– Есть два типа людей: те, что жертвуют собой, и те, что жертвуют другими. Вторые имеют обыкновение выигрывать – такова жизнь. Не трать время на глупые разговоры о чести. Клодия прислала меня за тобой, так что давай, складывай оружие, если не хочешь, чтобы крестьянскому щенку перерезали горло. Сдашься сам, без проблем – мальчишка выживет.

– Разве крысиному слову можно верить?

– Сказать честно, мне претит эта игра в заложников. Я с ними не церемонюсь обычно, но сегодня сделаю исключение. Мальчишка твой мне не к чему. У нас таких целая Фирапонта, – мечница равнодушно взглянула в глаза застывшему в злой безысходности врагу и предупредила. – У тебя нет шансов, Фиро. Даже если ты сбежишь сейчас, освободив друга, что маловероятно, мы с Клодией найдем, кому приставить к горлу клинки. Кто пожалел одного, пожалеет и остальных. Силен лишь тот, у кого сердце тверже камня, а ты разменял свою силу на жалость и сочувствие, Фиро. В Пане много беззащитных женщин, стариков, детей… Ты ведь не позволишь им погибнуть за тебя, так ведь? Да и мальчишку ты не отобьешь. На его шее смертоносный амулет-удавка, который сработает очень быстро и неотвратимо. Даже если ты убьешь нас сейчас, спасти друга не успеешь. Сложи оружие, если не желаешь, чтобы из-за тебя опять кто-то погиб.

Ответа не последовало. Звякнула сталь брошенных на пол мечей, и очумело, умоляюще замотал головой Сим: «Не слушай ее, не делай этого!» – беззвучно произнес перекошенными, онемевшими губами.

– Добро пожаловать в новую Фирапонту, – довольно улыбнулась мечница. – Не надо было сюда возвращаться, ведь для тебя здесь уготовано только одно место – в цепях на эшафоте, – не договорив, Бернадет чутко вскинулась, прислушалась к звукам за стеной. – И собаку свою усмири, я знаю, что она рядом…

Когда в зал вошла Клодия, цепи на его руках стянулись сильнее. Локти вывернулись в суставах, а безжалостная сталь глубоко продавила кожу.

Колдунья подошла почти вплотную. Шелестя длинным шлейфом присела в насмешливом реверансе.

– Господин Арагана, собственной персоной? А мы вас давно ждем, – она хлопнула в ладони, жестом приказывая слугам принести кресло. – А вы все бегаете от нас по лесам по долам, как взбесившаяся собака от хозяина.

– С каких пор ты стала тут хозяйкой? – Фиро смотрел на колдунью прямо и холодно.

– Огрызаешься? Зря, – не стерпев дерзость, оскалила зубы Клодия.

На какой-то миг ее лицо, искаженное маской злобы, пошло морщинами и пятнами, просветив сквозь фарфор девичьей нежной кожи обесформленные черты дряхлой старухи.

– Отвесь-ка ему хорошую затрещину, Шайя, чтоб не бросался словами, – усмехнувшись, фыркнула Бернадет.

– Кому? – в недоумении пожал плечами великан.

– Ему, – мечница кивнула на пленника, но Шайя не торопился выполнять приказ.

– А кто это? – он склонил на сторону голову и вопросительно взглянул сначала на Бернадет, а потом на Клодию.

– Это Фиро, – устав от тупости подопечного недовольно буркнула Клодия. – Младший братец нашего Айзе.

– Какого Айзе? – продолжил расспрос Шайя, повергнув нетерпеливую колдунью в бешенство.

– Да никакого! Уже никакого, кретин! – заорала она на здоровяка, и тот испуганно попятился за спину Бернадет. – Так вот, ты! – она переключила свой гнев на Фиро. – Знай, что я – владычица этих земель сейчас, а потом под моей властью будут и другие. Я почти Королева, так что стой передо мной, как слуга, как раб, и не смей открывать свою песью пасть в сомнении…

Она встала с кресла и, повернувшись спиной ко всем присутствующим, отправилась к перилам балюстрады, чтобы осмотреть свои владения.

– Какая ты Королева, – послышалось позади; в спокойном голосе Фиро прозвучала нескрываемая усмешка. – Ты – просто портовая девка с темноморского побережья.

