– Но тогда поединок нечестный. Генерал достает ударом дальше. Это необоснованное преимущество.

– Скорее маленькая генеральская хитрость, – пожимает плечами либрарий, – претендент должен доказать, что он лучше. Выиграть бой из заведомо худшего положения – хорошее доказательство.

– А еще гарантия долгой жизни нынешнего генерала?

– Не такая уж и гарантия, дарисса, – улыбается Флавий, – ни один генерал в нашей истории не умер от старости в своей постели.

Разговор прерывает тревожный писк гарнитуры. Либрарий вынимает её из кармана и вешает на ухо.

– Слушаю. Так точно, доставил. Еще нет, но сделаю, как вернусь в приемную. Есть.

Я отворачиваюсь от посоха к нему и вижу, как убирает гарнитуру в карман.

– Рад был нашей встрече, дарисса. Навеки ваш, – говорит Флавий и целует мне руку.

Я прощаюсь, и он уходит не оглядываясь.

Резиденция генерала пустая и холодная без него. Выстуженная горными ветрами и почти стерильная. Безупречная в своей аккуратности. Витрина картинной галереи. Мне страшно тут даже просто ходить, не то, что жить. А впереди еще целая неделя одиночества.

Поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Там спальня с гигантской кроватью под балдахином и треугольным окном во всю стену от пола до перекрещенных балок под крышей. Днем здесь царствует светило, прогревая комнату, а ночью можно увидеть все звезды на небе.

Рядом выложенная белым камнем ванная комната с махровыми полотенцами оттенка терракоты. Ванна, как минимум на двоих и душевая кабина. Все немного устаревшее и без лишних технических изысков. У свободной стены зеркало во весь рост. Не люблю себя разглядывать, что я за двадцать циклов еще не видела? Фигуру свою тощую, плоскую, как у юного мальчика? Или бледные, безжизненные волосы, спускающиеся тонким хвостиком до середины лопаток?

Платье, надо отдать должное вкусу Флавия, сидит хорошо. Только ходить в нем не очень удобно. Вспоминаю, что привезла с собой больничную одежду и решаю переодеться. Белые штаны и рубашка обнимают как родные, а подаренное платье я аккуратно складываю в сумку. Шорох мелких камней на дороге за окном заставляет вздрогнуть. Кто-то идет к дому и не думает скрываться. Лейтенант что-то забыл? А как он через дверь прошел? Бросаюсь к окну и замираю. Узнаю издали и не верю глазам. Чудо, как в сказке. В черном форменном комбинезоне, закинув вещмешок на плечо, легкой пружинистой походкой по тропинке к дому идет Наилий.

Я босиком лечу вниз по лестнице, мечтая упасть в объятия. Но в открывшуюся дверь сначала входит холод, а за ним тяжело стелется по полу приглушенный, напитанный злобой голос Его Превосходства.

– Сципион, четыре генерала из двенадцати воспитанники горных интернатов, это что-то да значит, – Наилий бросает вещевой мешок в угол прихожей и продолжает говорить в гарнитуру. – Удовлетворял я в рот Цезаря с его экономической целесообразностью, ни один интернат закрыть не дам.

Замечает растерянную меня и прикладывает палец к губам, требуя тишины. На лбу Наилия свежая гематома, глаз залит кровью и под ним красуется синяк.

– На месте я. Не знаю кто, всю охрану в центре положили, Рэм записи с камер смотрит.

Голос клокочет ненавистью и расходится по дому раскатами грома.

– Насмерть, Сципион! У меня десять трупов! В моем секторе, в собственном медицинском центре!

Он проходит мимо, открывает дверь библиотеки и в ответ на мой порыв войти за ним отрицательно качает головой. Снова говорит в гарнитуру.

– Нет, пока. Нет, я тебе сказал. Все, отбой!

Генерал громко хлопает дверью, а я стою и перевариваю услышанное. Если охрана центра перебита, то что стало с мудрецами? Десять трупов. Есть ли среди них Создатель, Конспиролог, Поэтесса? Что с несчастными, не выходящими из переходного кризиса единичками, прикрученными к кроватям на первом этаже? Куда делся персонал? Децим, Луций, что с ними? В библиотеке шумно. Грохочет так, будто Наилий швыряет мебель.

