Когда я приехал в свой новый дом в Лос-Анджелесе, суицидные мысли исчезли, вероятно потому что я начал пить уже каждую ночь, а не только по выходным как раньше. LAPD репетировали каждый вечер, и я болтался с ними всё время, бухая с ними, в то время как они репетировали в студии, которую они арендовали в Голливуде. Днём мы все работали на одну компанию, которая занималась телемаркетом (прим. ред.: так называемые "магазины на диване"). Мы должны были ходить по магазинам и просить людей, чтобы они подписались на розыгрыш бесплатной путёвки на Гавайи. Всех, кого бы мы ни записывали, отправляли в список телемаркета. За это платили чуть больше сотни баксов в неделю, и в реале, большую часть времени мы сидели дома, переписывая имена людей из телефонной книги.
В конечном счёте, нас уволили, но это не имело значения; Донна заботилась о нас, когда мы были без гроша в кармане. Через какое-то время она устала от того, что мы живём с нею. А кто из родителей не устал бы от того, что вместе с ним живут несколько подростков, которые только что закончили школу и теперь только и делают, что устраивают вечеринки? Нас было двое парней, живущие в гостиной комнате, трое парней в спальне, и мама Ричарда в спальне хозяев дома. Это продолжалось примерно год, но когда Донне порядком надоело быть с нами, она и Ричард переехали в Redondo Beach, в то время как все остальные переехали в Long Beach, где поселились в гостиной комнате отца Джеймса.
Снова настали рутинные дни: сон в течение дня (поскольку у нас не было работы, на которую надо было идти), и распитие солодовых напитков каждый вечер. Мы покупали сорок штук St. Ides и сорок Olde English, после чего они репетировали, периодически играя на выступлениях. Иногда мы ходили на Sunset Strip (прим. ред.: Sunset Strip — имя данное, полутора милям бульвара Sunset, проходящие через западный Голливуд. Это место известно большим количеством бутиков, ресторанов, рок-клубов, ночных клубов, а также известно большим количеством "настенной рекламы" — постерами и т. д.) распространяя флаеры на их выступления (прим. ред.: выступления LAPD). Мне никогда их музыка особо не нравилась, но мне нравилось тусоваться с ними, носить их оборудование, являясь своего рода их администратором.
Спустя какое-то время, LAPD, которые изменили значение своего названия на "Laughing As People Die" (прим. ред.: с англ. — "смеёмся, когда люди умирают") заключили контракт с одной звукозаписывающей компанией ХХХ, но едва ли эту сделку можно было назвать прибыльной. В основном, лейбл дал им денег, достаточных только чтобы сделать запись и ничего более. Даже в этом случае, главным было то, что они всё-таки заключили контракт. Я помню как Реджи однажды вечером пришёл домой пьяный и внезапно сказал мне: "Я получил контракт с лейблом. Что ты делаешь со своей жизнью, ты, неудачник?" Сейчас это звучит забавно, но тогда это причинило мне сильную боль, потому что мы долгое время были лучшими друзьями.
Плюс, это было правдой. Я был неудачником. И эта правда ранила меня ещё больше. У меня было всё кончено с Шэннон, и у меня становилось всё плохо в Лос-Анджелесе. Приблизительно спустя год, после того как все переехали сюда, у всех начали расшатываться нервы; плюс, я постоянно был пьяным и разбитым всё время. Я начал думать, что я должен уйти прочь от этих парней, особенно от Реджи, поэтому я пошёл к Джеймсу и сказал, "Чувак, я должен уехать. Я должен вернуться домой в Bakersfield и сделать кое-что." Я всерьёз хотел, чтобы он отговорил меня от этого, сказал, "нет, оставайся здесь, чел". Вместо этого он сказал: "Окей, увидимся."
У меня не было выбора — я должен вернуться в Bako.
Chevron мне не подходил, так что, когда я вернулся, я устроился в фирму по доставке пиццы от Roundtable Pizza. Я вернулся, потому что устал от пьянства с моими старыми друзьями в Лос-Анджелесе, но как только я оказался дома, всё закончилось тем, что я начал пить с новой группой друзей. Хотя я действительно не знал, что мне делать со своей жизнью, я знал, что должен заниматься музыкой как карьерой, поэтому я пошёл к своему отцу и попросил его, чтобы он выручил меня. Он согласился и дал мне немного денег, чтобы я выучился звукозаписи в L.A. Recording.