– Девка? – Клодия замерла, застыла на месте статуей, потом медленно развернулась, вперила в пленника ненавидящие жуткие глаза. – О, да! Я не из ваших, не из благородных! Я не дворянка, не княгиня, ни к какой знати не отношусь, – она окинула самоуверенным взглядом окружающих, – но мне этого вашего происхождения и не надо. Я – не то, что вы! Я самая великая волшебница этого мира! Я ученица самого… – тут она замолчала, выдохнув, вернулась на кресло и подперла рукой подбородок, – …впрочем, неважно.

Она снова умолкла, задумчиво потупила глаза в пол, скользя взглядом по витиеватому растительному орнаменту черно-белой мозаики. Бернадет и Шайя внимательно уставились на нее – ведь обычно подобные паузы не сулили ничего хорошего.

Наконец Клодия подняла голову. Ее взгляд источал привычную злую пустоту. Она поднялась, приблизилась вплотную и посмотрела пленнику в глаза.

– Все повторяется, Фиро. От судьбы не уйдешь. Как бы ты ни бегал, как бы больно ни кусался, все равно будешь стоять передо мной в цепях. Ты хороший воин, не спорю, но сердечко у тебя дрянное, человеческое: дружба, любовь, долг – вот твои слабые места, твоя погибель. Помнишь, как десять лет назад мы с тобой стояли так же напротив друг друга, и ты так же пытался спасти своих друзей. А теперь ответь мне, зачем тебе друзья, если из-за них ты уже второй раз попадаешь в безвыходное положение. Помнишь, ту настырную девку, влюбленную в твоего старшего брата? Ее, кажется, звали Юта? Ведь это она, дура, приревновала меня к Айзе и принялась следить за нами, вынюхивать. Только сама она не справилась, потребовала помощи от тебя, и ты, как верный друг, отправился следить за братом и совершенно случайно стал свидетелем нашего ритуала по обретению вечной молодости, – ностальгически закатив глаза, Клодия мечтательно вздохнула. – А ведь мы предлагали тебе присоединиться. Жаль, что ты отказался… Да еще и глупая девчонка, твоя безродная приятельница разболтала по всей округе о моих ритуалах и планах жить вечно. Пришлось ее убить, и ее брата тоже, а тебя сделать виноватым, должен же был кто-то за все отвечать, согласись?

Фиро не ответил, смерил ее полным ненависти взглядом. Скрипнув зубами, поинтересовался:

– Десять лет назад ты обещала, что оставишь моих друзей живыми, если я возьму на себя вину за все твои злодеяния. Слова ты не сдержала.

– Твои друзья-крестьяне виноваты сами – не стоило быть такими болтливыми. Я ничего не могла поделать, – с невинным видом развела руками Клодия. – Но теперь все по-другому, так что насчет мальчишки-заложника не беспокойся, я приказала Бернадет дать ему лошадь и вышвырнуть из Фирапонты. Видишь, я тоже могу быть великодушной и благородной.

– Крысиное у тебя благородство, – прорычал в ответ Фиро.

– Уж, какое есть, – жутко улыбнулась ему Клодия. – Ты мне нравишься, честно. Люблю таких – бесстрашных и живучих. И почему ты не присоединился к нам тогда, много лет назад? У тебя ведь был шанс, и мы, – она обвела плавным жестом всех присутствующих, – взяли бы тебя в свои ряды без вопросов.

– Вы подлые убийцы, решившие за счет чужих жизней создать иллюзию собственных.

– Так вот как ты заговорил, – Клодия понизила голос, и он стал обманчиво мягким и спокойным. – Значит, по-твоему, мы убийцы? Злодеи? – она снова вкрадчиво заглянула Фиро в глаза.

Ответа не последовало, но для вошедшей в роль наставительницы колдуньи это уже было неважно:

– Знаешь, в чем между нами разница? Она велика! Ведь ты – оживший труп. Я это знаю точно, я наблюдала твою смерть и скажу на сто процентов, человек по имени Фиро издох десять лет назад на моих собственных глазах. Теперь же я вижу иное – ты жив, абсолютно точно жив. Ты мог бы, конечно, оказаться кем-то другим… но это не так. Я чувствую, я знаю. А чутью портовой девки, как ты точно назвал меня, может позавидовать даже чистокровная ищейка. Я не ведаю, какое сумасшедшее колдовство оживило тебя, но уверена точно – оно чужеродно той благословенной силе, давшей вечную жизнь и неувядающую молодость нам…

– О чем ты? – губы Фиро скривила презрительная улыбка. – О каком благословении ты говоришь? Посмотри на своих приспешников. На Шайю. Он совсем потерял разум.