Литмир - Электронная Библиотека

– Останьтесь, – неожиданно для самой себя срывается с губ, и, прежде чем мне что-либо отвечает тетка, я успеваю поймать себя на мысли, что мне странно слышать свой собственный голос.

– Вот это номер?! – С широко раскрытыми глазами и знаком вопроса во все лицо женщина убирает ногу со ступени. Грязные ботинки обеих ног оказываются снова на одном уровне – на асфальте.

– Я не такси, ждать не собираюсь! – Мужской бас тут же доносится из салона древнего и страшного, как этот мир, автобуса.

Тетка, без тени сомнений выставив средний палец, с силой ударила по переднему колесу:

– Больно мы тебя просили нас ждать!

– Малахольная! Лечиться не пробовала!

– Что?! – Глаза женщины заискрились, но водитель сумел закрыть дверь прежде, чем та влетела в салон.

Красный зверь с пуканьем и ревом отправился в дальнейший путь. Благодаря мне впереди нас двоих ждали еще несколько часов пребывания на свежем воздухе. Почему я так поступила? Сложно объяснить. Это был порыв. Внутри что-то подсказывало, что, если я не начну разговаривать сейчас, я уже не захочу делать это никогда. Я созрела для избавления.

– Вот же черт рогатый! – прозвучало вслед удалявшейся машине, а затем тетка резко переключилась на меня: – Так ты, выходит, и не немая вовсе? Это как же так? Выходит, два года ты дурачила всех? Ну ты, девка, даешь!

С выражением изумления на лице она снова уселась на скамью и сразу же вооружилась сигаретой.

– Любая история о прошлом всегда требует много никотина, чтоб перевариться и усвоиться лучше. О твоей истории наслышана, она ой как много сигарет съест. Чего только люди не болтали, но только тебе одной известна истина и ответы на вопрос – за какие такие прегрешения ты приговорила к смерти обоих родителей. Со мной вот все понятно, а ты прославилась тем, что ни следователю, ни адвокатам, ни прочим людям, задающим вопросы, не дала ведь ни единого ответа. Даже письменно. – Тетка закурила. – О причинах, которые толкнули нас на убийство, вообще мало кто справляется, а понять никто и не стремится. А оно-то, одно дело, когда ты убиваешь ради наживы или забавы, и совсем другое, когда у тебя сердце живьем выдрали, и ты просто воздаешь по заслугам. Ты ж вообще – ни слухом ни духом ничегошеньки не прояснила, а позволила бурной людской фантазии разгуляться. Уж поверь, люди вдоволь нафантазировали, обсудили, осудили, перемыли все кости, даже собственные вариации приговора твоего предлагали, так, между делом. А кто я такая, чтоб судить – зачем да почему ты так поступила, а потом решила онеметь? Знать, причины на то были. Что ж, мадама, выкладывай, как на духу, ведь не просто так ты меня остановила.

За те минуты, которые у Психологини снова не закрывался рот, я успела раскаяться в собственном поступке. Я не понимала, зачем остановила ее, и уж тем более – зачем произнесла роковое «останьтесь». Но дело было сделано, и я прекрасно понимала, что уже не отвертеться.

Присаживаюсь рядом.

– Можно и мне сигаретку? – Женщина молча протягивает предварительно раскрытую пачку. – Спасибо.

Без слов, как ни странно, тетка щелкает зажигалкой и подносит к моему лицу огонь. Кашляю, но не отказываюсь от затеи покурить, вдруг и в самом деле мне с никотином проще будет «переварить» собственную жизнь.

– В том, что все вокруг решили, будто я немая, не моя вина. Мне просто не хотелось разговаривать. Нечего было сказать. Да и не видела я смысла в собственных словах.

– А теперь видишь?

Мы дружно выпускали дым, и я открыла для себя неведомую до этого момента тайну о магических свойствах никотина сближать людей. Казалось бы, что особенного в этом по всем статьям вредном процессе, но разницу между курящим собеседником и беседе под сигаретку я уловила сразу. Клубы дыма будто настраивали на одну и ту же волну, сближали.

– Пока не до конца, но… – Странно произносить слова вслух, а не в уме, но назад дороги нет. – Мне очень хочется, чтоб ваши теории относительно силы слов оказались верными и мне наконец стало хоть чуточку легче.

