-- Может, ваши кто балуют? -- спросил строго.
Военкома в Древлянске уважали. Древлянск не Москва, не Ленинград, армия тут пока еще почиталась, да так, что даже самые отчаянные радикалы ежечасно помнили об этом и от антиармейских выпадов воздерживались. Знали: в случае чего военком тут же остудит разгоряченные мозги -- прикажет речиста добра молодца отправить на трехмесячные сборы согласно действующему закону. И не свеклу сахарную убирать, а в строй. Такая практика себя оправдывала: суровые армейские будни возрождали гражданский пафос у растерявших его тридцатилетних мужчин. В связи с этим радикал-интеллектуал ответил по-военному:
-- Никак нет. У нас в блоке только интеллигентные люди.
-- Еще в городе какие-нибудь партии есть? -- спросил полковник.
-- Коммунисты, -- ответил Чудоюдов.
-- Отпадает, -- повел погоном военком и повернулся к главному милиционеру. -- Может, у тебя, майор, что?
-- У меня много чего, -- отер пот главный милиционер. -- Но ничего такого, горяченького, не наблюдается.
-- Итак, подведем итог, -- пробасил военком. -- В городе военизированной организации нет.
-- Но факты! -- взвился Чудоюдов.
И военком кивнул:
-- Теперь выкладывайте ваши факты.
-- Сейчас, -- пообещал Обалдуев и покусал губы, собираясь с духом.
Древлянские Обалдуевы -- род старинный и особенный: вот уже полтораста с лишним лет из поколения в поколение Обалдуевы страдают бессонницей. Первым, кого постиг сей недуг, был отставной поручик Савелий Петрович Обалдуев, который в прошлом веке, вернувшись из похода на Париж, за несколько ночей сочинил проект "О счастии всероссийском, кое возможествует проистечь токмо из чужеземной корысти, или же что европцы желали бы все у нас сторговать и как нам, в угоду им, на благо собственное, надлежит без жалости продавать, ибо земля наша зело обширна да обильна и нет человеческой силы распродать ее во веки веков", за что приватно был бит древлянским полицмейстером, кумом и однокашником.
Другого Обалдуева, Семена Семеновича, в начале нашего века, лишив дворянской фуражки, сослали в Сибирь за размножение на гектографе прокламаций, в которых предлагалось армию распустить, министров, военного и внутренних дел, на Сенатской площади принародно высечь, батюшку-царя спровадить в Англию, фабрики и заводы закрыть, деньги из банков раздать бедным и всем подданным империи сесть на землю, пахать ее, тем жить. Говаривали, что один из Обалдуевых некоторое время даже состоял в Государственной Думе, но по общему слову депутатов за неимоверную дурь был отлучен от депутатской деятельности. В тридцатые годы прославился Павел Иванович Обалдуев, закончивший дни свои в сумасшедшем доме. В результате бессонницы у Павла Ивановича родилась мысль всех жителей страны наречь грузинами -- и все станут счастливы.
Нынешний Обалдуев не страдал бессонницей сорок лет, но в 1985 году нежданно-негаданно наследственность проявилась. В ночной тиши родились тезисы о Древлянске -- городе-саде. На этих тезисах, как на лихой тройке, Обалдуев всех обошел в предвыборной гонке и прямиком въехал в горисполком. Казалось, победа должна бы утихомирить человека -- ан нет, снедаемый ответственностью перед народом, Обалдуев стал спать через ночь. Прошедшей ночи как раз и выпало быть бессонной.
Оставив в покое губы, Обалдуев умопомрачительное поведал.
До половины первого он, лежа в постели, читал "Графиню де Монсоро", надеясь, что накатит сон. Когда же бессонница окрепла, поднялся. Напялив пижаму, прошел на кухню. Для укрепления духа сварил кофейку и с кофейником проследовал в кабинет. Минут пятнадцать, прихлебывая кофе, стоял возле распахнутого окна, думал, что простым людям спокойно живется. Спят себе, посапывают, а он не спит, один за всех думает.
Тут-то все и произошло.
-- Экие мысли у тебя! Хорош гусь, нечего сказать, -- произнес за спиной Обалдуева кто-то сочным баритоном. -- Я вот уж на что вор -- царю Петру Лексеичу в харю плюнул, -- но городов ворогу не сдавал, понимал: гонор гонором, а государство блюди.
Обернулся Обалдуев -- и рот раскрыл: возле письменного стола, развалясь в кресле, сидел русобородый детина в лазоревом кунтуше, уставив между ног, обутых в желтые сапоги, кривую саблю. В свете настольной лампы глаза его, казалось, пылали. С пальца левой руки сыпал зеленые искры изумруд.
