— Мамоцька, я все скусал. Папоцька сказал, сто я могу кататься на лисапеде и дазе порулить на масыне, дазе порулить! Мы тебя искали, а ты не слысала сто ли? Я крицял, крицял. А сто ты рисуес, подними я посмотрю.
Посмотрев на картину, он покачал головой и, очевидно, подражая кому-то, произнес: — Совсем неплохо.
Дефне прыснула, не в силах сдержать смех, она узнала в его голосе интонации Патрика, Мерт тут же присоединился к ее смеху. Подошедший Омер весело поинтересовался:
— Чему вы так смеетесь?
— Да вот, — продолжая смеяться, она указала на сына, — подрос еще один строгий критик и ценитель живописи.
— Мамоцька, а мозно я тозе порисую? — и он запрыгал от нетерпения.
— Ну, конечно, душа моя, папа даст тебе карандаши и бумагу и посадит вон за тот столик. — она показала рукой в направлении дома.
— А я хоцю с тобой, рядом… — надул губы малыш.
Омер вмешался: — Обязательно, в следующий раз, я куплю тебе детский этюдник, стульчик и ты, как маленький художник, будешь рисовать рядом с мамой. Договорились?
— Хоросо. — кивнул Мерт и взял отца за руку.
— Спасибо… — одними губами проговорила Дефне.
Омер в ответ улыбнулся и, в свою очередь, изобразил губами в ее сторону звонкий поцелуй, в ответ она состроила смешную гримаску и закатила глаза, он засмеялся и пошел с сыном к дому, думая, что это было отличное начало дня.
Дефне рисовала весь день с перерывом на обед, Омер несколько раз подходил к ней, указывая на неточности в работе, но не мешал и старался занять Мерта, чтобы дать ей возможность закончить картину, и только, когда стало темнеть, она закрыла этюдник. Этим вечером, уложив Мерта спать и присев перед камином с чашкой чая, она намеревалась провести время перед сном спокойно, без разговоров о прошлом и просмотреть книгу о техниках иллюстрации, которую захватила с собой в поездку, но когда Омер присел слишком близко к ней на диван, она поняла, что поступила неосмотрительно.
Положив руку на спинку дивана и почти касаясь ее плеч, он вплотную приблизился, словно читая текст вместе с ней, от его тела исходил жар, мысли Дефне начали путаться и принимать опасный оборот, она с ужасом чувствовала, как в ней растет желание, и в данный момент ей было все равно Омер ли это прошлого, или настоящего. Она не решалась повернуть голову, ощущая его теплое дыхание на своей щеке и прикрыв глаза, ждала его действий, но он не шевелился. Дефне понимала, что стоит ей повернуться к нему, как их губы встретятся, а дальше все случится само собой, как он, наверняка, и запланировал, она обмякнет, потеряв контроль над своим телом, и он возьмет ее прямо здесь, перед камином.
Разум кричал: «Нет!», тело бурлило: «Да!», сердце сначала молчало, а потом негромко согласилось, повернув голову, она встретила его губы, с жадностью впиваясь в ее рот, он сильно прихватил ее нижнюю губу, и она почувствовала вкус крови, его язык яростно метался во рту Дефне, заставляя ее отвечать тем же, Омер развернулся и руками буквально подгреб ее под себя, придавив тяжестью тела, они соприкоснулись так тесно, что застонали почти одновременно, он просунул руку под блузку и, не помня себя от страсти, сильно сжал ее грудь. Ее возбуждение росло со скоростью лавины, сметая стены, которые она тщательно выстраивала между ними, она стащила его пуловер, и с удовлетворением выдохнула, прикоснувшись к его обнаженной, горячей спине, потом, повинуясь вспыхнувшему дикому желанию, вцепилась зубами в его обнаженное плечо, боль от укуса застала его врасплох, но только усилила его возбуждение, он ахнул и приподнялся, чтобы стащить с нее одежду.
Сползая с узкого дивана на пол перед камином, они раздевались и раздевали друг друга с лихорадочной быстротой, робко зародившаяся в ее голове мысль: «Что ты делаешь… Опомнись…», не успев оформиться, тут же растворилась в шквале страсти, от которой она начала задыхаться, как если бы находилась на глубине и была лишена кислорода, подхваченная беспощадной волной, с головой накрывшей ее. В слепом желании обладать друг другом после стольких лет разлуки они перешагнули стадию любовных прелюдий, всех этих поглаживаний, поцелуев и объятий, которые всегда были частью их отношений. Было только нестерпимое стремление соприкоснуться обнаженными телами, вжаться друг в друга, забраться под кожу и раствориться.
