Нахождение Джинни в летнем туре того года было очень плохим фактом, который сделал 2004-ый год худшим годом в моей жизни. Я скатился на самое дно. Вот он был я — гитарист одной из самых больших рок-групп мира, загребающий миллионы долларов и отыгрывая огромные концерты по всему миру, но я был совсем несчастен. Я не понимал как кто-то, кто имеет миллионы баксов на счету в банке, может быть несчастлив.
Эта мысль загнала меня в такую депрессию, что я обратился к единственной вещи, которая могла вернуть мне комфортную жизнь: наркотики. В том году, я очень много времени прожил на пиве, пилюлях, энергетиках, арахисовом масле и бутербродах с желе. Часть меня хотела быть чистой, но другая часть меня хотела умереть от передозировки наркотиков.
Когда я был в том летнем туре, я фантазировал о том как я падаю в обморок, фантазировал о своей смерти во сне в тур-автобусе. Тогда после того, как я бы умер, все бы скучали по мне, испытывали жалость ко мне, также как это бывает, когда умирает рок-звезда. В конечном счёте, я выходил из этих тёмных мыслей и думал обо всём и всех, для кого я должен жить. Верите или нет, но даже в том состоянии, в котором я был, я был полон заботы о Джинни, я думал о ней и о том, насколько она нуждалась во мне. Я думал о её красивых светло-коричневых вьющихся волосах и её улыбке, которая могла избавить меня от мыслей о смерти. Я думал о том, как я был суицидной рок-звездой, одиноким отцом, который отчаянно нуждался в помощи.
После концертов я старался болтать с нею и быть нормальным, но это было трудно для меня из-за моих склонностей. Я старался не принимать наркотики в то время как она была рядом, но всё же я нуждался в них, чтобы хоть как-то функционировать. Поэтому я старался тайком скрыться где-нибудь, что втянуть через нос линию метамфетамина, или ждал, пока она не заснула, чтобы принять наркотик; я был полностью под властью наркоты. Единственная положительная вещь, которая была, это то, что когда Джинни была со мной, я не думал о смерти.
Находясь дома в тот день и слушая, как она поёт, я думал о том насколько прекрасной она была. Я был полон мыслей о том, что она самый красивый человек в мире, и о том, как трудно будет оставить её, чтобы вернуться в тур, где я снова упаду на дно.
Затем я всё же услышал, что она поёт. Это была песня Korn, которая называлась "A.D.I.D.A.S.", что расшифровывалось как "All Day I Dream About Sex" (весь день я мечтаю о сексе). Я слышал как эти слова доносятся изо рта моей маленькой пятилетней девочки и после этого я понял, что я должен что-то менять. Это был момент, когда всерьёз задумался о том, чтобы покинуть Korn, но даже после этого я знал, что есть большая разница между тем, чтобы думать о том, что надо что-то сделать, и тем, чтобы действительно это делать. Я всерьёз очень не хотел бросать всё это. С самого детства я мечтал о том, что стану рок-звездой и то, что я покину Korn также означало для меня, что я откажусь от своей мечты детства.
Но затем я задавался вопросом, как я могу оставаться в группе, если я большую часть времени, находясь в ней настолько несчастен? Я не был уверен, что я хотел сделать или что я должен сделать; я только знал, что что-то нужно менять и я должен делать это быстро. Единственная проблема была в том, что наркотики настолько испортили меня, что я не мог принять рациональное решение. Когда я отправился в наш тур, я начал принимать намного больше наркотиков и суицидные мысли начали становится более навязчивыми. Смерть действительно казалась мне тогда наилучшим выходом. Иногда я думал: "Ты неудачник. Тебе никогда не избавиться от наркотической зависимости. Ты только делаешь хуже Джинни. Ей будет лучше, если тебя не будет".
Я всерьёз начал верить этим мыслям. Я слышал истории о том, как люди умирали от того, что они смешивали стимуляторы и депрессанты вместе, и это то, что я делал практически каждый день. Я принимал стимуляторы в течение дня и затем вечером принимал Xanax (прим. ред.: Xanax — он же алпразолам, лекарство, применяющееся преимущественно для кратковременного снятия чувства беспокойства, страха, тревоги, лечения сопутствующей депрессии, обладает снотворным эффектом). Иногда, когда я ложился спать, я надеялся, что я уже не проснусь. В другие ночи, когда я шёл спать, я боялся, надеялся, что я не умру. Я полностью вышел из ума. Что пошло не так со мной? Как я дошёл до этой точки? Как мне выйти из всего этого живым?
