— Твое здоровье! — Франсуа коснулся его бокала своим. — Я тоже люблю тебя. Наверное, с самого первого дня, как увидел.
— Это было восемь лет назад, — изумился Барнс, — тебе тогда было восемнадцать, ты был еще ребенком.
Барнс был очень удивлен такому откровению, и надо было честно признать, что тогда, восемь лет назад, он Франсуа и замечал-то только по спискам. И сам не совсем понимал, что его толкнуло в его объятия.
Наверное, уверенность Франсуа, его напор, хотя он и сам боялся, когда выпалил признание Барнсу. Но это было так подкупающе. А сейчас Барнс был только рад тому, что тогда поддался, прогнулся, и они оказались вместе в одной постели. Если бы не Франсуа, он бы до сих пор был одинок и совершенно несчастен.
— Ну вот так получилось, — развел руками Франсуа. — Я думал, у меня шансов нет, думал, это пройдет. А оно не прошло совсем. Я вернулся к тебе.
Барнс трескал свой ужин из целой запеченной форели и овощей и охуевал, потому что его любили так давно, а он даже внимания не обращал. И не обратил бы, не будь Франсуа так настойчив. И ведь заставил же себя полюбить, въелся под кожу, стал родным, близким, невыносимо нужным.
— Малыш… — протянул Барнс, словно извиняясь за все годы, которые он не обращал внимания, за все время, что не думал, не вспоминал. — Прости… Если бы не Чарли… Я бы не увидел. Я бы не смог. А ты… Господи, Франсуа, кажется, что я даже не заслуживаю тебя.
— Не говори глупостей, — решительно сказал Франсуа и допил вино. — Просто тебе было не до того. Ты привык жить как привык. А тут появился я и вцепился, как осьминожище.
Удобно сидя напротив Франсуа, Барнс гладил его член пальцами ног, ласкал, и как мог, аккуратно, так, чтобы ни крошки не упало в воду, поглощал рыбу.
— Знаешь, я, кажется, уже говорил, но повторюсь, если бы я не хотел, у тебя не было бы и шанса. А так… — Барнс отставил столик с остатками рыбы на пол и потянулся к Франсуа, — я хочу тебя, ты дорог мне. Я люблю тебя, мое осьминожище.
— Буль! — отозвался Франсуа. — Видишь, все получилось к лучшему, Баки.
Барнс накинулся на Франсуа в воде, расплескав львиную долю из ванны, но накрыл собой, а потом устроился сверху. У него снова стоял. От близости Франсуа у него рвало крышу, он не представлял, как остановить себя, хотя сдерживался, пока Франсуа болел, но теперь…
— А у нас есть водостойкая смазка? — спросил Франсуа, лапая Баки за задницу.
— Водостойкая, — кивнул Барнс, вылизывая шею Франсуа. — Какой же ты невероятный, как я хочу тебя.
— Оседлаешь меня? — спросил Франсуа, гладя Баки между ягодиц.
— Конечно, — зажмурился от предвкушения Барнс, прямо в воде обмазывая смазкой член Франсуа. — Конечно…
Он устроился поудобнее, направив в себя вожделенный член, насадился на него одним плавным движением, сжавшись на несколько мгновений, плотно обхватил и начал покачиваться, насаживаясь все сильнее.
Вода плескалась о стенки ванны, накатывалась на грудь Франсуа, капли повисали на темных завитках волос. Франсуа ласкал член и яйца Баки, свободной рукой теребил его соски. Барнс выгибался на ласку, двигаясь медленно, плавно, точно попадая себе по простате. Он прекрасно понимал, что в таком темпе они не кончат, но было просто приятно подразнить Франсуа. Наклонившись, Барнс поцеловал его, нежно, долго, томно. Он одновременно хотел вот так вот нежно и плавно и заставить Франсуа сорваться, сжать в объятиях и трахнуть до звезд в глазах.
Очень скоро Франсуа начал двигаться быстрее, толкаясь в Баки и придерживая его за бедра обеими руками. Вода выплескивалась на пол, Франсуа ускорялся, не обращая на это внимания. Он крепко держал Баки и навязывал ему свой собственный ритм.
Отдавшись полностью на волю Франсуа, Барнс двигался в заданном им темпе, чувствуя, как тугим жгутом скручивается в паху наслаждение, готовое выплеснуться в любой момент. Барнс хотел кончить, не прикасаясь к себе, только от ощущения члена в заднице, который двигался в нем все быстрее и быстрее, попадая по простате все чаще и чаще.