Я вздрагиваю от ужаса и понимаю, что собираюсь зайти в клетку к разъяренному зверю. Расспросы подождут, сейчас нужно успокоить генерала, а я не могу даже настроиться на него. Без якоря не получается. Когда-то я привязала ощущения к фантомному запаху эдельвейса и сейчас нужно его почувствовать.

Открываюсь и меня цепляет шлейф ярости и боли, оставшихся в прихожей. Сердце колотится, голова плывет. Если такой шлейф, то что сейчас в библиотеке?

Я жду тишины и медленно поворачиваю ручку двери. Наилий сидит на полу, поджав под себя ноги, и трогает кончиками пальцев шишку на лбу. Вокруг разбросаны книги и валяются перевернутые стулья. Он поднимает на меня глаза и рычит.

– Дэлия, уйди!

Я не Дэлия, я – Мотылек. Легкая, бесстрашная и лечу прямо в открытое пламя. Игнорирую приказ и делаю шаг к нему, второй. Комната теряет краски. Становится серой и тусклой на фоне его горящих глаз. Холодный, голубой огонь. Нырять в него страшно – там тьма и ураган. Сметет пушинкой с ладони.

Я уже рядом, сажусь на пол перед ним. До сих пор молча, тихо и не чувствуя аромата горного цветка. В броне генерал, даже я не могу пробиться. Наилий берет за плечи и разворачивает к себе спиной. Обнимает за живот и тянет еще ближе. Я жду ласки, боюсь боли и пытаюсь пробиться через тишину.

– Наилий.

– Шшш, – останавливает генерал и достает что-то из кармана. Не знаю что, только краем глаза замечаю движение согнутой в локте руки. Его Превосходство наматывает мой хвост на кулак, тянет за волосы вниз и медленно, чтобы я видела, подносит к горлу нож.

– Мой катер сбили, когда я улетал от тебя.

Лезвие холодное, но быстро нагревается на моей коже. Не дышу, не сглатываю и не успеваю удивиться, что мне спокойно. Это игра. Глупая шутка. Он понарошку, правда?

– Ты вывела Создателя из центра, – ровно и четко произносит генерал, как приговор зачитывает, – мимо усиленной охраны, всех камер и открыла двери мастер-ключом, который дал тебе я. Создатель исчез. Его выкрали прямо с пустыря у разбитого катера. Охрану центра положили и ушли ни с чем. А знаешь, почему? Отвлекали. Шли за Создателем.

Генерал поворачивает лезвие ребром и давит сильнее.

– Ты искала предателя и не нашла, потому что это ты, Мотылек.

Комната взрывается и гаснет. Я каменею в пустоте и перестаю чувствовать. Совсем. Вывод Наилия логичен и его почти невозможно опровергнуть. Чей-то хитрый план или усмешка вселенной, подстроившей все случайности? Забываю про нож, про разгневанного генерала и думаю. Перебираю лица, события, слова, взгляды как бусины на нитке. Одну за другой, не перемешивая и не меняя местами. Так, как они шли перед глазами. Все ровно, гладко и лишь одна зазубрина царапает палец.

– Почему ты не боишься? – глухо спрашивает генерал.

– Потому что я не предатель.

Мой голос звучит сухо и безжизненно. Я – мудрец. Эмоциональный труп.

– Создатель сам пошел за мной на пустырь. Знал, что если попадется – накажут. А прощаясь, сказал: «я тоже читаю предсказания Поэтессы».

Белая пустота идет рябью. Я тяну воздух носом и узнаю эдельвейс. Чистый, тонкий, ускользающий. Генерал не убирает нож, но давит уже слабее.

– Поэтесса написала про нас с тобой и про катер, – продолжаю я войну фактов, – а днем раньше про дверь и мастер-ключ. Красивый вышел стих, я сама едва догадалась.

Я надеюсь, что выстроенная в сознании генерала картинка рушится. Снова рассыпается разрозненными фрагментами. Иначе конец. Ждет меня полет с перерезанным горлом от края каменистой тропинки в пропасть. Наилий еще чуть-чуть расслабляется, и запах эдельвейса становится резче.

– Предатель кто-то из ваших?

– Нет, – тихо выдыхаю я. – Никто из тех, с кем я говорила и кого видела за те дни.

Осторожно касаюсь пальцами запястья руки с ножом и пытаюсь отодвинуть от горла. Наилий не дает.

– Почему ты в больничной одежде? – цедит он сквозь зубы, – Флавий должен…