– Нет, вы сногсшибательно выглядите! И я, уверен, сохраните моложавость до преклонных лет, – затараторил граф. – Я же знавал вашу бабушку, а вы ее копия… Но, Ева, милая, вы уже зрелая женщина! А князю Анненкову нужна если не дебютантка, то барышня юная, невинная.

– Это вы так решили или его мама?

– Она, – скис Бестужев. – Но я с нею солидарен. Им же детей рожать. А вы, как я понимаю, их не хотите…

Ладно, не сказал «не можете иметь», поморщилась Ева. Все считали, что княжна Шаховская не рожает не потому, что не хочет, а из-за бесплодия.

– Тогда что же вам от меня нужно?

– Содействия. Вы, как родственница, могли бы взять шефство над Евгением. Вы старше, мудрее, можете дать ему дельный совет.

«В морду бы тебе дать, старый хрыч! – разозлилась Ева. – Ты за кого меня держишь, Дракула ты недоделанный? За вышедшую в тираж тетку, которой больше ничего не остается, как пристраивать дебютанток? Я Ева Шаховская, вечная королева вашего скучного бала…»

Закончить гневную тираду она не успела, так как граф наконец подобрался к сути интриги:

– Вы ведь знаете мою внучку Аллочку? Чудесная девушка, не правда ли? И мила, и образованна, и скромна.

«Так вот где собака порылась! – хохотнула Ева мысленно. – Решил пристроить свою внучку! Засидевшуюся «в девках» тетеху, которую даже милой язык не поворачивается назвать. Дурнушка с юношескими прыщами на двадцатипятилетней физиономии».

– Мне и Аллочку под опеку взять? – насмешливо спросила Ева.

– О, это было бы чудесно! – не уловил ее настроения граф. – В вас столько шарма, а Аллочка, что уж греха таить, подать себя совсем не умеет… Да и перед мужчинами робеет. Но если бы за нее взялась такая женщина, как вы…

– Двое подопечных, это как-то слишком. Вам не кажется?

– Отнюдь. Вы возьмете под одно крыло Аллу, под второе Женю…

– И подтолкну их друг к другу?

– Какая же вы умница, Ева! – чуть не захлебнулся восторгом Бестужев. – Я бы даже сказал, уникум. Вы словно мои мысли прочитали… – Граф так крепко ухватил Еву за локоть, что она поморщилась. – Так что, вы согласны?

– Я подумаю… – ответила она туманно и поспешила высвободиться из цепких, похожих на птичьи, лапок предводителя дворянства. – А теперь пойдемте знакомиться с моим родственником. Теперь уже мне не терпится.

Лакей, в подобающем случаю камзоле, распахнул перед Евой двери в зал. Парадную залу Дворянского собрания украшали гирлянды из флажков. На миниатюрных кусочках ткани множился герб рода Анненковых. Щит из четырех частей, верхняя левая – красная, на ней пробитое копьем сердце. Редкий символ, именно по этой детали Ева и узнала герб своих предков. Остальная символика: звезды, кресты, птицы, попадалась и на многих других гербах.

Вообще-то Ева ветвью Анненковых интересовалась мало. Шаховские были ей ближе. Однако перед приемом освежила скудные знания посредством Интернета. Вспомнила, что декабрист Анненков был отправлен в Сибирь в кандалах. Три года провел в остроге, потом отправился на поселение, пока ему, по ходатайству матери, не разрешили поступить на гражданскую службу. В Сибири Иван Александрович провел тридцать лет. Но в Петербург так и не вернулся – власти не пустили. Как и в Москву. Семья осела в N-ске, где Анненков был выбран уездным предводителем дворянства. В N-ске же Иван Александрович умер и был похоронен.

– Ева, приготовьтесь, – услышала она нервный шепот Бестужева. – Перед вами Евгений, и мы направляемся к нему.

Княжна Шаховская тут же собралась. Будто супергероиня перед атакой, активизировала свои сверхспособности. Как-то: шарм, сексуальность, кошачью грацию, магнетический взгляд… Один из ее бывших любовников говорил, что, включая режим атаки на мужчин, она даже несколько иной запах источает, более призывный и дурманящий.

– Дорогой Евгений, разрешите познакомить вас… – застрекотал предводитель, кидаясь к Анненкову.

Ева осталась на месте, чтобы на расстоянии рассмотреть парижского гостя.

Довольно высокий, крепко сбитый, но не толстый. Белокожий и румяный. Большие карие глаза и каштановые кудри, спускающиеся на лоб. На аккуратном носике редкие веснушки. Хорошенький, отметила Ева. Но совсем не в ее вкусе. Похож на плюшевого медвежонка. И выглядит года на двадцать три. У Евы были любовники и такого возраста, но в них была мачистость. А Евгений – это одна сплошная мимимишность. Такого не в койку тащить хочется, а щекотать, гладить по пузику и умиляться.

