Вернее, она обожала обоих. И без Андрея уже жизни себе не представляла. И без Игоря не представляла своей жизни последние девятнадцать лет. Ровно столько ему исполнилось месяц назад. Страх за них, за их жизни, за их здоровье и благополучие иногда превращал ее жизнь в кошмар. Потом к этому кошмару добавилась ревность, странным образом просочившаяся из сновидений. Или наоборот, ревность влезла в ее сны, материализовавшись в образы красивых молодых девушек, претендующих на ее мужа и сына.

Про сон она не соврала. Он снился ей. Причем уже трижды. Девушки каждый раз бывали разными, а вот их монолог оставался одним и тем же. Сонники ничего внятного не посоветовали. Звонок знакомому психологу тоже ничего не дал. Она надеялась на подруг. Но, кажется, немного перестаралась, затянув развязку. Или не немного?

– Простите меня, девочки, – проговорила Лариса, поставив чашку на стол и пряча руки на коленях. – Мне нужен был ваш совет. Простите, что ввела вас в заблуждение и…

– Совет-то какого толка? – огрызнулась Верочка. И добавила: – Ну, ты и дура, Ларка.

Она откинулась на спинку стула и забарабанила пальцами по краю стола. С ее маникюром все было в полном порядке. Она смело могла его демонстрировать.

– Просто совет, – тихо откликнулась Лариса и показалась себе еще более жалкой. – Мне уже трижды снился такой сон, девочки.

– Ого! – Илона прищурила холодные голубые глаза. – С одним и тем же персонажем?

– Нет. Девушки всегда разные. Незнакомые. Но их слова… Все всегда одно и то же. Они говорят мне одно и то же. В каждом сне, – пожаловалась Лариса.

Она посмотрела на подруг. Кажется, ее простили и уже сочувствуют. Верочка, во всяком случае. По лицу Илонки, как всегда, сложно было что-то понять. Но ее пальцы перестали ласкать дно пепельницы, взялись за ложку, принявшись ворошить горку густой рисовой каши. Уходить не собирается. Значит, Лариса прощена.

– Ты Витебсону звонила? – деловито поинтересовалась Верочка. – Вижу, звонила. Что он говорит по этому поводу?

Витебсоном как раз и был тот самый знакомый психолог, которому она позвонила после третьего тревожного сновидения. Он был другом ее детства. Они жили в одном дворе. Вместе ходили в садик, потом в школу. Затем вместе поступили в медицинский. Она со второго курса ушла в педагогический. Он продолжил обучение. Виделись не часто, редко созванивались. Но в помощи друг другу никогда не отказывали. И это ценилось обоими.

Вообще-то его звали Витькой. И фамилия у него была самая обычная – Иванов. Витебсоном она прозвала его в студенчестве. Так и приклеилось. И практиковал он уже, как Витебсон, взяв прозвище за псевдоним. На визитках тоже оно значилось.

– Витебсону звонила, – призналась Лариса.

– И что он?

– Посоветовал больше бывать на свежем воздухе, больше отдыхать, сменить обстановку. Так? – ответила за Ларису Илона, затем скептически сложила идеальной формы губы. – Что они могут еще сказать! Так ведь?

– Нет, не так, – немного обиделась за друга детства Лариса. – Он посоветовал поразмыслить и определить причину моих страхов, которые движут моими снами. Они могут быть не явными. Могут сидеть глубоко в подсознании. Но что эти сны вызваны тревогой, это однозначно. Так он сказал. Или приблизительно.

– Ага…

Илона проглотила третью по счету ложку густой рисовой каши. Осторожно тронула рот салфеткой. По примеру Верочки откинулась на спинку стула.

– Стало быть, к страхам залезть в телефон мужа и проверить его переписку и контакты добавились еще какие-то? Или с тех, других страхов все и началось?

Вот почему-то не нравилась ей реакция Илоны, хоть убей. Как-то не так она себя вела. Не так подруга должна была себя сейчас вести. Сначала показалось, что сочувствует. Видимо, она ошиблась, приняв ее любопытство за сочувствие. Верочка вот, хоть и разозлилась поначалу, теперь, кажется, за нее даже переживает. Посматривает с тревогой и жалостью.

– Ларис, послушай, – нарушила она тишину, повисшую над столом. – Ты вот постарайся вспомнить, с чего все началось?

