От не очень умелых, но все равно сносящих крышу ласк Барнс готов был кончить немедленно. Он сжал член у основания, мягко отстранив Франсуа, поднял его на ноги и поцеловал, чувствуя свой вкус на его губах.
— Малыш, не торопись, — попросил он, поглаживая, целуя в шею, лаская его член. — И говори, как ты хочешь. У меня… давно никого не было.
— Я… у меня не так много опыта, — смущенно признался Франсуа. — Так что… не знаю. Давай попробуем и будем узнавать вместе?
— Резинки, смазка? — выдохнул Барнс, прикусывая бусинку соска, медленно, безумно медленно спускаясь ниже. Он целовал, гладил сильное тело, обводя мышцы груди, кубики пресса, выцеловывал их, опускаясь на колени, как несколько минут назад перед ним стоял Франсуа. Погладил тяжелые яйца, нежно провел пальцами по промежности. Ему нравилось слушать реакцию Франсуа на свои действия, он медленно изучал его, ища те места, лаская которые, его любовник получал бы большее наслаждение.
Собственное удовольствие Барнса не сильно интересовало, он всегда знал, что получит свое так или иначе, он хотел, чтобы его партнеру было хорошо. Так было всегда, и двести лет назад тоже.
Франсуа выступил из штанов. Он гладил Барнса по плечам, по коротким волосам, и тихо вздыхал и постанывал от его ласк.
— Пойдем в кровать, — попросил он. — Резинки и смазка у меня есть.
Сдернув покрывало вместе с одеялом и откинув в сторону, Барнс уложил Франсуа на кровать и, пристроившись поудобнее, обхватил губами головку его члена. Жарко выдохнул через нос, тихо застонав, и принялся ласкать, плотно обхватывая губами, играя кончиком языка с уздечкой.
Франсуа вскрикивал и матерился сквозь зубы. Он приподнимал бедра, подставляясь, раздвигал ноги шире, перебирал волосы Барнса. Через некоторое время Франсуа сжал свой член у основания и сказал:
— Не хочу так. Трахнешь меня?
— Конечно, — пообещал Барнс, поглаживая пальцами тугие мышцы входа, другой рукой нашаривая смазку в тумбочке. — Все будет, только не торопись.
Выдавив на пальцы смазки, Барнс толкнулся внутрь, проникая всего на фалангу, погладил нежные горячие стенки, внимательно следя за Франсуа. Он был такой узкий, такой горячий, что сносило крышу от предвкушения, как Барнс толкнется в него членом, предварительно растянув под себя.
Чтобы отвлечь, он склонился, целуя Франсуа, а палец протолкнул глубже, желая найти ту заветную точку, от стимуляции которой по телу разливалось наслаждение.
Франсуа расслабился видимым усилием воли, пропуская в себя пальцы Барнса. И удивленно вдохнул, когда тот нащупал и начал массировать простату.
— Вот оно как… — севшим голосом выговорил он. — Давай еще, а? Так хорошо…
— Ты снизу бывал вообще? — решил уточнить Барнс, продолжая ласкать и растягивать Франсуа.
Он не был уверен, что хочет оказаться первым, потому что это возложило бы на него огромную ответственность, а трахать девственника после такого перерыва, как у него… Барнс, конечно, был из тех, кто верил, что masterstvo ne prop’esh’, но это был не Себастьян, которого он помнил “от” и “до” даже сейчас, это был другой человек, неопытный мальчишка, и Барнс не хотел облажаться.
— Да, — сказал Франсуа. — Давно просто.
Он подхватил себя под колени и развел ноги, подставляясь.
Барнс застонал от вида Франсуа такого открытого, готового. Растянув его на три пальца, он налил еще смазки и, надев презерватив, приставил головку к сжатому, но податливому входу, и толкнулся, позволяя войти только головке. Замер, сам пережидая приступ острейшего возбуждения, зажмурился, как от боли, на мгновение и распахнул глаза, жадно вглядываясь в лицо — совершенно другое — Франсуа.
Тот обхватил Барнса за плечи, обнял ногами за талию и ударил пяткой.
— Давай же! Я не барышня!
— Ты хочешь побыстрее, или чтобы было хорошо? — усмехнулся Барнс, медленно протискиваясь в эту до безобразия узкую задницу, от которой сводило с ума и срывало все стоп-краны. Но все равно не хотелось делать больно, даже чуть-чуть.
— Я тебя хочу! — взвыл Франсуа. — Ну пожалуйста, еще!
