— Пойду собирать вещи, — сказал Барнс и, поднявшись, пошел доставать свой рюкзак и думать, что он хочет забрать отсюда.
По всему выходило, что очень немногое. Как только Себастьян перестал сниматься, решив, что хочет просто жить, он продал всю дизайнерскую одежду, которую расхватали за какие-то невероятные деньги, под это дело Барнс тоже продал кучу своей одежды, часть из которой даже не носил. Переезжая на Гавайи, они вообще много от чего избавились, что-то продали, что-то отдали на благотворительность. А потом и квартиру свою продали в два раза дороже, чем покупали.
Поэтому сейчас у Барнса просто не было подходящей одежды для зимней Канады, да и для зимнего Нью-Йорка тоже. В итоге из всех вещей, что Барнс решил увезти с собой, оказались украшения Себастьяна, два ноутбука, одежда по мелочи. Они так долго были вместе, что давным-давно стали дарить друг другу на все праздники всякие безделушки, для который у Барнса была отдельная коробка, а у Себастьяна своя. Они даже любили перебирать эту мелочевку, называя дату и повод к каждой.
Барнс вытащил эти две коробки, нашел еще одну, в которую сложил личные вещи Себастьяна, туда же отправился плед, его любимая кружка, статуэтки Оскара и еще много чего. Барнс не ожидал, что захочет оставить так много, потому что получилось целых пять коробок со всяким разным.
— Рара, — позвала Мика, когда Барнс, совершенно ни о чем не думая, складывал коробки в машину, чтобы отвезти их на склад, который он собирался арендовать лет на десять, потому что не представлял пока что точно, чем займется после приезда в Нью-Йорк. — А твои портреты?
Вернувшись в дом, Барнс посмотрел на свои портретные фото, которыми Себастьян увешал все доступные для этого стены. Он не знал, что делать с фотографиями, ведь Себастьяну они нравились, но и оставлять их Барнс не хотел, он никогда не страдал нарциссизмом.
— Не знаю, дорогая, — вздохнул он. — Я бы выбросил, но тате они нравились.
— Я заберу, — крикнул Лекс из кухни, а потом пришел и сам. — Рара, это искусство, его нельзя уничтожать.
— Я тоже заберу несколько, — сказала Мика.
— Вот и разобрались. Вообще, забирайте все, что хотите, — махнул рукой Барнс и пошел снимать фотографии со стен. — В коробках тоже поройтесь, вдруг чего интересного найдете.
Ближе к вечеру Барнс поехал арендовать склад и купить еще коробок. Как бы ни было ему больно, он решил не оставлять своих детей одни на один с их с Себастьяном вещами, которые нужно было вывезти из дома перед продажей. Конечно, за один день все, может, и не соберешь, но он хотел хоть немного помочь, прежде чем позорно сбежит, а ничем иным, кроме как бегством, Барнс свое желание уехать как можно скорее назвать не мог.
Уже стемнело, когда Барнс вернулся с кучей коробок и пластиковых контейнеров. Мика с Лексом помогли выгрузить это добро из машины и принялись складывать вещи. Мика взялась за книги, которых для века электронных читалок было слишком много, Лекс принялся складывать разнообразные носители с фильмами и музыкой и прочую мелочевку, всякие несущие только эстетическое наслаждение штуки, а Барнсу досталась одежда, и он решил и свою тоже отдать на благотворительность.
Дети уже давно легли спать, а Барнс просто не мог лечь в пустую холодную кровать, и он продолжал разбирать вещи, складывая их в коробки. Когда с вещами было покончено, Барнс пошел собирать то, что не дособрали Мика с Лексом. В итоге, когда они проснулись, все, что требовалось сложить и вывезти, было сложено. Оставалось заказать грузчиков с машиной и перевезти все на склад. Кроме одежды и того, что захотят забрать дети.
Барнс оглядел полупустой, какой-то совершенно неуютный дом и сел на пол у какой-то стены, забравшись в криво остриженные волосы пальцами. Притупившаяся было боль вспыхнула с новой силой, напоминая Барнсу, что это не переезд, что он оставляет это место навсегда. И Барнс понимал, что лучше он будет хранить теплые воспоминания, какие-то мелочи, напоминающие ему о Себастьяне, но никогда не окажется больше в этом доме.
