– Милая, что-то случилось?

Я вздохнула. Мне всегда казалось, что не стоит жаловаться на то, как мне живётся в Эльфхельме. Ведь тут в любом случае было лучше, чем в работном доме мистера Мора. Но Мэри смотрела на меня взглядом, который вынуждал говорить правду, так что я не стала юлить.

– Школа, – ответила я. – В школе не всё хорошо.

Мэри сочувственно склонила голову.

– А что не так со школой?

– Всё. Этот год был довольно сложным. Мне тяжело даются эльфийские предметы. Я никак не возьму в толк, о чём говорят учителя. И эльфийская математика совсем мне не даётся…

Отец Рождество понимающе кивнул.

– Да уж, к эльфийской математике нужно привыкнуть. Я тоже долго не мог поверить, что найти значение переменной можно только на перемене, а для деления в столбик нужно залезть на столб. Но не переживай, с математикой у всех так.

– Не у всех, – я упрямо выпятила губу. Перед глазами сразу возникла Мерцалка и то, как её рука салютом устремляется вверх. – И дело же не только в математике. У меня со всеми уроками беда. Такого нежизнерадостного пения школа не слышала с момента основания, а ведь я стараюсь изо всех сил! А смех в нелёгкие времена, как по мне, вообще предмет довольно глупый. Зачем смеяться, когда на душе кошки скребут? Я считаю, совершенно нормально грустить, если в жизни настали безрадостные времена. Не понимаю, зачем улыбаться по поводу и без повода.

– Ох, лишайник и мох, – пробормотал Отец Рождество. – Наверное, про свистопляску и спрашивать не стоит.

– Ага, – грустно кивнула я. – Человеческие ноги не предназначены для таких выкрутасов.

– Как я тебя понимаю, – поддакнула Мэри.

– Когда мы танцуем, стоя на полу, у меня ещё получается, но когда все начинают парить в воздухе… Это же просто невозможно!

Отец Рождество вздрогнул, будто у него перед лицом взорвался фейерверк.

– Не произноси это слово, – строго сказал он.

Но к тому времени настроение у меня совсем испортилось, так что я заартачилась и принялась повторять снова и снова:

– Невозможно. Невозможно. Невозможно. Невозможно.

– Амелия! – с мягким укором произнесла Мэри. – В нашем доме не ругаются.

– Но невозможно – это вовсе не ругательство! – воскликнула я. – Ведь в мире существуют действительно невозможные вещи. Обычному человеку не под силу освоить свистопляску. Или овладеть практическим чудовством. А иногда в понедельник утром даже счастье попадает в разряд невозможного!

– Счастье никогда туда не попадает, – возразил Отец Рождество. – Нет ничего невозможного. Невозможность – всего лишь…

– Знаю, знаю, – перебила его я. – Невозможность – всего лишь возможность, которую ты ещё не увидел. Сто раз уже слышала. Но вот, к примеру, разве можно ходить по потолку? Невозможно! Или полететь к звёздам? Невозможно же!

– Вообще-то нет, – пробормотал Отец Рождество. – Очень даже возможно, просто не стоит этого делать. А это две большие разницы.

– Послушай, милая, – вмешалась Мэри. – Я понимаю, что ты чувствуешь. Я уже год хожу на занятия по практическому чудовству и должна признаться, что почти не продвинулась. Но я не собираюсь сдаваться. Должны же быть предметы, которые тебе нравятся?

Я задумалась. Капитан Сажа потёрся головой о мою ногу, желая подбодрить.

– Пожалуй, есть, – призналась я. – Письмо. Мне нравится писать. Очень нравится. Когда я пишу, то чувствую себя свободной.

– Ну вот и замечательно! – улыбнулся Отец Рождество. – А как же санное мастерство? Тебе нравится управлять санями? У тебя здорово получается!

И тогда я наконец переборола стыд и обо всём им рассказала.

– Мне не разрешают управлять санями, – с горечью выговорила я.

– Что? – одновременно воскликнули Мэри и Отец Рождество.

– Это потому, что я только первый год учусь в эльфийской школе. И потому что я человек. Сначала мне сказали, что придётся подождать шесть месяцев, но прошло уже двенадцать, а меня по-прежнему не подпускают к саням. Ну да ладно. Возможно, они правы. И Отец Водоль был прав тогда, на вашей свадьбе. Наверное, я просто не подхожу для жизни в Эльфхельме.