-- Молчи, -- махнул рукой с перстнем детина, -- не возражай. -- И за пазуху полез. -- Мы тут тебе да друзьям твоим ультиматум составили. На, -усмехнулся, кладя свернутую в трубку бумагу на край стола. -- Три дня на раздумье. Все, что последует в случае отказа, в грамоте указано... А это -в подтверждение моих полномочий.
Стянув изумруд с пальца, детина встал, шагнул к Обалдуеву, сунул тому в ладонь перстень.
-- Камень, -- пояснил.
Вернувшись к столу, усмехнулся:
-- И железо.
С этими словами, выхватив саблю из ножен, ахнул клинком поперек стола.
Вздрогнул Обалдуев от треска дерева, зажмурился, а когда открыл глаза, в комнате никого не было. Лишь трубка грамоты валялась на полу, да будто огнем горел зажатый в кулаке перстень, да возле стены пригорюнился разрубленный пополам письменный стол с чудом уцелевшей на краю лампой.
5
-- Такова прелюдия, -- подвел итог рассказу Рыбакитин.
Обалдуев же, воровато глянув в окно, вынул из ящика стола изумрудный перстень и желтоватую трубку грамоты, перевязанную красным витым шнурком.
-- Удивляюсь, какие еще нужны факты?! -- воскликнул и доверительно прошептал: -- В городе существует вооруженная организация, саблю я лично видел. Представляете, двухтумбовый стол развалил надвое. А сам ряженый, в старинном кафтане. Кстати, это примечательно: думаю, организация националистическая.
-- Я в холодном оружии слабо разбираюсь, -- задумчиво погладил щеку военком, -- но чтобы саблей древесностружечную плиту пополам -- невозможно.
-- Но факты! -- всплеснул руками Обалдуев. -- Стол-то пропал.
-- Вот именно, -- кивнул Рыбакитин. -- А теперь я вас познакомлю с ультиматумом. Хочу подчеркнуть: текст написан нормальным современным языком... А клички-то, клички, вы обратите внимание. Это по вашей части, Федор Федорович. Интересно, насколько они соответствуют истории? Ваше заключение облегчит розыск, будет ясно, в каком интеллектуальном слое жителей этих актеров искать.
И Федор Федорович сосредоточился, потому что несколько дней назад записал в тетрадь: "Почитай начальство. Но больше всех своего начальника слушай. Помни: главное не то, что ты подумаешь, а то, что начальнику ответишь. Соответствуй начальнику, ибо никогда не бывает, чтобы начальник соответствовал или не соответствовал подчиненному, но подчиненный начальнику -- всегда".
Развернув свиток, Рыбакитин стал читать:
"Председателю Древлянского горсовета
Обалдуеву Д. Д.
Исходя из перестройки в Древлянске и деятельности вновь избранного депутатского корпуса, возглавляемого Вами, Коллегия древлянских воевод, городничих и городских голов сообщает, что ситуация в городе крайне обострилась и требует нашего особого вмешательства, отличного от всех тех, которые мы практиковали в течение нескольких сотен лет начиная с воцарения Михаила Федоровича Романова. Считаем, что Древлянск постигла новая смута. В данном случае мы используем определение времен польского нашествия, но, как очевидцы многих бед, обрушивавшихся на Россию, со всей ответственностью заявляем: настоящие события не сравнимы ни с последствиями пресечения династии Рюриков, ни революции 1917 года. Если дело и дальше пойдет так, то Древлянску Древлянском не быть, а древлянцам не быть древлянцами, ибо нами замечено, что у половины горожан уже сломлен национальный дух, у другой же ломается.
По нашим сведениям, с будущего года в Древлянске планируется начало больших реставрационных работ. Реставрации подлежат Борисоглебский монастырь и старая, историческая часть города. Цель реставрации -- превращение Древлянска в международный туристический центр. В монастыре задумано открыть увеселительные учреждения, жилой город превратить в гостиничный комплекс. Жителей же намечается выселить на Епископский луг, где решено выстроить многоэтажки. Деньги на реставрацию и строительство выделяют несколько иностранных фирм с правом в будущем на 75% дохода и использования вырученного капитала на развитие туристского центра. В связи с этим второй год ведется массированное наступление на сознание древлянцев. В городских кинотеатрах и видеосалонах демонстрируются только западные фильмы, пропагандирующие порнографию и беззаботный образ жизни. Городская газета "Листок" публикует статьи, показывающие якобы историческую неспособность древлянцев к самовозрождению, якобы бесталанность в строительстве, управлении и сулящие манну небесную всем вместе и каждому в отдельности, стоит только в Древлянске обосноваться иностранному капиталу.
