Сунув телефон в карман, я отправился домой. Нельзя сказать, что мы с Джейкобом жили вместе. Скорее, он просто перекантовывался у меня, пока искал себе новый дом. Я убил инкуба, пожирающего души, в спальне Джейкоба, и хотя все экстрасенсы, с которыми он был знаком, сказали, что не осталось никаких следов, он все равно отказывался там спать.

Прошло уже несколько недель, но поскольку мы оба знали, что Джейкоб подыскивает себе жилье – в частности потому, что считал мою квартиру похожей на палату в бесплатной больнице – мы так и не чувствовали себя по-домашнему уютно.

Я припарковался, пробежал три лестничных пролета, перепрыгивая через две ступеньки, распахнул дверь и включил свет на кухне. Прошелся по гостиной, спальне, ванной и везде сделал то же самое, пока квартира не засветилась целиком. Тут все было белым, начиная от плохо покрашенных владельцем стен до фурнитуры покореженных пластмассовых жалюзи. Когда мой взгляд цеплялся за что-то не белое, оно неизменно оказывалось просто тенью и ничем другим. Именно это мне и нравилось.

Я проглотил сразу три таблетки «аураселя» и залег на футон в гостиной. А затем вспомнил, что собирался по пути домой купить резинки, но уже через пару минут слишком увлекся скоростной ездой. Нет, Джейкоб не оставлял на холодильнике огромную записку вроде «купить презервативы». На самом деле, после того как мы провели вместе целую ночь, он ни разу не заикнулся о чем-то большем, чем минет. Вообще-то, я каждый день намеревался купить все необходимое, а потом совершенно об этом забывал. Мне казалось очень подозрительным, что он никогда не затрагивал эту тему. А учитывая, что он был очень организованным человеком, видимо, он предоставил заботиться об этом мне. Понятия не имею, каким образом покупка презервативов – или непокупка – оказалась моим решением. Может быть, потому, что все решения в наших отношениях, казалось, принадлежат мне. Шерстяное одеяло Джейкоба было кое-как свалено на футоне - темно-серые, бордовые и черные пятна выглядели ужасно темными на фоне белой простыни. Я подтянул его к лицу и вдохнул. Оно пахло Джейкобом и его бывшим домом - старым деревом и кожей, чистым мужским запахом. Мне нравился Джейкоб. Сильно. Очень сильно. Откуда же у меня этот моральный блок по поводу презервативов?

Когда под действием «аураселя» стены комнаты начали мягко расплываться, я решил, что придаю всей этой «резиновой» проблеме намного большее значение, чем необходимо. Презервативы же продаются в магазинах самообслуживания? Поэтому мне надо немного вздремнуть, завернувшись в пахнущее Джейкобом одеяло, а проснувшись, прогуляться до магазина на углу и купить несколько штук. Проблема решена.

***

Наркотик подействовал, и я забылся сном. Между планками жалюзи чернела темнота, там, где раньше пробивался солнечный свет.

Одеяло Джейкоба обмоталось вокруг ребер. Я подскочил и сел, нервно переводя взгляд с тени на тень. Никакого движения вокруг. Довольный тем, что нахожусь в одиночестве, я зевнул и потер шею. Отличный способ провести выходной – нажраться наркоты и дрыхнуть. Решил напиться. Но не очень сильно, потому что, когда я пью, мертвецы становятся весьма настырными. Кстати о покойниках… Я вспомнил о лицах, плавающих в реке, и меня передернуло. И это несмотря на то, что утроенная доза «аураселя» все еще действовала, и, предположительно, мое шестое чувство не должно работать еще некоторое время. Но я был не под таблетками, когда видел их, и ужасные картинки сами по себе прокручивались в моей голове. Образы всех этих лиц.

Безволосые. Губы, изъеденные червями и чересчур подвижные, издающие неслышные звуки и слова. Руки, тянущиеся вверх, пытающиеся вырваться на поверхность…

Я схватил первое, что попалось под руку, и швырнул через всю комнату. Никогда бы не подумал, что пластмассовая подставка под стакан может издавать такой звон при столкновении со стеной. Проклятье.

Я взглянул на часы. Чуть больше девяти вечера. Штат все еще казнит в полночь, как будто осознанное и методичное убийство и без этого недостаточно жуткое событие. Джейкоб должен прийти к часу или половине второго. Я хотел Джейкоба. И не хотел оставаться наедине с воспоминанием о вздутых телах.

Позвонил Лизе, и ее автоответчик проинформировал меня, что она будет недоступна следующие пару недель в связи с прохождением обучения, но если оставить сообщение, она перезвонит, как только сможет. Голос у нее был веселый, словно она просто не могла дождаться начала медитаций или чему там ее еще научили. Я предполагал, что у нее не будет возможности часами трещать по телефону. Но неужели ей необходимо проводить за распеванием монотонного «ом» столько времени, что она не может выделить и пяти гребаных минут, чтобы успокоить меня, подтвердив, что на самом деле река не забита мертвыми телами?

Я закрыл глаза, осторожно выдохнул и сказал себе, что не хочу задушить Лизу. Подумал было принять еще «аураселя», но вместо этого выбрал «сиконал», чтобы просто вырубиться, поскольку утром мне надо было на работу. Включив в гостиной телевизор на первой попавшейся программе, я завалился на футон, уставившись на статические помехи.

Я думал о том, что это своего рода белый шум, который появляется, когда я переключаю программы на телевизоре или радиоприемнике. Нечто сродни тому, чем я заглушаю голоса мертвецов.

Это не все, чему меня научили на станции Гелиотроп, больше известной как Адский лагерь - садистское местечко, где я, по идее, должен был научиться пользоваться своими сверхъестественными способностями. А я открыл для себя серфинг по статическим волнам.

На восьмом канале обычно бывает самое лучшее серое текстурированное ничто, поэтому я нажал на пульте ноль-восемь. Но по восьмому каналу, похоже, шла какая-то ночная передача. Этот факт меня удивил. Возможно, другая станция усилила сигнал, или спутник вещания поравнялся с дырой в озоновом слое, а может, Меркурий удалился от Земли. Черт.

Мне нравился восьмой канал таким, какой он был.

Я пригляделся к лицам среди помех, безуспешно пытаясь узнать кого-нибудь из знаменитостей. Разглядеть удалось только контур щеки и открытый рот. Машущие руки и мелькающие пальцы. Язык жестов? Без понятия. Но «сиконал» в сочетании с аурасельным опьянением наконец-то подействовал, и мои веки сомкнулись, несмотря на раздражающие попытки кошмарных воспоминаний выплыть на поверхность.

Не могу сказать, что я действительно спал, по крайней мере, не все время. В Адском лагере это называли гипнагогическим состоянием, вроде окна между сном и явью. Время от времени, осознавая себя в этом окне, я чувствовал все удивительно отчетливо, будто ясным днем ходил в грязных, заляпанных солнцезащитных очках и вдруг мне в голову пришла идея их снять. А иногда было ощущение падения.

Это случилось как раз посреди одного такого тошнотворного падения – я резко проснулся оттого, что меня подхватили. Лицо Джейкоба находилось прямо напротив моего, он крепко удерживал меня за плечи.

- Привет, - сказал он, когда я открыл глаза.

Я откашлялся и ответил:

- Привет.

Он пристально смотрел мне в глаза.

- Ты… спишь?

Я выгнул бровь. Очевидно, он так не думал, раз счел возможным хватать меня подобным образом.