– Какая немыслимая чушь! – воскликнула Мэри, и щеки её раскраснелись сильнее обычного. – Ты подходишь Эльфхельму не меньше, чем я, – и чем кто-либо другой. Амелия, таких людей, как мы с тобой, всегда заставляли чувствовать себя лишними. Нас ссылали в работный дом, с глаз долой! Но ты добрая девочка, Амелия, а доброте везде есть место. Не забывай об этом!

– Мэри права, – закивал Отец Рождество. – А Отец Водоль – всего лишь старый желчный эльф, и слушать его – последнее дело. Ты имеешь такое же право летать на санях, как и любой эльфёнок в твоём классе. Не переживай! Я замолвлю за тебя словечко в школе. И с Кипом в Школе санного мастерства поговорю. Я положу конец этим глупостям. Но при одном условии…

– Что за условие? – насторожилась я.

– Чтобы я больше не слышал слово «невозможно» в этом доме!

Я рассмеялась. И Мэри тоже. Даже Капитан Сажа, кажется, тихо фыркнул от смеха.

– Хорошо, – улыбнулась я Отцу Рождество. – Договорились.

Это случилось.

Наверное, Отец Рождество действительно замолвил за меня словечко, потому что в следующий понедельник – за неделю до Рождества – меня наконец допустили к полёту на санях. И я, должна вам признаться, была очень, очень счастлива. Хотя и волновалась, конечно, тоже. Ту неделю я почти не спала. Когда я проснулась в понедельник, Отец Рождество посоветовал мне попрыгать на батуте «по меньшей мере полчаса», чтобы растрясти волнение и взять себя в руки.

Я понимала, что спустя год получила возможность по-настоящему стать частью Эльфхельма. Управление санями – единственная истинно эльфийская способность, которой я обладала. Учитель Кип был добрым другом Отца Рождество. Когда Кипу было всего пять, Отец Рождество спас ему жизнь. Однажды я спросила Отца Рождество, как это случилось, но он покачал головой и сказал только, что «кое о чём лучше не вспоминать». А Кип, насколько я знала, и вовсе не любил болтать попусту, и словоохотливость нападала на него, только когда речь заходила о санях.

Итак, мы пришли в Школу санного мастерства на Главном пути. Выкрашенные в красный с белым ученические сани стояли рядком в ожидании полёта. Все они были куда меньше саней Отца Рождество, и чтобы поднять их в воздух, достаточно было одного оленя.

– Печенька, запряги Скакуна.

– Есть! – воскликнул Печенька, подпрыгнув от восторга.

– Мерцалка, возьми Резвую.

– Будет сделано, мистер Кип, – послушно ответила Мерцалка.

– Снежинка, сегодня работаешь в паре с Кометой.

Так продолжалось до тех пор, пока всем ученикам не досталось по оленю. Кроме меня.

Я помахала рукой, пытаясь привлечь внимание Кипа, но эльф притворился, что меня не видит. Тогда я спросила напрямую:

– А мне какие сани взять?

Кип прищурился и бросил на меня тяжёлый взгляд из-под густой чёлки.

– Люди не должны летать на санях.

У меня возникло сильное подозрение, что Кипу вообще не слишком нравятся люди.

– Но Отец Рождество человек.

Кип покачал головой.

– Отец Рождество – необычный человек. Его зачаровали при помощи чудовства.

Я живо припомнила, как в Лондоне люди думали, что я ещё слишком мала, чтобы чистить дымоходы. Но мама из-за болезни не могла подняться с постели, и мне приходилось работать за неё. Снова и снова я доказывала маминым клиентам, что они ошибаются. И теперь я собиралась доказать это Кипу.

– Я могу летать на санях, – решительно заявила я. – За тем я сюда и пришла.

Мерцалка с Резвой уже направлялись ко взлётной полосе, Печенька со Скакуном наступали им на пятки. Остальные ученики тоже не отставали.

А я снова почувствовала, как меня оставляют за бортом. В глазах предательски защипало, и я шмыгнула носом, опасаясь, что сейчас разревусь от обиды.