– В смысле?

– С чего начались твои сны? Может, произошло что-то?

– Нет. Не происходило ничего.

Она уже думала и пыталась вспомнить по совету Витебсона. Ничего не вспоминалось. Все было сладко да гладко в ее семье.

– Может, ты случайно услышала обрывки какого-то телефонного разговора? – вставила Илона, подчищая ложкой остатки рисовой каши с тарелки. – Или увидела Андрея с какой-то женщиной? Случайно…

Ну, вот почему ей все больше кажется, что Илона получает от всего этого разговора тайное удовлетворение? Это на самом деле так, или это свидетельство начинающихся проблем с ее личным психоэмоциональным состоянием?

– Не было подслушанных разговоров. Не было никаких женщин, девочки. Вообще ничего не было. А сны продолжают сниться. Странно.

Лариса попыталась улыбнуться весело и беспечно, но не вышло. Почему? Да потому, что девочки ее не поддержали. Не сделали так, как она ждала. Не рассмеялись, не назвали ее рассказы дурью, блажью. Они затихли, задумались. А Верочка даже губы начала покусывать. То ли с досады, что потратила на Ларису свое драгоценное утреннее время, то ли от волнения за нее.

– Знаешь, Ларочка, на самом деле все может оказаться полной ерундой, – заговорила Илона, закончив с кофе. – А может все быть и очень серьезно. Мозг человеческий так устроен, что…

– Что? – Верочка скептически изогнула губы. – Что ты в этом понимаешь, Илонка? Не пытайся умничать.

– Не пытаюсь, – миролюбиво улыбнулась та. – Просто хочу рассказать одну историю.

Рассказ о чьих-то сновидениях получился сумбурным, каким-то нереальным, с трагическим финалом. Закончив, Илона развела в стороны руки и провозгласила:

– Вот как-то так.

– Ой, да ерунда! – невольно рассмеялась Лариса. – Хочешь сказать, что женщины в моих снах – это собирательный образ любовницы, которая меня жаждет сместить с моего места?

– Ну да. Хочу так сказать. И ее чувства настолько сильны, что ты их буквально чувствуешь, осязаешь. И…

– Илонка, хватит пургу гнать! – рассвирепела Верочка и ладошкой по столу прихлопнула, приведя в негодование девушку за столом по соседству. – Ларке просто меньше надо сериалов смотреть и журналов женских читать. Там одни советы: как удержать мужчину, как себя не уронить. Какие-то без конца признаки публикуют: как распознать измену, как распознать коварство, любовь, зависть. Читаешь ведь, признавайся, читаешь, Ларис?

Лариса мелко закивала. Подобные публикации она любила. Отчасти за то, что ни один из перечисленных признаков она ни разу не смогла применить к собственной ситуации. Подруги, получалось, ей не завидовали. Муж не изменял. Сын не обманывал.

– Твои сны – это усталость от монотонности жизни. Съезди куда-нибудь, развлекись. Поменяй гардероб, в конце концов, – принялась поучать Верочка. – Побольше времени себе уделяй. Да, и маникюр, маникюр обнови, дорогая. Никуда не годится.

Пять минут прошло после того, как за Ларисой закрылась дверь обеденного зала, а Илона и Верочка продолжали сидеть и смотреть друг на друга.

– Что скажешь, дорогая? – первой не выдержала Верочка. – Что все это значит? Что за ерунда с ее снами? Ларисе не могло это присниться просто так! Из-за кино или журналов. Она самый из нас троих адекватный человек.

– Согласна, – кивнула Илона, захватила прядку и принялась накручивать ее на пальчик. – Не хотела говорить, но…

– Но?

– Но, кажется, у Ларисы есть повод для беспокойства.

– Что ты имеешь в виду? – тонкая шея Верочки вытянулась, взгляд застыл. – Андрей?

– Я тут недавно видела его с каким-то мужиком в ночном клубе. Оба были навеселе.

– И что? Господи! А я-то подумала! Ну, выпили мальчики, оба совершеннолетние, – фыркнула весело Верочка.

– Они были с бабами, Вера. С теми самыми бабами, которых не берут на одну ночь.

– Итак, Сергей Игнатьевич, давайте с самого начала и по порядку.