Смотрю на него, удивленная, обнаружив выражение его лица открытым и уязвимым. Как будто он просит меня. Останься. Останься со мной.

Одна последняя ночь вместе, прежде чем мы отправимся на поиски той Книги, и я потеряю Киарана, так или иначе. Эта клятва, которую он дал Сорче, где-то на его теле. Она отметила его. Дважды.

— Дай мне увидеть ее, — говорю я жестким голосом. — Покажи мне ее клятву.

— Не надо, — шепчет он, — не делай этого.

— Покажи мне.

Со сжатой челюстью Киаран грубо снимает свое пальто и кидает его на пол. Затем рубашку.

Резко выдыхаю, когда вижу на нем новые отметки.

Торс Киарана — карта завивающихся узоров, вырезанных из его плоти и заживших в шрамы. Один, который охватывает всю его спину — клятва, которую он дал Катрионе, Соколиной Охотнице, в которую влюбился тысячи лет назад: его клятва никогда не убивать людей.

Отметка Сорчи пролегала прямо над его сердцем в беспорядке острых разветвлений, которые пересекали кожу, распространяясь до вершины его плеч, как будто желая покрыть каждый сантиметр тела, как будто бы желая поглотить его.

И сейчас так и происходит.

Его клятва Сорче вплелась вокруг и внутри той клятвы, через грудную клетку, выше и выше вокруг мышц его предплечий и плеч.

Обхожу его, чтобы увидеть, что она продолжается через всю спину, исчезая под ремешком его брюк, продолжаясь высоко, направляясь к шее, где ныряет под линию роста волос.

Киаран напрягается, когда я прикасаюсь к нему, но он не двигается и ничего не говорит. Пытаюсь почувствовать его силы, но все, что я могу ощущать — это Сорча. Как будто бы она обернула себя вокруг него, насильственно засела под его кожей.

Это не просто клятва: это отметка собственности. Она говорит: «Ты — мой навечно, и я никогда не позволю тебе уйти».

Отшатываюсь от него, словно его кожа горит.

— Я найду способ избавить тебя от этого, — говорю ему напряженно. — Чего бы это ни стоило.

Прежде чем успеваю даже моргнуть, Киаран берет меня за предплечья и целует. Поначалу это сердцеразбивающе медленно, его губы легкие, робкие, но я хочу большего. Целую его сильнее. Вкладываю в поцелуй все свои чувства, каждую частичку себя. Все, что не могу сказать словами.

— Я твой, — он трется о мои губы.

Он притягивает меня к себе, его пальцы отчаянно оттягивают рубашку, чтобы почувствовать кожу под ней. Отдаляюсь чтобы позволить ему стянуть ее через голову, а затем его руки находятся везде, прикасаясь, поглаживая.

— Я твой, — произносит он снова.

Его губы следуют вниз к моей шее, плечу. Каждое касание обжигает. Его губы прокладывают иссушающую дорожку тепла вниз по моему телу, он шепчет эти два слова снова, снова и снова. Напоминание. Обещание. Клятва мне, та, что отмечена в его душе.

— Я твой.

Ощущение, словно он прощается.

Глава 24

На следующее утро Киаран и Сорча ожидают в холле дворца. Их головы склонены, и они что-то горячо обсуждают. Их голоса низкие, настойчивые. Они оба поднимают взгляды, когда эхо моих шагов разносится по темному полу из оникса.

На Сорче надето потрясающее красное платье из парчи и сапоги на каблуках, как будто бы мы на пути на бал. Она даже выглядит так, словно надела украшения.

Боже правый, так и есть. Это многослойное колье с вкраплениями рубинов. Что-то подобное могли бы носить королевские семьи.

— Мы намереваемся сразиться с древним злом или собираемся на бал? — спрашиваю я, когда подхожу.

Сорча расплывается в медленной, ленивой улыбке. Победной. Которая говорит: "У меня есть все, что я хочу и мне плевать, что ты думаешь".

— Я отправляюсь на войну, одетая для исхода.

Бросаю взгляд на ее рубиновое колье. Надеюсь, Морриган задушит ее им.

Она бросает взгляд на мой меч, и слышу ее мысли: "Надеюсь Морриган проткнет тебя этим".

Если бы я не ненавидела ее так сильно, я бы рассмеялась.

"Однажды, я уничтожу тебя", — мысленно говорю ей, — "я сожгу твою жизнь до основания".

— Кто-то полон энергии этим утром, — усмехается она. — Ты, должно быть, хорошо отдохнула. В отличии от Кадамаха, который, кажется, близок к тому, — она соединяет большой и указательный пальцы, — чтобы разорвать тебе глотку.

Резко поворачиваю голову. Когда глаза Киарана встречаются с моими, практически делаю шаг назад в тревоге. Черная часть радужек его глаз окрасилась еще больше в лиловый. Хуже, у него был дикий взгляд, едва сдерживаемая дикость. Он борется за то, чтобы держать себя под контролем рядом со мной.

Я должна была почувствовать это прошлой ночью, когда он покинул постель. Прямо перед рассветом я услышала, как он что-то пробормотал мне интонацией, убаюкивающей меня назад в сон. Он прижался поцелуем к моему плечу, а затем, думаю, ощутила легкое царапанье его зубов о мою кожу.

Когда я потянулась, он резко отпрянул назад.

— Falbh a chadal, — прошептал он, сидя на краю кровати и тяжело дыша, — засыпай.

После этого кровать ощущалась холодной.

Словно читая мои мысли, Киаран отводит взгляд. Сорча смеется.

— Ааа, значит ты отказываешь себе из-за нее. Я должна была догадаться. Так благородно и праведно. Так по-человечески.

— Лучше уж так, чем быть нравственно несостоятельной ведьмой, — говорю я.

— Его нужды не имеют ничего общего с нравственностью, наивная маленькая девочка, — она закатывает глаза, а затем изучает свои ногти. — Если Морриган не убьет тебя прежде, чем ты найдешь Книгу, вероятнее, это сделает Кадамах. Он не сможет ничего с этим поделать. Как ты думаешь, из-за чего умерла его первая зверушка — Охотница?

Киаран сужает взгляд.

— Ты бы, наверно, сдохла на месте, если бы целых три секунды не произносила ничего мерзкого и жестокого, да?

— То, что ты зовешь мерзким и жестоким, я называю честным, — Сорча пожимает плечами. — Ты можешь продолжать винить меня за ее смерть, но мне не пришлось ничего делать для этого. Только засунуть ее в одну комнату с тобой.

В этот раз, шипя, он сверкает своими зубами, и я вижу намек на клыки, появляющихся из десен — пока он не замечает, как я замерла и затаила дыхание. Я не смогла полностью спрятать выражение беспокойства от этих клыков, похожих на те, что оставляли отметки на моих руках, шее, плечах, груди. Прямо как у той женщины в домике.

— Кэм, — шепчет он. Затем закрывает свой рот.