком вышел к ним навстречу и спросил, кто они такие. Старший по возрасту из всадников назвался Лавкаем. Указывая на остальных, он отрекомендовал их как братьев Шил-гинея, Гильдигу и зятя Албазу. Пятый оказался холопом (рабом). Задал аналогичный вопрос и Лавкай. Хабаров назвался промышленником и торговым человеком и попытался узнать причину бегства Лавкая и его людей. Выяснилось, что за несколько недель до прихода Хабарова у Лавкая побывал промышленный человек Иван Квашнин. Он-то и предупредил дауров о скором приходе русских, причем описал его в самых мрачных красках: «идут пятьсот человек, а после де тех людей идут иные многие люди, которые всех вас побьют и животы ваши пограбят, а жен и детей в полон возьмут». Хабаров тогда еще не знал, что именно такими жестокостями всегда сопровождались набеги маньчжуров и, наученные горьким опытом, дауры старались избежать встречи с любыми пришельцами. Ерофей Павлович постарался разубедить Лавкая, сказав ему, что Квашнин всего лишь покрученник Ивана Беляши Ярославца, что он распустил ложный слух и ему верить нельзя. Он же, Хабаров, послан от московского государя к даурам с предложением «мирно, без драки» уговорить их принять российское подданство и платить «неотступно и постоянно» ясак. Взамен за верность и постоянство Лавкаю и его улусным людям гарантировалась спокойная жизнь на прежнем месте и защита от врагов, если таковые объявятся. Лавкай ответил уклончиво: «За ясаком де мы не стоим», — вероятно, решив присмотреться к пришельцам. Всадники ускакали.
Тогда Хабаров, не теряя времени, бросился по их следу, чтобы догнать улус Лавкая и еще раз убедить его вернуться в городки, жить спокойно и платить ясак. Через день пути отряд подошел к четвертому городку, который также оказался пустым. От него русские шли ночь и до полудня следующего дня, но, придя в пятый городок, так и не застали в нем дауров. Лишь в одной из «светлиц» они встретили женщину по имени Моголчак, назвавшуюся сестрой Лавкая и женой князьца Шилгинея. Так же как и Лавкай, она сказала, что уход дауров связан с предупреждением Ивана Квашнина. Моголчак сообщила сведения, до некоторой степени вскрывающие отношения между даурскими князьцами и их соседями. По ее словам, улус Лавкая был самым большим, а Лавкай «лучшим» из даурских князьцов, признанным главой своих братьев. Лавкай «со всеми своими улусными людьми с женами и с детьми, и с животы» ушел на 2500 лошадях в улусы Шильгинея и Гильдиги еще за 3 недели до прихода русских и теперь все три князьца, располагая тысячным отрядом всадников, находятся «вскопе». Она показала, что некто князь Богдой собирал с даурских князьцов соболей, приходя к ним «с огненным боем». Во время одного из набегов ее взяли в плен. Уводили Моголчак очень далеко, и жила она «в городе с каменными стенами и башнями». В городе были пушки, а у воинов — пищали, сабли, луки и всякое другое оружие. Сам Богдой имел роскошный дом, в котором она хоть и не бывала, но слышала, что в нем есть серебряные и золотые казенки (комнаты), что угощения на стол подают на серебряных и золотых блюдах. В городе есть лавки, из которых приезжие богатые купцы продают «узорочные товары»[30]. Из плена Моголчак выкупили брат и муж.
Старая даурка вспоминала один из тех набегов, которые предпринимались маньчжурскими феодалами до 40-х гг. XVII в.
Ознакомившись с оборонительными сооружениями дауров и выяснив их численность, Хабаров пришел к выводу, что догонять тысячный отряд всадников 70 пешим людям было более чем безрассудно. Лавкай скорее всего принял отряд Хабарова за разведку, подобную той, которую посылали маньчжуры перед очередным набегом. Горстке пришельцев невозможно было закрепиться в новой земле, брать крепости и «приводить их под высокую государеву руку». В этой и других подобных ситуациях Хабаров всегда проявлял важные для руководителя и военачальника качества: трезвый ум, предусмотрительность, умение взвесить и ясно представить соотношение сил своих и противника. Сейчас перед ним стоял выбор: либо вернуться с отрядом на Тугирь и Олекму и оставить задуманное дело, либо его продолжать. Он предпочел второе.
