- А вагоны вы не разгружаете? - спросил я у соседа.

- Еще не хватало, - возмутился он, - на то есть крановщики, стропальщики. Наше дело бетон класть.

- И никаких авралов?

- Был весной. На гидроузле. Вода прет, что ни день, то два метра прибывает, а в плотину нужно еще десять тысяч кубов бетона уложить.

- Успели?

- Погорел я на этом гидроузле, - сказал он с горечью.

- Что так?

- Бригадир шумит: "Быстрей, не до красоты", и сам знаю, что мою работу только рыбы увидят, а вот привык, чтобы все путем. Рука сама бетон ровняет. Около меня самосвалы и простаивали. Тут еще Галька Сметанина, комсорг наш, раскипятилась, говорит: "Нарочно выламывается".

- И чем все кончилось?

- Коэффициент 0,8 в тот месяц вывели. Как для филонов.

Позже, беседуя с секретарем комитета комсомола строительства, я узнал, что в бригаде Макеева ребята установили свой порядок распределения зарплаты. Не все ведь одинаково работают. Один посмекалистее, другой - без толку суетится. Вот и ввели они систему коэффициентов - от 0,8 до 1,3. Распределял заработок совет бригады. В него входили бригадир, звеньевые, профорг, комсорг.

- Потом-то у тебя дело наладилось? - спросил я у погрустневшего соседа.

- Спрашиваете, - широко улыбнулся он, - потом-то мы на фундамент первой машины перешли, там-то уж я развернулся.

- А на монтаж переходить не собираешься? - поинтересовался я.

- Десятый надо кончить, с девятью классами не возьмут.

Помню, когда в цехах Бобриковской ГРЭС начали монтаж котлов и турбин, Алешке Дидику предложили учиться на кочегара.

"Малограмотный я", - отмахивался Алексей, а самому страсть как хотелось стать специалистом. Думал, думал и согласился.

В пять часов утра стал приходить Дидик на станцию. Долговязый и не очень ловкий, влезал он в топку, взбирался на дымососную, потом часами стоял у щитка с приборами. А дома корпел над инструкциями и схемами. В мае 1934-го сдал экзамен.

Вначале его поставили водосмотром. Водосмотр помещался на самом верху, на огороженной перилами металлической площадке. Когда Дидик садился на табурет, то прямо перед его глазами находилось водомерное стекло. Посредине стеклянной трубки виднелся колеблющийся столбик воды.

Смотреть нужно было неотрывно. Если вздремнешь, то вода уйдет. Трубы котла обнажатся, перегорят. Рванувшиеся вверх клубы пара могут сварить заживо.

Нельзя и перепитать котел. Капли воды могут попасть в турбину и разрушить ее.

Вначале, сидя один на площадке, Дидик чувствовал себя оторванным от мира, от товарищей. Постепенно одиночество перестало тяготить его. Если перегнуться через ограждение, видно, как далеко внизу беспокойно бегают люди, машут руками, кричат что-то друг другу на ухо. Иногда наверх к Дидику забегали кочегар, теплотехник. Спрашивали о чем-нибудь кратко и отрывисто и снова сбегали вниз по железным стремянкам.

Угнетала жара. Порою она была нестерпима. Тогда Алексей вынимал платок, опускал его в ведро с водой и прикладывал к разгоряченному лицу.

Случались дни, когда где-то под собой Дидик слышал глухие взрывы. Под самую крышу взметалась искрящаяся угольная пыль. Бежать некуда. Да и нельзя: при авариях начинал беспокойно метаться за водомерным стеклом прозрачный столбик. И Алексей, вращая штурвал, то добавлял, то убавлял приток воды в барабан котла.

Тем временем готовились к пуску следующие котлы. Кочегаром на один из них поставили Алексея Дидика.

Давно уже нет на электростанциях ни кочегаров, ни водосмотров. Уровень воды в барабанах регулируют автоматы, а машинисты блоков следят за работой сразу и котлов и турбин, сидя в удобном кресле на щите управления. Тихо, светло. Перед глазами не стеклянная трубка в медной оправе, а светящийся щит с сотнями приборов. По их показаниям машинист видит, сколько воды, воздуха, мазута или угля поступает в котел, как идет горение, какова температура в любом из уголков огромной топки. Многое нужно знать машинисту, чтобы режим горения проходил безошибочно.

