Сорча замирает. Что-то в её выражении становится чистым, неприкрытым. Когда она начинает говорить, её голос груб.

— Морриган и Стратег — оба держали меня в клетке. Он отметил меня и пытался сделать своей. Она сломала моё тело, украла душу, забрала имя и заставила меня петь до тех пор, пока у меня не осталось и голоса. Она убила ту, кем я была и оставила эту… — она смотрит на свои руки, — эту оболочку. Знаю, я говорила, что это было неизбежно, но борись с этим. Не сдавайся, не будь как я. Не позволяй себе.

Смотрю на неё, прокручивая снова её слова у себя в голове.

— Почему? — шепчу я. — Ты говорила, я жестока. Не думаю, что могу быть милосердной, не как Эйтинне.

Сорча отводит взгляд.

— Потому что это не даст тебе цели. Ты даже не найдёшь облегчения. Те болезненные воспоминания не исчезнут просто потому, что ты уничтожила того, кто за них ответственен. Убийство просто сделает тебя пустой.

Она встаёт и направляется к лесу, останавливаясь только тогда, когда зову её по имени.

— Я не могу простить тебя, — говорю ей. — Ты забрала у меня маму и заставила Киарана произнести эту клятву. И я никогда не смогу простить тебя.

Когда Сорча поворачивает голову, её выражение затемнено деревьями.

— Прощение — это не то, что дается, — говорит она. — Это то, что заслуживают. Что я могла бы сделать, чтобы заслужить его, Айлиэн? Ничего. Я бы выбрала все то же самое. Я не заслуживаю прощения.

Волна удивления проходит через меня, когда осознаю, что она произнесла моё имя.

Она впервые назвала меня по имени.

Прежде чем успеваю ответить, она уходит, не проронив больше и слова.

Гэвин выходит из соломенного домика. Он наблюдает за её удаляющейся тенью и смотрит на меня.

— Мне стоит знать об этом?

— Нет, — говорю мягко.

— Следует ли мне послать Эйтинне, чтобы она поугрожала ей?

Разве уже недостаточно было угроз? Слёзы начинают щипать уголки глаз.

"Прощение — это не то, что даётся. Это то, что заслуживают."

— В этом нет необходимости, — мой голос ровный, незнакомый для моих собственных ушей.

Что я теперь вообще знаю? Привыкла думать, что все фейри были злыми. Это было несложно, легко. Теперь мои мысли и чувства в беспорядке и хаосе. Единственный, кто делал все простым, был Деррик.

И его здесь нет.

Гэвин устраивается рядом со мной.

— Хочешь побыть одна?

Смотрю на костёр.

— Нет, — не могу ничего поделать со всхлипом, вырывающемся из моего горла. — Гэвин, я не в порядке.

— Шшш. Иди сюда, — Гэвин притягивает меня к себе.

— Я больше не думаю, что могу сделать это.

Не могу продолжать терять людей, которых люблю. И не могу продолжать сражаться. Не могу продолжать выходить на бой с все меньшими и меньшими причинами для победы.

Гэвин гладит мою спину, и когда я смотрю в его глаза, они тоже влажные от слез.

— С каких это пор ты признаешь свое поражение? Ты такая же упрямая, каким был Деррик.

— И теперь его нет, — шепчу я. — Я наблюдала, как Морриган убила его, используя человека, которого я люблю, как палача. Просто чтобы заставить меня заплатить за отказ ей, — зажмуриваю глаза, пытаясь вытолкнуть воспоминания о смерти Деррика. — Послушай, можем мы поговорить о чем-то другом?

Гэвин молчит мгновение. Затем:

— Я знал, что тебе небезразличен Киаран. Не знал, что ты влюблена в него.

Эта тема нисколько не лучше. Гэвин ужасен в этом. Но я приму любую смену темы, которую смогу.

— Не уверена, что он так же знает об этом. Я никогда не произносила этих слов.

Гэвин нежно меня сжимает. Я поудобней устраиваюсь рядом с ним. Теперь, когда Деррика нет, он тот единственный комфорт, который остался у меня из дома. Он и Кэтрин.

— Я думал, что фейри не способны кого-то любить, — говорит он. — Но, когда вижу его с тобой, думаю… — он смеётся низко и сухо. — Я когда-то любил тебя. И никогда не смотрел на тебя так, как смотрит он.

Слова Деррика, произнесенные тогда в королевстве пикси, всплывают в памяти.

"Будто он желает быть смертным".

Задвигаю подальше воспоминание голоса Деррика.

— Ты никогда не говорил, что любил меня.

— Я планировал сказать тебе вечером, прежде чем уехать в Оксфорд, — передергивает плечами. — собирался сказать это, когда ты умыкнула меня в свою спальню и поцеловала меня.

— Что заставило тебя передумать?

— Я надеялся, что ты попросишь меня остаться в Эдинбурге. Ты не попросила.

Гэвин так бы и не уехал в Оксфорд и не подхватил бы ту лихорадку. Он бы не умер и не вернулся со Зрением, а я бы не отправилась на тот бал в Залы приёмов, как дебютантка. Возможно, мою маму и не убили бы той ночью. Возможно, это одно решение изменило бы все.

— Поэтому ты уехал? — моя улыбка маленькая и грустная. — Ты не остановился подумать о том, что я была шестнадцатилетней девочкой, все ещё витающей в облаках от её первого поцелуя, и слишком напуганная, чтобы сказать: "Я люблю тебя"?

Мне все ещё слишком страшно произносить эти слова. Некоторые вещи никогда не меняются.

— Со мной был твой первый поцелуй?

— Конечно же, с тобой. Я годами ждала этот поцелуй.

— Я бы подождал годы, чтобы жениться на тебе, — говорит мне Гэвин. — Хотел этого задолго до того, как нас принудили к помолвке. Если бы ты захотела меня тоже… Не то, чтобы это важно сейчас.

Засматриваюсь на шрамы на его щеке, на тот, что проходит по его ключице.

— Полагаю, что ничего не вышло так, как мы надеялись, да?

— Никогда за тысячи лет, — его улыбка быстрая, вынужденная. — Но мне нравится думать, что, если бы все пошло по-другому, мы были бы счастливы. Ты так не думаешь?

Когда представляю все, что могло бы быть, мой разум становится пустым. Моя жизнь так переплелась с этой войной, что все остальное кажется больше сном, чем реальностью. Едва помню девочку, которой была.

Смотрю вниз на свои руки. Кэтрин смыла кровь, но я все ещё могу видеть, как она высыхает под моими ногтями. Теперь, когда думаю об этом, понимаю, что мои ногти редко когда были чистыми. Они всегда напоминали о всех тех фейри, что я убила.