-А что за дела? Я не буду ревновать? - Впервые пошутил я.

-Ой, нет, - она улыбнулась, насколько ящерица вообще может улыбаться, - мне надо написать отчёт, о тебе же дорогой, как ты себя чувствуешь, готов ли ты стать Сайрусом.

-Я понял, ладно, шпионские игры, иди...

Она ещё раз улыбнулась, показала свой длинный язык и ушла. А я сел за ядерную физику, сегодня мы обсуждали многое и долго. Я ещё никогда не был так счастлив, рядом со мной сидел человек, который подобно мне любил науку с детства, он был слабее меня как физик. Но я всё равно мог свободно с ним разговаривать, и поэтому я был счастлив. Ещё никогда на Земле, я не работал так производительно и интересно как сейчас. И в конце, он похвалил меня, и сказал, что сегодня мы сделали очень многое. Даже пошутил, что за такие заслуги, сайрусы должна подарить мне не одну планету, а тысячу.

Спать я лёг в ужасном состоянии, всё чесалось и болело, болели пальцы и не отвалившиеся ногти, болела голова, меня жутко тошнило, а перед глазами была кровавая пелена. Мне снова вводили в организм какие-то биологически активные вещества, сказали, что будет лучше.

Сон был ужасным, я был в школе, совсем маленький, класс так одиннадцатый примерно. Я ухаживал за девочкой, и в этот раз я ей нравился, она общалась со мной, и я почти любил её. А потом пришёл Денис с парнями, и сказал что она его, а не моя, чтобы я даже не думал. Они поймали меня впятером, и мы подрались, я один, а их пятеро, они долго били меня, называли кретином и хлюпиком. В итоге мне пришлось уйти, я не смог сделать ничего.

Здесь был и иной сон, вот я выложил своё стихотворение в Интернет, первое робкое детское стихотворение, попытку, я тогда мечтал стать поэтом. Стихотворение было нежным, и мне показалось очень красивым.

Печально многоточие сюжета,

Несчастных и несбывшихся надежд,

Свои крик души оставив без ответа,

Я убежал туда где её нет.

Двоим нам нету в мире места,

Давно уж потеряли что то мы,

И станет скоро чья-то уж невеста

Она, а мне остались только дни...

И память, и печаль далёкой боли,

И нет надежды быть с ней никогда,

Не знаю я, покончить с жизнью чтоли,

Иль просто всё забыть и навсегда?

И в мире столь далёком и суровом,

Во мгле иных пространств чужих миров,

Мне всё-тки суждено под тьмы покровом,

Вновь полюбить, а может, нет?

Действительно печально в жизни это,

Я так хотел любить её одну,

Но знаю я, давно не мной согрето,

То сердце, что покорно лишь огню.

Я знаю, и лишь помню с болью это,

Но сделать то что должен не могу,

Мне больно, но пускай, уж пусть не спето,

Про то как сильно и давно её люблю...

На моё стихотворение слетелось вороньё наверное со всего Интернета, все вылили на него кучу грязи. Один написал, что в топку, другой сказал, что этим надо в туалете подтираться, третий сказал, что стихотворение писал умственно не полноценный неудачник. Я подумал, и решил больше никогда не писать стихи. Последнее моё стихотворение:

Тебя в историю стихами,

Своими жалкими мечтами,

И всеми добрыми словами,

Впишу, забыв, что между нами,

Стена покрепче адской стали.

И тебя помнить будут вечно,

Не важно, что меня беспечно,

Ты бросила так бессердечно,

Да, в этой жизни всё конечно,

И время очень быстротечно,

Но напишу я безупречно,

И твоё имя словно нечто,

Останется в сердцах навечно.

Так и не было нигде выложено. Я скомкал бумажку, на котором его писал, и потом сжёг. И не важно, что Воланд из Мастер и Маргариты говорил, что рукописи не горят. Я то знаю, горят, и очень даже хорошо. И вообще, зачем писать, если то, что я пишу, если этим подтираются в туалете? Не знаю... С тез пор я замкнулся, учил свою ядерную физику, и не хотел ни с кем более общаться. Впрочем, я каюсь, учил не только ядерную физику, я пытался рисовать цветы, кой-кто сказал даже, что я рисую не плохо, но я также бросил, творческая личность из меня не вышла. И я окончательно замкнулся в себе. Я привык, что всё что могут сказать люди о моём творчестве это грязь. И лишь мой друг, зонд пришельцев, мог меня похвалить и оценить, и именно поэтому я стану Сайрусом, и не буду больше человеку. И да, я хочу быть сайрусом, и я хочу, чтобы всегда рядом со мной была Свита. Психолог, который ценит меня очень высоко, и, наверное, почти даже любит, или как минимум играет в любовь, и будет играть в любовь ещё очень долго. До тех пор, пока я владею знаниями в области ядерной физики. А этими знаниями я буду владеть всегда. И любит она меня именно за мои знания, за то, что я всегда так ценил.

