Это – диалог, не дающий заглотить нас непереносимой пошлости постиндустриальной цивилизации, дающий силы в том состоянии, которое на еще одном мертвом языке носило имя «богооставленности».
Бог покинул нас – я почувствовал это так ясно
когда копал землю под кустиком ревеня.
Земля была черной и мокрой.
Собственно, боль, испытываемая в процессе этого диалога, и есть главное содержание поэзии Каплинского, боль, не заглушаемая ни героическим приятием мироустройства, ни феноменальным умением видеть красоту, ни подвижнической способностью преодолевать отчаяние.
Страница еще белая. Тишина еще тишина.
Утешительно глядеть на облака. Как всегда.
Тем не менее, несмотря на всё это
Стихам нелегко появиться на свет, они во мне что-то ломают, раскалывают, уносят c собой что-то из меня.
От каждого стихотворения остается шрам.
Переводы эстонских стихов[1]
I
«Я молюсь за реку…»
Я молюсь за реку
пленницу между берегов
молюсь за день
пленника между ночей
молюсь за снег
падающий с неба на грязную землю
а кто будет молиться за меня
когда я останусь один среди тех
кто никогда не поймет
моей любви*
«Где истоки ветра…»
Где истоки ветра
где отдыхают облака
где рождаются волны
куда пропадает свет уходящего дня
они хотели чтобы мы нашли путь
который они сами же нам запретили искать
костер разгорится и погаснет
звезда останется
а нам
останется лишь сон
он растет а я умаляюсь
уже качаются желтые купальницы
над моей головой*
«Воины пели у костров…»
Воины пели у костров
девушки пели на пути к роднику
облака неслись над горами
я поднял руки к тебе
через время и даль
будь тишиной
будь голосом или отзвуком
никто не слышит
слов тишины
тебе остались
стихи и сны
«Из пыли и красок родятся новые бабочки…»
Из пыли и красок родятся новые бабочки а нас вернут в землю как сломанные кости на свое место
где-то в потемках в ненастье облизывают волны новорожденные острова как львица своих детенышей
слова делают первые шаги в белой тьме страниц где нет ни теней ни пространства ни дали
пока не появится на свету что-то невиданноe новые координаты северные сиянья белые ночи
падучие звезды и удары серебряных молотков сквозь глубокий сон
стены касаются пальцев и сок шуршит в извечном сердце клена
ведь когда-то мы должны были встретиться кровь наших предков и наших детей красные землянички протягивают руки а герани странно безмолвны
дюны дюны как будто белый песок помнит журчанье райских рек одинокие муравьи заблудились в ветру на берегах зажигаются гвоздики
что то сгорает неотвратимо ночь бросается в теплые объятья сосняка и ближайшие созвездия рассыпаются в ее волосах
миг воспоминания полон шума древних водопадов морских раковин и сновидений пчел там за темными стенами
способно ли что-нибудь начаться снова все сгорает там в глубине тускнеют угли и каменеют жилы
и когда настанет время подняться пепел не отпустит наших рук и на крыльях заледенеет туман от родников
откуда эта ребячья улыбка в королевском дворце откуда клевер четырехлепестковое счастье набрал отвагу расти здесь под высокими колоннами
где устанут даже черные письмена берез и зеленые крылья листьев прежде чем глина опять станет глиною и кровавая грязь впитается в землю
нет нет никому нигде не нужна ваша история ваши победы и поражения
мир просто мир медузам тетеревиным яйцам мир шелестящим муравьиным тропинкам мир райским птицам плющам мир небесам мир тебе бекаса полет
мир яблокам грушам сливам абрикосам апельсинам диким розам возле хибарки железнодорожного сторожа
Requiem Requiem aeternam*
«Ты ты луна в чье лоно тебе пришлось опустить тьму…»
Ты ты луна в чье лоно тебе пришлось опустить тьму когда еще не было ночи
помнишь ли день стоял перед новой страницей и не решался войти
март ждал в изголовье и дул в кулак апрель вышел из морской пены
все прочее лишь шум ветра полет сгоревших книг по небосводу
помнишь ли воскресенье помнишь ли жизнь ты ведь знаешь где нас погребли приложи ухо к земле и послушай
это не поезд вдали не бронемашина не паровой молот не воздух свистящий в легких не удары пульса
луч света вернет белую бабочку из-за орбиты Плутона*
«Мох глух и глубок и под колоннами пахнет медом и пчелами…»
Мох глух и глубок и под колоннами пахнет медом и пчелами
капелька покоя и радости на твоем последнем клочке земли
солнце опускается по искалеченным смолистым стволам и гладит твои закрытые глаза
небо безоблачно лишь вверху над головой стрижи и дятел на горелом дереве наедине с вечностью
и прежде чем лесные орхидеи успеют закончить свою повесть
преградит голод камнями солнечный свет и утащит тебя назад в кромешную тьму где будет плач и скрежет зубов
дом тёмен и только колодец открыт навстречу ночному небу и дубы посаженные прадедом
прислушиваются к лаю собак где-то далеко за деревней
это должно было случиться во время цветенья плакучих ив
и каждый год вспоминается – мягкие лапки сережек прикасаются к твоим плечам
даже когда тебя здесь больше не будет
как же иначе кто был бы в силах носить эту ношу и быть счастливым вместе с весенними
осоками и лесом который все еще существует*