Спать он решил не ложиться, уверенный, что не заснет, а если и заснет, то опять приснится какой-нибудь кошмар, про которые, живя с Себастьяном, Барнс успел забыть. Наверное, теперь дурные сны будут частыми ночными гостями, с другой стороны, Барнс теперь мог позволить себе не спать хоть неделю, потому что не для кого было оставаться ласковым и спокойным Баки.
Сидя с ноутбуком на диване, Барнс искал остров на продажу, хотя зачем ему целый остров, он пока не представлял. Казалось, он что-то придумал, но оно еще не оформилось до конца. Последние годы жизни с Себастьяном на Гавайях Барнс мало переводил, больше писал статьи про оружие, написал еще две энциклопеди — ему вообще нравилось писать про оружие так, чтобы было понятно не только профи, чтобы заинтересовать тех, кто еще ничего в оружии не понимает, но хотел бы.
Идея тренировать с нуля наемников Барнсу нравилась, вот только нужно было самому побыть наемником, потому что слишком долго он жил мирной жизнью, а наемничать ему вообще не приходилось. Мастерство, конечно, не пропьешь, и модифицированный организм Зимнего Солдата всегда был готов к бою, но нужно было влиться в среду, понять, что к чему, сделать себе имя. Причем можно было без проблем сменить себе документы на имя Джеймса Бьюкенена Барнса, потому что про героя Баки Барнса уже давно помнили только особо упоротые по вселенной Марвел, а эпопею про Капитана Америку и его закадычного дружка давно не переснимали. А может быть, Барнс просто не хотел менять имя, потому что оно было единственным, что связывало его с прошлым. Далеким-далеким, иногда кажущимся эфемерным прошлым.
Приняв решение, Барнс полез смотреть частные военные компании, он не знал, какая ему нужна, не представлял даже, да и документов на нового себя у него еще не было, и не будет еще недели две, но даже иллюзия деятельности помогала не расклеиться окончательно.
Отметив для себя несколько компаний, которые его заинтересовали, Барнс глянул еще несколько статей по продаже островов и даже выбрал парочку в Канаде, а потом случайно нашел статью о продаже целого архипелага всего за два миллиона долларов, и эти деньги у него были. У него было гораздо больше двух миллионов, потому что остались деньги от продажи квартиры, его книги приносили деньги, и по завещанию Себастьяна Барнс получал всю его собственность и состояние. А оно было достаточным, чтобы ни в чем себе не отказывать и больше не работать ни дня даже для Барнса. А еще он собирался продавать дом, который сейчас стоил каких-то безумных денег.
Подхватив телефон, Барнс набрал номер, указанный в статье, и на том конце, как ни странно, ответили. Разговор занял немного времени, Барнс уточнил, что да, продается весь архипелаг и за указанную сумму, и сказал, что он будет готов купить через две недели, попросив снять архипелаг с продажи. Девушка-секретарь ответила, что приостановит продажу острова на две недели, не больше, если мистер Барнс действительно собирается его купить. На том и порешили. Барнс даже обрадовался, что в свете последних событий было крайне странной эмоцией.
— Да, лапушка, — тихо сказал он, сжимая в руке жетоны, — у нас будет свой остров.
Не верующий ни в каких богов Барнс не хотел думать, что Себастьян просто умер, ушел навсегда, оставив его одного, ему больше нравилось думать, что частичка его мужа навсегда останется с ним.
Мика спустилась в кухню, когда Барнс уже заканчивал готовить завтрак. Сейчас он выглядел не так страшно, как до этого, но ощущения, что он сейчас заплачет или закричит, больше не было. Он был печален, сосредоточен, чуть рассеян, словно мыслями был где-то не здесь, и хоть взгляд был полон боли, эта боль не грозила выплеснуться наружу, за эту ночь она притупилась и стала частью Барнса. Он почти принял, почти смирился с утратой. Почти.
— Зови Лекса, и садитесь завтракать. А я поехал в город, — Барнс ткнул тумблер кофемашины. — Закажу перевозку коробок на склад, заберу урну с прахом, — почти ровно сказал он, — и вернусь.
