Таск Форс 121 – располагался в нескольких помещениях на разных военных базах – но кроме того, у него были и передовые точки в городе, с которых можно было проводить операции low profile, то есть на гражданской технике и не в форме. Одна из них, известная как low house six – располагалась недалёко от вокзала в здании бывшего районного политического комитета партии БААС. Это было замаскировано под частную базу британской военной компании Erinys, в которой в основном были бывшие бойцы 22SAS и южноафриканские белые солдаты, которым в новой Южной Африке не было места. Были там и ещё более экзотические типы, например, боевые операции на месте у них возглавлял тип из Родезии, бывший Скаут Селуса[6]. Но все это я узнал не сразу.

Так как я был совсем молодым и глупым, желал продемонстрировать свою полезность – меня засунули на должность Special Agent/Investigator в полевой офис – эта должность пустовала, а у меня было необходимое для её занятия полное высшее образование, которое, кстати, в ЦРУ есть далеко не у всех молодых агентов. Итак, теперь мне со всеми надбавками должны были платить в год около ста пятидесяти тысяч – но за эти деньги я должен был рисковать своей задницей, сидя в центре одного из самых опасных городов мира – а мы даже на ночь оставались на этой базе, не уходили под защиту армейских сил. В любую ночь нас могли просто вырезать.

Заниматься я должен был полевыми допросами схваченных с оружием и/или взрывчаткой типов, которых солдаты не пристрелили и не посадили в detention camp, а по каким-то причинам передали в нашу юрисдикцию. Само по себе это было опасно, потому что они видели моё лицо – а некоторых из них потом отпускали.

Но сначала – мы прибыли на базу в громадном, неповоротливом Форд Икскершн и я нос к носу столкнулся с теми типами, одного из которых я послал куда подальше в аэропорту. Теперь они должны были меня защищать.

Никогда не забуду первого иракца, которого мне пришлось допросить.

Дело было в Кэмп-Либерти, военном лагере США недалёко от аэропорта, в котором находилась и тюрьма для временно задержанных лиц. Поскольку тюрьма (лагерь, как его называли) не резиновая, а иракцев все привозили и привозили – время от времени её приходилось разгружать. На целый день приезжал кто-то со станции ЦРУ, и рассматривал дела задержанных – надо было решить, кого в Гитмо[7]*****, кого в один из лагерей в Кувейте для более детального разбирательства, кого передать иракским властям. Последние – почти наверняка окажутся на свободе, как только родственники соберут деньги на взятку.

Должность разбирающего дела – на станции была переходящей, было установлено дежурство, потому что постоянно копаться в дерьме никто не хотел. Меня обрадовали почти сразу – я уже прибыл, а за месяц ещё ни разу не отдежурил. Значит, дежурить мне.

Все происходило в стандартном армейском контейнере, где поставили мебель, вентилятор, подвели электричество и приварили к полу некое подобие стульев для задержанных. Я устроился с комфортом, переговорил с переводчиком, включил ноутбук, установил камеру и задумался о судьбе Джонни Спана[8]. Но думать было некогда – военные полицейские привели первого человека, судьбу которого я должен был определить.

Молодой парень, лет двадцати, длинные волосы, никакой бороды, загорелый. Вообще не арабский тип – если бы он работал моделью в Европе, добился бы успеха. Похож на итальянца.

– За что его? – спросил я у военного полицейского

– Все в досье написано

Они даже не знали, за что взяли тех, кого они водили на разбор. Интересно, а за что им тогда деньги платят, чем они на базе занимаются?

Я посмотрел досье. Остановили машину на дороге, в ней при обыске нашли два гранатомёта и выстрелы к ним. Водителя задержали и доставили сюда. Это и есть этот самый парень.

– Как тебя зовут? – спросил я

– Махмуд – был ответ

– Сколько тебе лет?

– Двадцать.

– Где взял оружие?

– Нашёл в пустыне.

– Зачем подобрал?

– Вёз на продажу.

– Тебе нужны деньги?

Махмуд не ответил.

Все это может быть правдой – а может и не быть. До 1991 года армия Саддама была четвёртой в мире. Четвёртой. Сейчас, когда мы её разгромили за пару недель – большая часть солдат Саддама просто разбежалась по домам, побросав свои базы и технику в пустыне. Никто не знает, что лежит в пустыне – но на базарах в Багдаде автомат стоит долларов пятьдесят. Пистолет около ста, потому что его скрытно носить можно. За двадцать можно купить противотанковую мину, чтобы подложить на дороге, где патрулирует Коалиция. Если получится – в ближайшей мечети заплатят сто долларов. Если были погибшие – то пятьсот. Саддам боролся с исламом, сажал в мечети имамов, которые были членами партии БААС – но теперь в мечетях новые имамы. Большинство из них – неизвестно, откуда, никто не знал их до того как они появились в мечети. Некоторые даже не владеют иракским диалектом арабского. Но деньги у них есть.

Ничего не работает, и у местных в большинстве своём нет другого способа заработать – только этот.

Я открыл пакет для улик, перебрал изъятое. Моё внимание привлекла фотография

– Это твоя машина, да?

На фотографии был изображён Махмуд на фоне автомобиля БМВ красного цвета

Парень улыбнулся, и я понял, что попал в точку

– Да, это его машина – перевёл переводчик

Надо учить арабский. Хоть как. С Розеттой Стоун[9] даже в сортир теперь.

– Тебе нравится твоя машина?

– Да, нравится.

– Это твоя машина или ты её угнал?

Махмуд вспыхнул от обиды

– Это моя машина! Это подарок!

– Тебе её подарил отец?

– Да, он.

– Чем занимается твой отец?

– Он… торгует

– Оружием?

– Нет… лекарствами, едой.

– Из Иордании?

– Да, оттуда.

Я понял, с чем имею дело. Во времена Саддама – через Иорданию шла вся запрещённая торговля. Бензин в Ираке стоил дешевле воды, и потому иорданцы – жили на дешёвом иракском топливе. Топливопровода не было, его бы разбомбила Коалиция – но бензовозами только так возили. Обратно шло все что угодно – от еды и лекарств до предметов роскоши. В Иордании не было своей нефти – и они сильно поднялись на контрабанде за эти годы.

– Если твой отец богатый человек, зачем ты возишь оружие?

Махмуд понурился

– Как открыли границу – начал рассказывать он – дела пошли плохо. Теперь все возят. Отец не даёт денег даже на бензин. А я хочу участвовать в уличных гонках.

– Здесь, в городе? – удивился я

– Нет, на трассе на Иорданию есть место.

– То есть, у тебя есть машина БМВ, но нет денег на бензин, так?

…

– Скажи, ты мусульманин?

– Да.

– Шиит или суннит?

– Суннит – сказал Махмуд с запинкой

Я понял. Никакой он не мусульманин. Просто думает, что он мусульманин, раз все должны быть. Он сын богатых родителей, имевший доступ к западной контрабанде. А сейчас связался с нехорошими людьми – но он нам не враг.

Скорее наоборот.

– Давай-ка, выйдем на солнце

Мы вышли на солнце, и я попросил солдат на охране сфотографировать нас вместе – меня, переводчика, военных полицейских и Махмуда. Махмуд был недоволен.

– Зачем это?

– Затем что я тебя отпускаю. Можешь идти. Если мы узнаем, что ты опять перевозил оружие – я эту фотографию распространю на базаре. А если хочешь денег на бензин – приходи и я найду тебе честную работу.

…

– Отпустите его.

– Но сэр… – неуверенно сказал один из военных полицейских