Он вновь вызвал адъютанта.
- Краснокожие не представляют никакой ценности. Ликвидируйте всех.
Вэнс обхватил голову руками, закрыл глаза. Он думал. С кем же, черт возьми, ведет войну армия? И в Старом Свете и в колониях действия противника всегда можно было предугадать, предсказать. А здесь? Кто они - его враги?
Перед глазами мелькнули яркие картины: кровожадные, безжалостные орды гуннов, разлившиеся почти по всему Старому Свету, наводящие ужас, не знающие поражений воины Чингиз-хана, великие мореходы викинги, ничтожного количества которых хватило поразить весь мир.
Мамлюки! Безумный фанатизм этих воинов творил невозможное. Мысль о мамлюках, возникающих из небытия и мгновенно исчезающих целыми армиями, сверлила мозг.
Генерал вздрогнул, сбросив с себя наваждение. Что за чушь?! Впервые в жизни он испытал реальный страх.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Воины рвались в бой. Сытые, отдохнувшие кони нетерпеливо били копытами, стригли ушами. Все ждали приказа.
Солнце уже клонилось к закату, скоро сумерки. Не опоздать бы.
Биг Айренхенд старался не выдавать волнения. Энглиши должны подойти к излучине до темноты. С рассвета никто не тревожил бледнолицых. Пусть рвутся к селению.
Три сотни всадников ударят им во фланг в тот момент, когда они не ждут. Лишь бы враги успели дойти до излучины.
Биг вспоминал свое посвящение в воины. Он хотел жениться на Ласточке. Эринец не был краснокожим и совершил уже немало подвигов. Никто не настаивал, что ему надо пройти весь путь посвящения. Этого потребовал сам Биг.
На рассвете он взошел на холм и обратился к восходящему солнцу.
О, Видимый Сын Невидимого Владыки Жизни! К тебе обращаюсь я. Я еще не стал воином по обычаям моего народа. Мои пули и стрелы, топор и нож убили много врагов, огромного медведя сразил я. Дай мне сил выдержать испытание и назови духа-охранителя.
Три дня и три ночи находился он на холме. Он ни ел и не пил, думая о себе и смысле жизни. Пересохли губы, покрывшись трещинами, от сухости язык распух, прилипал к небу и не шевелился. Горло сводила судорога, казалось даже кровь становилась гуще. Днем стояла жара, но его бил озноб, ночью он немел от холода. Раскалывалась голова, и в замутненном сознании все чаще всплывали искомые образы. Он общался с духами и от них узнал свое новое имя.
Затем за ним пришли. Одетые в праздничные одежды воины осторожно ввели его в священный типи, выкрашенный красной краской.
Раздавался гул боевых барабанов. Его подвели к священному костру для очищения. Во всем теле была необычайная легкость. Ощущение радости, счастья переполняло Бига.
В центре типи стоял тотемный столб. Из круга воинов вышел Познавший Древо. Лицо его было суровым, взгляд решительным. Жрец достал ритуальный нож и мгновенно пронзил кожу на груди посвящаемого. Зоркие глаза воинов внимательно следили за каждым движением - не отразится ли страх или боль на лице.
Биг улыбнулся. Разве могла тогда его остановить боль? Как жаждал он стать равным среди равных, лучшим среди лучших, достойным сыном Великого Духа Бога, которого он так любил. Разведка донесла - энглиши уже недалеко. До излучины им совсем близко. Что ж, они сами хотели этой войны.
Жрец не спешил, продевая сквозь кровоточащие раны тонкие кожаные ремни. Больше боли - больше мужества. Он привязал ремни к тотемному столбу, а сам пританцовывая вокруг столба стал петь ритуальную песню.
Кровь горячими струйками, обжигая грудь, стекала вниз. Танец жреца, суровые лица воинов, монотонный бой барабанов - все плыло перед глазами, было каким-то нереальным. Биг потерял ощущение времени и пространства.
Наконец, Познавший Древо закончил свою песню и дал знак Посвящаемому. С неимоверное силой дернулся он назад. Ремни оторвались от груди. Биг совсем не чувствовал боли, он танцевал Пляску Воина.
Потом его вывели из типи и сразу десятки рук потянулись к нему.