И все же Ева не была разочарована. Такого увальня легче будет очаровать, а именно это она и намеревалась сделать. Не Аллочке же прыщавой его отдавать!

Бестужев познакомил родственников. Евгений поцеловал Еве руку. Она одарила его многообещающим взглядом. Он зарделся.

– Не выпить ли нам шампанского? – проворковала Ева.

– С удовольствием, – ответил Евгений с мягким акцентом.

И они, позабыв о предводителе, направились к бару.

Она пыталась не плакать, провожая детей до машины. Но глаза все равно были на мокром месте. Свекровь это заметила и ободряюще похлопала по руке.

– Все будет хорошо, дорогая, – ласково проговорила она. – Не переживай.

– Я не… – голос сорвался. Аня прижала руку ко рту, чтобы заглушить всхлип.

– Переживаешь, я же вижу.

– Нет, тут другое, – справившись с собой, возразила Аня. – Я уже скучаю по ним, а ведь Лина с Лешей еще от дома не отъехали.

– Понимаю тебя. Когда я первый раз отправила сына в загородный лагерь на три недели, уже на следующий день приехала, чтобы забрать его оттуда. Но Петр не поехал, сказал, пора мне привыкать к самостоятельности.

– Вам? – переспросила она.

– Именно, – рассмеялась Надежда Григорьевна. – После того как папа Пети скончался, он стал считать себя главой семьи. Тогда ему было шесть. Как и твоим деткам.

Лина и Леша, добежав до машины, остановились и обернулись. На мордашках ни следа грусти, только нетерпение. Близнецам хотелось поскорее попасть в аэропорт, сесть в самолет и улететь на солнечный берег Турции. В поездку их сопровождала бабушка. Она же выбирала отель, учитывая все пожелания внуков. Лине требовалась первая линия, бар с молочными коктейлями и мороженым на пляже, а также мини-зоопарк на территории. Леше аквапарк и тот же зоопарк, но чтобы обязательно были лошади. В найденном отеле из лошадей имелись только пони, однако мальчик согласился и на них. Он, в отличие от сестры, готов был к компромиссам. Элеонора же стояла на своем до конца. Однажды ей пришлось остаться дома с няней, тогда как вся семья отправилась на новогоднее представление в цирк. А все потому, что юная капризуля наотрез отказалась надевать шапку, опасаясь испортить высокую прическу, увенчанную диадемой. И даже шаль ее не устроила. Равно как и стеганое пальто с капюшоном, не гармонирующее с нарядом принцессы.

– Я не расставалась с ними дольше чем на день. Не представляю, как проживу в разлуке две недели.

– Привыкай к самостоятельности, Анечка.

– Еще и Петр в Париже, – шмыгнула та носом.

Все-то ее бросают, несчастную: и муж, и дети.

– Ты же знаешь, он никак не мог перенести командировку, – строго заметила свекровь.

– Я все понимаю. Клиент попал в беду, и ему потребовалась помощь адвоката… – Анин супруг, Петр Моисеев, возглавлял крупную юридическую фирму, в которой был не только боссом, но и главной звездой. – Но я надеялась, что Петр не задержится во Франции надолго. А он даже не знает, когда вернется.

– А ты посмотри на ситуацию с другой стороны.

– Как это? – растерянно спросила Аня.

– Тебе выпала возможность заняться собой, и только собой. Отоспись, походи по салонам, магазинам. Именно походи, а не просто пробегись. Побалуй себя, любимую.

Но Аня так не умела. Да, она следила за собой: стриглась у модного стилиста, посещала косметолога, спортивный зал, отбеливала зубы, но все это делала не в удовольствие, а по необходимости. Анин муж был не только образован, успешен, богат, но и собою хорош, и элегантен, и харизматичен, а она… была самой обычной. И это только в последние десять лет, до этого же… Рвань из коммуналки, необразованная, закомплексованная дурнушка в шмотье из секонд-хенда. Она на внимание обычных-то мужчин не рассчитывала, а уж о полубоге Петре Моисееве и мечтать не могла. Но свершилось чудо, и он полюбил Анну. Не сразу, конечно. Сначала пожалел ее, потом начал проникаться симпатией, а потом симпатия переросла в восхищение. Петр восторгался человеческими качествами Ани, ее порядочностью, чистотой, добротой, но не видел в ней женщину. Пришлось постараться, чтобы это исправить. И начала Аня, как все представительницы прекрасного пола, со смены прически: подстриглась, покрасилась. Дальше больше: она сменила гардероб, записалась в спортзал и солярий. Преобразившись внешне, занялась саморазвитием: поступила сразу в два института, записалась на курсы вождения и этикета. Благо деньги на весь этот «тюнинг» буквально свалились с неба.