– Ну все, хватит, Джон. Ты слишком много выпил.
– Черта с два! Откуда тебе знать, сколько я сегодня выпил? Просто мне нужно выспаться. Практически не спал всю неделю в Чикаго. Катался по постели в «Палмер-Хаусе», нервы на пределе, а в голове такая карусель, как… как сам не знаю что. Часть этого времени вместе со мной кувыркалась одна милая крошка, но даже это не помогло успокоиться. Но знаешь, что я тебе скажу? В результате я многое узнал о себе. Иногда бессонница наводит на неожиданные мысли – меня, по крайней мере. И я многое начал понимать. А потом, по дороге из аэропорта, мне попался один из этих болтунов-таксистов, и знаешь, что он сказал? Он сказал… О боже, да ты злишься на меня, Пол? Ты злишься оттого, что я назвал Натали крокодилицей?
– Я не злюсь. Мне тревожно за тебя. Ты плохо выглядишь и несешь всякую чушь. Честно говоря, я думаю, что в таком состоянии тебе не стоит сегодня возвращаться домой.
Уайлдер шумно и с явным облегчением выдохнул:
– Я и сам так думаю, старина. Я сейчас в кошмарном состоянии. Пытался сказать это Дженис, но она меня не поняла. Послушай, может, ты ей позвонишь? Объясни ей все.
– Конечно, Джон. Я позвоню ей позже.
– Я к тому, что она все поймет, если ты ей объяснишь. Она считает тебя чуть ли не Авраамом, язви его, Линкольном.
– Я все сделаю, Джон.
– Ты счастливый засранец, Пол, ты это знаешь? В том смысле, что юристы – это профессионалы, как врачи или священники: люди верят их словам, что бы они ни сказали. Ты не какая-то грязь под ногами, вроде меня. Таксисты, официанты – всю жизнь я терпел обиды от всяких тупых ублюдков. Всю жизнь они надо мной издевались.
– Так что же сказал таксист?
– А, этот умник. Он гнал как сумасшедший, и я много раз просил его сбавить скорость, я метался, как в клетке, на заднем сиденье, и тут он говорит: «Тебе бы к психиатру, приятель, нервишки у тебя ни к черту». Да, ты счастливец еще и потому, что у тебя нет детей. Боже, да если бы не Томми, я бы воспользовался своей льготной карточкой и на большой серебристой птице улетел в какой-нибудь Рио, чтобы валяться на солнечном пляже, пока не закончатся деньги, и потом всадить себе пулю в башку. Это кроме шуток.
– Шутки в сторону. Посуди сам, Джон: варит ли вообще твой котелок после недели без сна? Сейчас тебе нужна медицинская помощь, что-нибудь успокоительное. Давай-ка я отвезу тебя в больницу.
– Отвянь, Борг, ты вроде без дерьма, у тебя был трудный день в конторе, и я сожалею, что назвал твою жену крокодилицей, потому что она тоже без дерьма и, возможно, сейчас ждет тебя дома с кастрюлькой куриной лапши, но ты станешь полным дерьмом, если попробуешь закрыть меня в психушке.
– Никто и не думает тебя закрывать. Врачи установят причину бессонницы, дадут снотворное, и уже завтра утром – самое позднее, послезавтра – ты выйдешь из больницы обновленным. Каким был прежде. Всего-то дел.
Последовала пауза.
– Это надо обдумать.
Обдумывание подразумевало еще одну порцию выпивки, половину которой Уайлдер заглотил махом.
– У меня есть идея получше, – сказал он. – Отвези меня на Варик-стрит.
Борг поморщился, ибо с самого начала боялся услышать эту просьбу. Несколько лет назад они вместе сняли задешево квартиру на Варик-стрит (полуподвал типа тех, что считаются непригодными для проживания) и обустроили там притончик для отдыха от семейной жизни. Привели все в божеский вид, побелили стены, поставили двуспальную кровать, домашний бар с неслабым выбором напитков, холодильник и кухонную плиту с распродажи и прочие мелочи для создания достаточного уюта, включая незарегистрированный телефон. Идея была такова: если кто-нибудь из них, по выражению Уайлдера, «поймает пташку» – то есть познакомится с милой и легкодоступной девицей, – он сможет уединиться с ней в этом гнездышке на вечер, а то и на пару ночей под предлогом срочной командировки в другой город и проведет это время как счастливый, почти раскрепощенный холостяк. Увы, в теории это звучало лучше, чем обстояло на практике: «пташки» попадались в их сети далеко не так часто, как хотелось бы.