Барнс входил медленно, но неотвратимо, и наконец вошел до конца, выдохнув. У него уже перед глазами плясали черные мушки, он приподнял Франсуа под бедра, только сейчас поняв, что лучше было бы положить подушку. Но Барнс мог и подержать его сколько потребуется.
Удерживая одной рукой под поясницу, другой Барнс провел от горла по груди до самого паха, двигаясь короткими толчками, почти не выходя, плавно меняя положение, ища тот самый наилучший угол проникновения, чтобы хорошо было обоим.
Франсуа любил его, и Барнс почему-то очень боялся разочаровать его.
— Да! — взвыл Франсуа, выгибаясь. — Да, еще, давай!
И Барнс дал. Он втрахивал Франсуа в кровать с таким остервенением, словно это был последний секс в его жизни. Вколачивался в него, прижав всем телом, чувствуя, как тот вскрикивает после каждого жадного толчка. Впивался жесткими поцелуями в яркие зацелованные губы, и плыл, уплывал в полное блаженство, дурея от ощущения живого человека в объятиях.
Франсуа завопил в голос, впился в Барнса короткими ногтями и кончил. Сперма выстрелила почти до подбородка. Но цепляться за Барнса Франсуа не перестал, ударил его пяткой по заднице, чтобы не останавливался.
От этого крика, от того, как сжался на нем Франсуа, Барнсу хватило всего нескольких толчков, чтобы кончить, провалиться, словно в глубокий колодец, в оргазм. Он упал на Франсуа, тяжело дыша, целуя в шею, ключицу, губы, гладил по волосам, перебирая их пальцами. Стянул презерватив и, завязав, кинул на пол.
Он хотел, чтобы у них получилось. Чтобы у него, у Барнса, получилось пустить этого мальчишку в свою жизнь.
Франсуа тоже целовал его, куда придется, и не торопился отпускать.
— Знаешь, — сказал он, когда сердце немного успокоилось. — Мне иногда снится, что на меня валится небоскреб. Я там с кем-то дерусь, а потом он валится, и все горит, и я горю… Я еще поэтому к тебе приехал. Тут-то нет зданий выше одного этажа.
Сон о небоскребе мог означать все, что угодно, вплоть до ничего вообще, но вкупе с душащим его Зимним, Франсуа снились куски из жизни Брока Рамлоу, последнего хэндлера Зимнего Солдата. Но для верности стоило показать ему фильм, чтобы подтвердить или опровергнуть догадку. И тогда уже думать, что делать, если это правда Рамлоу проявляется во снах, а не просто Франсуа когда-то посмотрел это кино, или кадры из него, а сейчас уже и не помнит.
Полежав еще пару минут, Барнс сполз с Франсуа и улегся рядом, обнимая.
— Завтра покажу тебе фильм, в котором есть и Зимний Солдат, и падающее здание.
— С тобой так хорошо, — Франсуа положил голову ему на плечо. — Вот знаю же, что ты пиздец ходячий, да все знают, наверное, но с тобой у меня с самого начала было чувство, что у меня наконец-то спина прикрыта.
Барнс напрягся. Даже Чарли и Оливер, те, с кем он начинал всю эту эпопею с тренировочным лагерем, не знали, какой он в бою. А те из Блэкуотер, кто знал, половина покойники, а те, кто живы, поди их теперь найди, дело-то было тридцать лет назад. Да и пиздецом ходячим, а также отморозком и еще парой звучных эпитетов наградил его в свое время именно Рамлоу.
— С чего это ты взял, что я пиздец ходячий? — осторожно спросил он Франсуа, приподнявшись на локте, заглядывая в глаза, теперь понимая, чьи глаза они ему напоминают.
Посторгазменную негу как рукой смахнуло, потому что что-то во всем этом было не так, и нужно было срочно понять, что именно, и чем оно грозило.
— Ну… я как тебя увидел, как-то сразу и понял, — растерянно сказал Франсуа и посмотрел через плечо Барнса на картинку на стене. — И почему это он Зимний Солдат? Я его во сне всегда Активом называю. Странный позывной. Все жду, когда он маску снимет, и просыпаюсь как раз когда он ее снимать начинает.
— Ща, погоди, — Барнсу не хотелось отрываться от Франсуа, но он все же поднялся, дотянулся, выудил из своих штанов телефон и быстро нашел ролик на ютубе, где он рассказывал про оружие Солдата, как раз начиналось оно с маски, которую потом Барнс снимал. — На, глянь, похож?