Вот таким был я. Это был 1990-ый, мне было двадцать лет и я снова возвращался в Лос-Анджелес, только на сей раз один. На меня давило то, что я буду там одинок, без друзей, но я быстро приспособился; это было только к лучшему для меня. В то время как я учился в школе (прим. ред.: подразумевается обучение в L.A. Recording), я также перестал пить, что было ещё лучше.
Несколько месяцев спустя, я получил квалификацию и начал искать работу в бесчисленных звукозаписывающих лейблах Лос-Анджелеса, но никто из них не хотел платить. Они все думали, что я сначала буду работать у них бесплатно, как молодой специалист, прежде, чем они наймут меня на работу как служащего, но я не мог так сделать. У меня было несколько соседей по комнате, где я жил, но при этом у меня всё ещё были счета, которые необходимо было оплатить, а также различные вещи, которые нужно было купить. Бесплатная работа абсолютно не подходила мне.
В конце концов я нашёл единственную работу, связанную с музыкой, которую я смог найти: тестирование драм-машин и звуковых процессоров для одной компании, занимающейся электроникой. Я ненавидел ту работу. В течение многих месяцев всё, что я делал целый день — это нажимал кнопки на этих машинах, после того как они сходили с конвейера, чтобы удостовериться, что все кнопки работают как надо. Иногда я мог прослушивать диски через эти звуковые процессоры, но работа всё равно была отстойная. Это была только подобная унылая рутина: нажать на кнопку. Посмотреть на лампочку. Удостовериться, что всё работает как надо. Следующий. Я работал на работе, которая практически ничего не заставляет делать. Мои боссы одергивали нас и относились ко всем нам, как к чернорабочим.
В дополнение к тому, что я устроился на эту работу, я снова начал пить. Снова стал недоволен своей жизнью, пошёл по той же колее, не занимаясь музыкой и находясь в депрессии. Снова. Тем временем LAPD распались и все парни двинулись в Huntington Beach, чтобы заняться чем-нибудь другим. Я не знал, что с ними в тот момент происходило, но я был так подавлен, что однажды позвонил им и спросил, играют ли они ещё вместе. Они ответили, что у них новый вокалист по имени Corey и теперь они назвались "Creep". Они сказали мне приехать, потусоваться и сходить на вечеринки с ними.
Нахождение с теми парнями, выпивка, и различные глупые вещи, помогли мне затолкнуть свою депрессию в то место, где я больше не мог её чувствовать, туда же, куда я отбрасывал всю боль в своей жизни. Я не знаю как это было, но нахождение с ними всегда заставляло меня чувствовать себя лучше, поэтому я начал тусоваться с ними всё больше и больше. Это длилось недолго, до тех пор пока Дэвид не попросил меня, чтобы я уехал с ним и нашим хорошим другом Дэнни.
Это звучало хорошо для меня, поэтому я оставил эту работу по тестированию драм-машин и уехал в Huntington Beach, вместе с пятнадцатью драм-машинами, которые я украл у компании (я сказал себе тогда, что так и надо, поскольку мои начальники плохо обращались со мной, а значит заслужили это). Когда я добрался до Huntington Beach, я подал объявление в газету, чтобы продать эти драм-машины за двести долларов каждую. Несколько парней договорились со мной, что избавяться от этих драм-машин в счёт моего проживания, так что я полагаю, что я прямо причастен к продаже украденных драм-машин. На эти деньги я прожил ещё несколько месяцев, но я никогда не чувствовал, что поступил хорошо, украв их. Я только сделал то, что как я чувствовал, я должен был сделать в то время.
Как и многие из тех вещей, который я делал.
Последующая жизнь в течение года была довольно лёгкой. Я не играл музыку вообще — только праздновал на вечеринках, тусуясь с моими друзьями из Creep, напивался, и смотрел как они репетируют. Они были довольно хороши, но я считал, что если они собирались чего-то добиться в музыкальной индустрии, то им нужна большая помощь.