Прогнувшись, Барнс застонал, наслаждаясь процессом. Франсуа звонко хлопнул его по заднице и прибавил темпа, хотя это казалось уже невозможным. Он тяжело дышал и жмурился.
Громко, но не заглушая стоны, плескалась вода, большая часть которой уже была на полу. Барнс чувствовал, что ему совсем немного, чуть-чуть… Он резко наклонился, впиваясь жестким поцелуем в губы Франсуа и кончил с долгим стоном, сжимаясь на члене, но не прекращая двигаться.
Ему было почти невозможно хорошо, он тяжело дышал, но продолжал целовать Франсуа, чувствуя, как он жадно и часто толкается в него.
Через несколько толчков Франсуа закричал и кончил, зажмурившись. И тут же распластался под Баки, как тюлень.
— Теперь я тебя выкупаю, заверну в большое махровое полотенце, больше похожее на простынь, и отнесу в кроватку, чтобы укутать там в одеялко и лечь рядышком, — озвучил свои планы на совсем ближайшее будущее Барнс, поглаживая пальцами скулы Франсуа. — Или ты хочешь внести коррективы в этот простой, но очень интересный план?
— Неа, — улыбнулся Франсуа. — Не хочу. А мои осьминожки не утонули?
Барнс кинул взгляд на пол, где стоял столик с посудой, посмотрел, как выплеснувшаяся вода утекает в слив, расстроился, что намочили веселенький бело-синий махровый коврик, и снова посмотрел на Франсуа.
— Нет, все живы и целы, — рассмеялся он, открыл слив в ванне и взял гель для душа, пахнущий шоколадом, и принялся гладить Франсуа, нежно касаясь мыльными руками.
— Я буду пахнуть пироженкой? — подставляясь под ладони Баки, спросил Франсуа. — А ты меня не надкусишь во сне?
— Да, будешь, — кивнул Барнс, он был взрослым нормальным мужиком, но иногда желание хотя бы лизнуть этот блядский гель для душа у него появлялось. — Нет, у меня есть вполне себе реальная шоколадка, которой я даже готов делиться.
Если бы Франсуа захотел, Барнс бы отдал ему шоколадку и целиком, для него он готов был пойти на такие жертвы.
Намылив Франсуа, Барнс быстро намылился сам, а потом смыл пену с обоих, не разрывая поцелуя. Вылезать на мокрый и холодный коврик было не очень приятно, поэтому Барнс сделал, как и обещал, завернул Франсуа в огромное полотенце и, взяв на руки, понес в спальню, оставляя за собой мокрые следы.
Франсуа хихикал всю дорогу до спальни.
— Будешь ржать — возьму и брошу, — пригрозил Барнс, но все равно донес до кровати и аккуратно на нее положил.
Поворошив содержимое кровати, Барнс понял, что белье имеет смысл сменить, плед и летнее одеяло, которые что-то до сих пор делали в кровати, — убрать, да и количество подушек можно было сократить, у него теперь было кого обнимать.
— Посиди пока в кресле, — предложил Барнс Франсуа, — я сейчас перестелю быстро.
И, убрав то, что посчитал нужным, Барнс быстро сдернул белье и достал комплект не менее темного, только на этот раз в сложный орнамент, белья.
— Слушай, а мое постельное белье к твоей кровати подойдет? — спросил Франсуа. — Или она таки намного больше?
— Намного. А что, скучаешь по своим головоногим любимцам, которые у тебя везде, где только можно? — усмехнулся Барнс.
— Скучаю, — кивнул Франсуа. — Они мне нравятся. Что-то напоминают, только я вспомнить не могу, что.
Барнс догадывался, о чем Франсуа могут напоминать осьминоги, и подумал, что нужно рассказать. Но как-нибудь не сейчас. Сейчас о Гидре вспоминать не хотелось. Даже думать о том, что так прикипел душой к реинкарнации Брока Рамлоу, тоже не хотелось. Он вообще об этом не думал, потому что Франсуа — не Рамлоу, никогда им не был и никогда не станет. А смутные образы из далекого прошлого, которые пробиваются на поверхность его сознания… Да черт с ними, с образами. Кого это сейчас волнует? Никого.
— Отдавай мне полотенце и устраивайся, — Барнс кинул последнюю подушку на кровать. — Я пойду приберу там бардак, который мы развели.
— Тебе помочь? — спросил Франсуа, выпутываясь из полотенца. Волосы у него на груди от влаги завились смешными колечками.