Я проснулся, мне было плохо, тело горело, я весь покрылся потом, мне было очень плохо. В глаза ударил режущий свет, мне кажется, я бы лучше вернулся в эти сны, где меня мучали, где меня не уважали. Но кто-то взял меня за руку, и я узнал голос Свиты, такой ласковый, такой успокаивающий и нежный. Откуда-то из пустоты до моего сознания донеслось:

-...всё будет хорошо, терпи, пик пройден. Скоро ты станешь одним из нас. А сейчас спи.

-Нет, ему нельзя спать, мозг не выдержит, он должен хотя бы два часа побыть с нами, здесь, отвлеки его Свита.

-Слышишь, Андрей, тебе нельзя спать, побудь здесь с нами. Сядь, давай, садись.

Я с трудом сел, поднялся, всё-таки открыл глаза, взял за руку Свиту, осмотрел себя. Вся кожа была красной, и местами покрыта волдырями, ногти с моих пальцев давно слезли. Я кашлянул, в горле запершило сильнее, и я стал харкать кровью.

-Это нормально? - Испуганно спросила у врача Свита, не знаю, неужели она действительно за меня так боялась?

-Его лёгкие перестраиваются, ты же знаешь, мы можем дышать и на суше и под водой, а люди не это не способны. Всё будет хорошо.

-А кровь, он не истечёт ею?

-Нет, не волнуйся, крови не так много как кажется, в крайнем случае, вольём ему в жилы искусственную кровь, всё будет в порядке.

-Да что со мной? - Выругался я.

-Завершается активная перестройка вашего организма, перестраиваются старые органы, растут новые, ткани изменяются, это процесс очень болезненный, но всё будет хорошо, не бойтесь, всё будет хорошо.

-Доктор говорит, что всё будет хорошо, очень хорошо, спи.

-Я думаю, сейчас когда закончится перестройка мозга, я погружу его до конца в искусственную кому, потому что всё идёт не так уж хорошо, как хотелось бы.

-Да? Доктор, если он умрёт при перерождении, с нас тут всех кожу снимут, и в первую очередь с вас.

-Он не умрёт, всё идёт хорошо.

-Но раньше то случаи смерти при перестройке бывали, а он харкает кровью.

-Всё будет хорошо госпожа психолог, морфирование всегда идёт тяжело, но его организм очень похож на наш, а пик уже пройден успешно, худшее позади.

-Я пить хочу, - пожаловался я.

-Сейчас вам нельзя ни пить, ни есть, желудок меняется, всё необходимое подаётся вам в кровь, не волнуйтесь, терпите.

-Хорошо бы... Но то что я от вас услышал, оно не радует, раз умирают...

-Всё будет хорошо.

Этот сон впервые не был кошмарным, я шел по осеннему парку, один, совсем один, людей здесь не было. Зато здесь было довольно тепло, лишь иногда дул слабый ветерок, а под ногами были опавшие оранжевые листья, я шёл и шёл здесь. И мне было хорошо, и не важно, что я один. Я подошёл к озеру, сел на скамейку и стал смотреть. Редкие прохожие не трогали меня и не обращали на меня внимания, и мне было хорошо сидеть здесь, только я был один, и не было у меня ни друзей ни подружек. И тут, сидя в парке, среди осенней листвы у озера, я ощутил всю глубину своего одиночества, у меня не было никого, разве то родители. Но даже родители не уважали меня, потому что я плохо учился, потому что я не умел суетиться как чурка на рынке. Потому что я не такой, как другие люди, я отверженный, и никто меня не ценит, и это бесит и раздражает, обижает меня. Все мои таланты, нафиг никому не нужны, кроме друга из Интернета, а есть ли эти таланты вообще? Такой ли уж я хороший ядерный физик, как сам считаю? Может да, а может и нет, где истина.