Сильные, горячие руки братьев. Его подняли на щит и понесли высоко над головами. Радость распирала грудь, хотелось плакать. С огромным трудом сдерживал он себя. Воин всегда должен быть хладнокровен.
Познавший Древо три раза выкрикнул новое имя Посвященного. И вслед за жрецом он кричал во всю мощь своей могучей груди: "Неистовая Рысь!".
Воин готов был ввести в свое жилище любимую. Но этого не хотел Коготь Гризли. Никто не мог нарушить закон. Состязание назначили в день Праздника Цветов. Вечером, когда Биг возвращался с охоты, к нему подъехала Ласточка. Она ждала его в глубине леса возле ручья. Девушка была взволнована, на щеках играл румянец, глаза горели. Она спрыгнула с мустанга и быстро направилась к берегу. Посередине ручья лежал большой плоский камень. Будто молодая лань, Ласточка легким движением вскочила на камень и рукой поманила за собой воина.
Растерявшись от неожиданности, он покорно последовал за ней. Камень был всего три шага длиной. И они оказались рядом. Так близко они не были еще никогда. Ласточка, взяла его ладони в свои, пальцы рук сплелись, глаза смотрели в глаза. Он слышал ее сердце, чувствовал ее тепло. Что-то непреодолимое тянуло воина к девушке. Она слегка уперлась руками в его грудь и тихо сказала.
- Коготь Гризли сильный воин, ты можешь не выиграть завтрашней скачки.
Биг попытался что-то возразить.
- Молчи, не надо ничего говорить, - все ближе и ближе прижимаясь к нему, прошептала она, - я все решила. Коготь Гризли никогда не станет моим мужем. Я люблю тебя.
Она достала из-за пояса два черных вороньих пера и торжественно произнесла.
- Мой отец из рода Ворона. Он желал добра людям. Он был великим жрецом. Я не хочу ждать до завтра. Стань моим мужем сейчас.
Биг был растерян. Он не знал как вести себя. Ласточка вложила ему в руку перо, второе оставила себе. Они кинули перья в воду. Влекомые течением, те быстро унеслись вдаль.
- Теперь ты мой, наша судьба отныне едина, - резким движением она сорвала с себя платье. Она стояла перед ним нагая в лучах заходящего солнца. Юная, стройная, такая желанная.
- Если Коготь Гризли победит, - шептала она, - я убью себя. Стань же моим мужем. Иди ко мне любимый.
До сих пор Бигу тяжело понять, почему все случилось именно так. Это было как наваждение, как прекрасный сон. Их тела слились в единое целое, руки и ноги сплелись, горячие губы жадно тянулись к губам.
Ночь быстро вошла в свои права. В серебристом мерцании паслись, изредка вздрагивая от звуков ночного леса, их кони, журчал ручей, унося в даль свои прозрачные воды, раздавались голоса ночных птиц.
До утра они были рядом, пылая огнем страсти. Никакая сила уже не могла разлучить их.
А затем пришло время состязания. На пути от селения до огромной одинокой сосны, раскинувшей свою могучую крону над уходящим к реке оврагам, расположились многочисленные зрители. Мало кого не привлечет горячая скачка.
Девушка и воины сидели на резвых молодых мустангах, нетерпеливо рвущихся вперед. Девушка держала в руках длинный кнут, усыпанный многочисленными маленькими костяными крючками. Она должна была защищаться от воинов, стремящихся пересадить ее на своего коня. Достаточно ударить таким кнутом по голой спине несколько раз и крючки, впиваясь в кожу, разорвут ее на куски.
По команде Ласточка помчалась вперед. Четыре тысячи шагов отделяли ее от сосны. Конь Бига жаждал погони. Он стриг ушами, бил копытами, приседал, становился на дыбы. Всадница удалялась с неимоверной быстротой.
Воины сняли с себя все одежды, кроме легинов. У них не было оружия, лишь арканы. Жрец дал сигнал и кони ринулись вперед.
Полудикий мустанг Бига сразу взял голопом. Всадник и конь слились в единое целое. Прижавшись к гриве, он совсем не подгонял своего боевого друга. Они мчались с неукротимой мощью, ловко обходя препятствия, перепрыгивая встающие на пути кусты, неслаждаясь силой, скоростью и свистом ветра.
Коготь Гризли стал отставать. Разгоряченный погоней Биг не заметил эту хитрость соперника.