– Дорогуша, я те о чем битый час толкую? Сама себя после разговора не узнаешь. А я что, я как те тюремные крысы – стерплю любую исповедь, пусть даже после нее у меня хвост отвалится и шерсть клоками начнет выпадать. Мне не впервой.

Женщина снова захохотала, а я пыталась сообразить – с чего бы начать?

В жизни я не единожды обнажала тело и проделываю это ежедневно на протяжении долгих лет, как и вы, и миллиарды людей, но нет и дня, когда бы я полностью обнажила душу. Я всегда боялась это делать, даже находясь наедине с собой. Но сейчас я чувствую, что нужно сбросить все наросшие за жизнь шкуры и позволить свету коснуться самых темных уголков моей сущности.

Никотин пробирался по моим внутренностям, будто ядовитый паук по малюсеньким коридорчикам, щекоча брюшком их границы. Я подняла глаза к небу, глубоко вдохнула и начала свой рассказ издалека. Чтобы что-то прояснить в настоящем, всегда нужно копнуть глубоко в прошлое. Уж я-то знаю, о чем говорю.

– Впервые я столкнулась со смертью в далеком семьдесят седьмом. Мне было шесть. Начался май. Все вокруг цвело и пахло. Трава сочная, солнце горячее, бабочки яркие. Моя няня, милейшая старушка Прокоповна, повела меня на прогулку в прекрасный яблоневый сад, принадлежавший нашему поселку. Сейчас я попробую перенестись в этот, один из дней, который не затерялся бесследно в сотнях других прожитых. Значимых дней в моей жизни на самом деле было не так много. Дни, которые въелись в память навсегда и которые сильно повлияли на то, кем я являюсь сейчас, можно сосчитать на пальцах. У всех оно так. Но как же мне иногда хочется, чтоб некоторые из них навсегда сгнили, а не продолжали кровоточить даже спустя много лет.

Прикрыв глаза, я практически проваливаюсь в тот день и час. Со всех сторон меня окутывают странные новые ощущения – никотиновое опьянение, волнение от возобновленной способности произносить слова и мелкая дрожь от предстоящего погружения в прошлое, равнозначное трансу.

Урок

Весна 1977 года

С широко раскрытыми глазами я, кроха шести лет, стою и смотрю на тело незнакомой старушки, болтающееся на дереве. Ее губы черные. Ее кожа желто-синяя. От нее разит туалетом и протухшими яйцами или чем-то вроде того. Тонкая шея перетянута ремнем, привязанным к одной из веток.

Я не понимаю, что происходит, но замираю на месте, и только удивленные глаза бегают туда-сюда, опасаясь обнаружить еще кого-то живого или мертвого рядом.

Я ничуть не испугалась. Дети боятся только тех вещей, которых велят им бояться взрослые, а в моем перечне страхов не значилась реакция на встречу с трупом. Я с любопытством рассматриваю яркий наряд старушки: на груди сверкают увесистые гроздья крупных алых бус, синее ситцевое платье с широкими рукавами и резинками на их концах в огромные красные маки, белоснежный, почти прозрачный платок с бахромой и вышивкой на голове, а ноги обуты в новехонькие коричневые туфли на небольшом каблучке с ремешком. Я никогда не видела более красивого наряда ни на одной из живших в нашем поселке женщин. Мама всегда предпочитала сдержанные, почти мрачные цвета. Няня, Прокоповна, всегда была либо нежно-розовой, либо небесно-голубой, либо золотисто-песочной – приятные оттенки любых существующих цветов. А тут столько всего и сразу! Вот только прекрасный наряд портило до ужаса истощавшее лицо, запавшие щеки, ладони с целыми траншеями грязи, устрашающие ногти. Прекрасное и ужасное в одном просто загипнотизировали.

– Матерь Божья! – неожиданно и слишком громко раздается позади меня, заставляя вздрогнуть и прийти в чувство.

Оборачиваюсь на голос Прокоповны. За все шесть лет своей жизни я никогда не видела на добром лице няни такого ужаса. Она подскочила ко мне и, развернув лицом к себе, крепко прижала.

– Ведмежонок, дитя мое дорогое, ты не должна была этого видеть! Господи Иисусе! Что ж это такое творится?! Ильинична, что ж ты натворила?.. Идем, Кирочка, быстренько идем за помощью. Нужно милицию вызвать да людей оповестить о такой находке.

9
{"b":"630318","o":1}