Хорошо, это череда взлётов и падений, по которой мы пройдёмся. Прямиком в ад и обратно.
Часть первая
В АД И ОБРАТНО
Глава первая
ЖИЗНЬ НАЧИНАЕТСЯ В BAKO
Я вырос в Южной Калифорнии в городе Bakersfield, в полутора часах езды от Лос-Анджелеса. В последние несколько лет это место разрослось в несколько раз, но когда я был маленький, город был небольшим. Есть две важные вещи, которые вы должны знать о Bakersfield того времени, когда я жил там маленьким:
1) Там всегда было жарко (мы много выпивали в жаркую погоду летом, поэтому мы стали называть его "Bako").
2) Там особо нечего было делать.
Моё детство было очень типичным. Как и большинство детей в Bako, я вырос в достаточно хорошем доме, с достаточно хорошими родителями. Мы были в значительной степени типичной семьёй среднего класса восьмидесятых, живущих в конце тупика в доме стиля ранчо, с цокольным этажом. Цокольный этаж был нашим любимым местом. Там у нас был домашний театр (настолько же хорошая система, насколько они тогда таковыми были), огромные кушетки, огромный бильярдный стол для пула, большая игра "Астероиды" и некоторое оборудование для разминки. Даже моему отцу нравилось болтаться там, так как это было то место, где у него был свой бар и небольшая ванная, которую он использовал каждое утро, чтобы подготовиться к рабочему дню.
Поскольку наши родители много работали, у них не было возможности следить за мной и моим старшим братом Geoff, поэтому большую часть времени нас не было дома. Хоть мы все любили друг друга, тем не менее, мы не показывали это всё время. По большей части, мой отец был клёвым парнем. Он тренировал мою футбольную команду вместе с моим братом, учил нас водить мотоцикл, и когда он был в хорошем настроении, он часто смешил нас.
Но время от времени, у него были моменты, когда он становился как сумасшедший. Я не хочу сказать, что я рос с жестоким отцом или что-то в этом роде, потому что он не был таким; когда он был хорошим, он действительно был хорошим. Но когда он становился зол, он становился страшным. Частично это было из-за его отношения к выпивке; его отец (мой дед) был алкоголиком, и мой папа тоже любил выпить. Обычно мой отец становился счастливым, когда выпьет, но иногда у него бывали моменты, что он мог вспыхнуть даже из-за мелочи. Я помню, бывало несколько раз, когда я или мой брат проливали стакан молока на обеде, тогда в этот момент отец превращался в полностью другого — он кричал на нас, полный гнева, из-за чего мы чувствовали, что вот-вот он начнёт избивать нас, хотя он такого никогда не делал. Спустя несколько минут, после того как его приступ гнева отступал, он снова становился нормальным. Это были страшные моменты, но они проходили.
В целом моя мама довольно спокойной и была такой же, как и все обычные мамы. Она готовила хорошие ужины каждый вечер, помогала нам готовиться к школе по утрам, держала дом в чистоте, вообщем это была самая обычная, типичная мама. Это выглядело так, словно она была с нами больше, чем кто-либо другой в нашем доме, но у неё были и свои проблемы тоже — как и у любого другого человека в мире. Взрослея, я чувствовал, что больше люблю маму, вероятно потому что у неё не было непредсказуемых эмоциональных срывов, как у моего отца.
Мой брат Geoff на два года старше меня и, как и все братья, мы с ним много дрались в детстве. Пару раз мы дрались грубо, но так не бывало постоянно. Мы также постоянно играли друг с другом в течение многих часов и заставляли друг друга смеяться. По мере того, как мы росли и становились подростками, мы стали всё больше отдаляться друг от друга. Отдаляться не в личном плане, а в том смысле, что мы ушли в разные направления. Например, я ушел в хэви-метал, а он ушел в новую волну. В то время рокеры не шли рука об руку с толпой новой волны. Geoff имел обыкновение прикреплять свои джинсы внизу булавкой натуго, а его волосы с одной стороны лица закрывали его глаз, в то время как с другой стороны они были короткими; это была классическая прическа новой волны. Я постоянно высмеивал его за это и за то, что он был из новой волны вообще. Иногда, когда мы спорили в нашем подвале о чём-то глупом и я бросал какую-нибудь реплику, я бил его так сильно, как только мог. От него я также неплохо получал. Я знал, что он собирается убить меня за это, поэтому я убегал к своей маме и скрывался за ней, пока мой брат не успокаивался.