"Здесь десятилеткой не обойдешься, - подумал я, приглядываясь к попутчику, - техникум нужен, а может, и институт".

В Рязани, на автобусной станции, мы вышли из снующей толпы и, стоя рядом, смотрели, как в наступивших сумерках разгораются огни большого города.

- А у нас сейчас первую машину пускают, - негромко сказал мой попутчик.

Дальше автобус шел не останавливаясь. Еще не добрались и до города Пронска, а небо впереди уже засветилось электрическим заревом.

- ГРЭС светит, - оживился сосед.

Чем ближе, тем больше огней. И наконец вот она! Огромные, ярко освещенные окна, бетонные переплеты вновь монтирующейся части здания, труба...

Наш "Икарус" идет мимо, к поселку. Вначале вдоль дороги рядами выстроились маленькие домики, затем, за большим и красивым магазином, засветились окна многоэтажных домов. И несмотря на то, что время позднее, скоро полночь, везде движутся люди, самосвалы, автобусы.

Останавливаемся. Выходим. Соседа окружает группа галдящих ребят, девушек. Он машет мне шляпой, и все они, взявшись под руки, уходят по асфальту широкой улицы.

Ушли уже и последние, запоздалые пассажиры, а я все стоял и осматривался: "Где же гостиница?"

- Загляните в третий подъезд вон того дома, - показал мне шофер нашего автобуса, - туда как-то заходили командировочные.

Никакой гостиницы ни в подъезде, ни во всем доме не оказалось. Но проходивший мимо парень в мохнатой шапке, узнав, в чем дело, сказал, порывшись в карманах:

- Пошли в двадцать третью. Там сегодня нет никого, а ключ подходит.

Квартира действительно оказалась свободной. Две комнаты, пять кроватей. Тепло, светло, горячая вода в ванной. О хозяевах напоминают тренировочные костюмы на вешалке да домашние туфли на ковриках у постелей. "Нет, это не землянка на "Бобрикстрое".

Выспался по-домашнему, а с утра отправился на ГРЭС.

Встретила она меня гулом и грохотом. Всего два дня назад начал отдавать энергию в единую электрическую сеть Центра турбогенератор № 1. Сегодня будут раскручивать вторую машину. Заканчивается монтаж третьего блока.

Рядом с главным корпусом, между рельсами разбежавшихся железнодорожных путей, - монтажные площадки. Трубы прямые, трубы согнутые, трубы тонкие и толстые. Сто двадцать железнодорожных платформ одних только труб! Молодые ребята подгоняют краны, цепляют подготовленные пучки труб, раскладывают, приваривают...

- Сборка узлов четвертого котла, - объясняет бригадир.

- Одного котла? - с недоумением смотрю я на составы с металлом.

- А вы как думали? Да этот котел только за одни сутки сто двадцать вагонов угля съест.

Около здания ГРЭС - дымовая труба. 320 метров ее высота! Представьте себе - 320 метров, взметнувшиеся в небо!

- А где у вас комсомольский штаб? - спросил я у бригадира.

- Вон там, - махнул он рукой.

Обходя штабели кирпича, пробираясь между вагончиками строителей, наткнулся я на непонятное сооружение. Не то гигантская палатка с выпуклыми боками, не то дирижабль, вот-вот готовый взмыть вверх.

Подошел. Постоял у гудящего вентилятора, который гнал воздух внутрь через дыру в матерчатой боковине. Потом открыл тяжелую железную дверь.

Под куполообразным верхом разместился целый механический цех. Станки, панели с приборами, различные аппараты.

И здесь работают молодые ребята. Одни что-то сверлят, другие вытачивают, третьи, стоя на коленях и прикрыв лицо щитком, приваривают одну к другой замысловатые детали.

Позже я узнал, откуда взялся этот "дирижабль".

Строители сооружали дома, склады, дороги, школу, клуб, магазины, столовые, бетонный завод, железнодорожную ветку... Со строительством мастерской произошла заминка.

У склада стояли станки, сварочные аппараты. Прибыли мастера. Но как же быть с помещением?

Начальник механического цеха Семен Васильевич Правдин то и дело заходил к директору.

- Нашел я вам помещение, - обрадовал наконец директор Правдина. Восемьсот квадратных метров, хоть в футбол играй.