Они были похожи на голодного, дорвавшегося до пищи человека, который ест быстро и торопливо, жадно заглатывая куски, пытаясь быстро насытиться в страхе, что еда исчезнет. Поэтому это было не тихое и нежное слияние, он быстро и резко взял ее с глухим, вибрировавшем в горле звуком, она выгнулась ему навстречу, обвив руками и ногами и прижав его к себе еще теснее. Это была дикая, абсолютно не контролируемая страсть, долго время кипевшая и копившаяся внутри каждого, она сдерживалась обстоятельствами и запретами, которые они когда-то наложили на себя, но вот, наконец, вся эта гремучая смесь выплеснулось наружу и обожгла их до последней клетки.
Они не помнили себя такими, открывая друг друга заново, Дефне не просто отдавала ему себя, как раньше, она брала, ее движения и издаваемые ею звуки буквально лишили его способности соображать и чувствовать что-то еще, кроме ее тела. Для них обоих разрядка наступила слишком быстро, тело Дефне напряглось, потом задрожало, и он вобрал в себя сорвавшийся с ее губ удивленный вздох.
Согреваемые теплом камина, они долго не могли разжать объятий, она по-прежнему прижимала к себе его горячее тело, и он не шевелился, боясь нарушить это единение. Потом она освободила его от своих пут, он перекатился в сторону, оба начали остывать, а вместе с этим вернулась и способность мыслить. Дефне торопливо поднялась и, собрав с пола разбросанную одежду, молча вышла. Омер оделся и присел к камину, не надеясь даже, что она к нему присоединиться, он был ошеломлен и растерян, не представляя, как она отреагирует на произошедшее, и как это отразится на их отношениях.
Выйдя из ванной комнаты, Дефне легла рядом с сыном, прижав его к себе и гладя влажный от испарины лоб, ее мысли тут же вернулись к тому, что недавно произошло. Еще накануне она говорила о необходимости лучше узнать друг друга, упирала на время, которое осталось у нее для принятия решения, а сегодня со страстью, без всяких условий отдавалась его ласкам. При воспоминании о полученном наслаждении ее тело тут же предательски откликнулось. Как завтра утром она посмотрит в глаза Омеру, и что она скажет родным? Что, отключив голову, просто отдалась своим чувствам, не думая о последствиях? Она услышала его шаги и закрыла глаза, войдя в комнату, он постоял над кроватью, затем погладил ее плечо и, наклонившись к самому уху, прошептал:
— Я знаю, что ты не спишь. Я люблю тебя.
Утром она проснулась от того, что было очень жарко, открыла глаза и поняла причину, они лежали очень близко друг к другу, разделенные только тельцем сына, он придавил ее ноги тяжестью своих, и его рука касалась ее бедра. Пытаясь осторожно выбраться, никого при этом не разбудив, Дефне потихоньку, но безуспешно пыталась высвободить ноги, скользя к краю кровати, посмотрела на него и заметила, что он улыбается, потешаясь, очевидно, над ее неудачными потугами, разозлившись, она с силой дернулась и, освободившись, наконец, встала, сердитая на себя, на Омера, а более всего на свою беспечность и просыпающуюся зависимость от него, толкнувшую ее к близости, которую она всеми силами так долго пыталась избежать.
Утром моросил дождь, рисовать она не вышла, а продолжила прерванное накануне чтение, позавтракали поздно, потому что Мерт проснулся не в настроении и много капризничал. Пытаясь его отвлечь, Дефне предложила украсить хвойное дерево, Омер вдруг вспомнил, что в доме на чердаке должны были остаться елочные игрушки, и после непродолжительных поисков принес пыльную картонную коробку. Малыш сразу оживился, деревце было небольшим, и ему разрешили самому повесить игрушки, конечно, никакой симметрии не получилось, где-то было густо, а где-то пусто, но родители исправлять ничего не стали. Дождь усилился, и выйти на улицу было невозможно, после обеда, уложив Мерта спать, Дефне решила объясниться с Омером, он просматривал какие-то документы в гостиной, но поднял голову, когда она вошла.