– Сейчас тебе не стоит ехать на Варик-стрит, Джон.
– Почему это не стоит? Или ты на сегодня застолбил это местечко для себя?
– Нет. Я не появлялся там уже несколько месяцев. Но если тебе не помогла уснуть та девчонка в Чикаго, почему ты думаешь, что это сработает с какой-нибудь другой девчонкой здесь?
– Во всяком случае, стоит попробовать. Знаешь Риту? Ну, журналистку в Тайм-энд-Лайф{6}. Хотя сейчас ей звонить уже поздновато. Может, позвать ту пухленькую? Как ее имя? Та, что замужем за врачом? Нет, погоди: она ведь переехала в Бостон.
– Угомонись, Джон. Попробуй реально смотреть на вещи.
И тут Уайлдер сломался:
– Реально, да. Вот в чем моя проблема. Я никогда не был реалистом. Я тебе не рассказывал о своих киношных планах? – Он залпом допил виски. – Ладно, Борг, я согласен. Еще по стаканчику, и я стану самым отпетым реалистом. Официант!
Он вытянул руку с пустым бокалом так далеко в проход, что мог бы упасть со стула, если бы не ухватился свободной рукой за край стола.
– Нет нужды так громко кричать, сэр, – сказал, подходя, официант.
– А тебе нет нужды умничать, молокосос.
– Послушайте, мистер, я ведь могу отказаться вас обслуживать.
– Вот как? Но ты ведь не откажешься поцеловать мой зад, макаронник хренов?
– Все в порядке, – сказал Борг, щедро выкладывая на стол банкноты. – Все в порядке, мы уже уходим. Вставай, Джон, я возьму твой чемодан.
– Какого черта, или ты думаешь, что я не способен сам нести свой багаж? За инвалида меня держишь?
Однако справиться со своим багажом Уайлдеру оказалось непросто: он застрял в стеклянных дверях отеля и ругался так громко, что все головы повернулись в его сторону, а на пути до Лексингтон-авеню часто ставил чемодан на землю, однажды чуть не сбив проходившую мимо женщину, и все время жаловался то на затекшую руку, то на отдавленную ногу.
В машине он сидел тихо, пока Борг пробирался по запруженным центральным улицам Манхэттена, но, когда они ускорились на Седьмой авеню, начал беспокойно ерзать, приваливаясь плечом к пассажирской дверце и поднимая левую руку, словно защищал ею лицо.
– Ради бога, Пол, нельзя ли снизить скорость? К чему такая гонка?
– Успокойся, Джон, я и так еду медленнее обычного.
В отделении экстренной помощи больницы Святого Винсента вечер выдался суматошный – носилки с больными ставились прямо на пол, над ними склонялись интерны и санитары, немолодая женщина с окровавленным лицом громко стонала на диагностическом столе, – и Борг с трудом нашел дежурного врача: молодого человека в белом халате, сидевшего за столом в отгороженной ширмой нише.
– Доктор, это не то чтобы экстренный случай, но мой друг сильно переутомлен. Он не спал целую неделю и нуждается в успокаивающих средствах. Честно говоря, мне кажется, что у него что-то вроде нервного…
Впоследствии Борг не мог вспомнить, как он закончил эту фразу; ему запомнились только глаза доктора за толстыми стеклами очков, поочередно взирающие на каждого из них. Уайлдер уже давно ослабил галстук и воротник, а теперь попытался расстегнуть еще одну пуговицу рубашки, но так неуклюже, что пуговица оторвалась, упала и юлой завертелась на полу. Доктор предложил ему сесть, и он, шумно уронив свой чемодан, опустился в старомодное кресло-каталку из лакированного желтого дерева – других сидений поблизости не оказалось. Он выглядел маленьким и беспомощным в этом просторном кресле, особенно когда от толчка оно покатилось назад и было перехвачено возникшим невесть откуда санитаром.
– Пожалуйста, отойдите за перегородку, сэр, – сказал доктор Боргу, и тот безропотно подчинился.
Его ноги ныли от усталости. Он проголодался и хотел скорее со всем этим покончить. «Ах, я даже не знаю, как тебя отблагодарить, Пол, – скажет Дженис. – Не представляю, что бы я без тебя делала».