Отойдя ближе к реке Урке и Тугирскому волоку в первый Лавкаев городок, Хабаров оставил там 52 человека во главе с Дружиной Поповым, а сам, «взяв даурский хлеб для показу» и соболей, с небольшим отрядом пошел в начале марта 1650 г. в Якутск.
В отсутствие Хабарова Лавкаев городок стал опорным пунктом засевших там русских промышленников. Весенний и летний сезон был ими использован для сбора ясака. С этой целью они ходили из городка в 12 походов и призывали дауров принять российское подданство. Первым из даурских князьцов 8 июня 1650 г. прислал ясак в 120 соболей брат Лавкая князец Шилгиней, жена и младший сын которого были захвачены промышленниками и теперь сидели в аманатах. Вернулся в оставшиеся незанятыми 4 городка и князец Лавкай. Он также отправил ясак —12 соболей и шубу соболью. Пришел ясак от князьца Албазы. Всего с момента ухода Хабарова в Якутск его товарищи собрали в качестве ясака 4 сорока соболей и шубу соболью из 28 пластин.
До 1 сентября русские жили в Лавкаевом городке, а затем, «за хлебной скудостью», покинули его и двинулись к расположенному недалеко даурскому городку, принадлежавшему зятю Шилгинея князьцу Албазе. Улус Албазы был многолюдным. В нем насчитывалось до 300–400 человек. Хабаровцы потребовали там уплаты ясака. Но Албаза, учитывая малолюдство русского отряда, в котором было всего 52 человека, наотрез отказался платить его. Сидевшая в аманатах жена Шилгинея предупредила русских, что Албаза их всех хочет перебить. Тогда русские решили упредить это выступление. Недалеко от Албазина на расстоянии лучного стрельбища, они поставили острожек из одной избы и сделали в нем четыре бойницы. Затем соорудили щит на колесах для защиты от вражеских стрел. Оставив несколько человек в острожке для прикрытия тыла, они стали приступать к городку, двигая перед собой щит и прячась за ним. Дауры посылали в их сторону град стрел. На приступе хабаровцы потеряли 4 человек и вынуждены были отступить. «И силы нашей не стало, чтобы городок взять», — сообщали очевидцы. На поднявшийся шум из соседних улусов стали прибывать дауры, и осаждающие превратились в осажденных. Им пришлось отсиживаться в острожке, ведя круговую оборону. Тяжесть положения усугублялась тем, что запасы продовольствия подошли к концу и промышленники начали голодать. Дважды, первый раз из Лавкаева городка, второй из-под Албазина, они посылали своих людей навстречу Хабарову с просьбой поспешить в Даурию.
В ЯКУТСК — ЗА ПОМОЩЬЮ
Хабаров прибыл в Якутск 26 мая 1650 г. и доложил Францбекову о вновь открытом крае. Желая заручиться и в дальнейшем его помощью и стремясь привлечь в экспедицию как можно больше людей, Хабаров всячески расхваливал новые земли. Он рассказывал про обширные луга, тучные амурские земли, на которых «родится шесть хлебов: ячмень и овес, и просо, и горох, и гречуха, и семя конопляное». Высказал Хабаров уверенность и в том, что с присоединением Даурии Восточная Сибирь будет обеспечена даурским хлебом, правда, при условии ее заселения русскими хлебопашцами: «заведутся тут в Даурской земле пашни, и… будет прибыль большая, и в Якуцкой… острог хлеба присылать будет не надобно (из Енисейска. — Г. Л.), потому что де… с Амура-реки через волок на Тугирь-реку, в новой острожек переходу толко со сто верст, а водяным путем из того Тугирского острожку на низ Тугирем-рекою и Олекмою и Леною до Якуцкого острогу поп лаву на низ только две недели».