Заблудившиеся в Шаре вертолетчики держались еще более дикого взгляда: там сотни километров расстояний, если не тысячи. Ведь где-то же вы́летали они весь запас горючего!

Показания, показания…

– Я сам видел, своими глазами: универмаг, наш торговый центр – только отстроили… так когда эта чертовина стала опускаться на площадь, то он с левого верхнего угла скривился, сплющился, сел, стены трещинами пошли, стекла посыпались. Новое здание, а! Этих строителей судить надо!.. Люди все вниз, кто и из окон прыгал. Просто безобразие!

– Я стояла третья с краю в том ряду, де фрукты. Привезли от совхоза виноград и яблука. Як раз титочка торгувала, два кило за карбованець. Я зверху радио писню передавало, мущина спивав… та враз як заверещить! Тут все потемнило, магазин напротив заколыхався, земля, иначе, боком стала. Яблука мои покотылыся, деревья гнуться, ломаються, буря, люди бигуть, репетують, а хмара все нижче… Щоб йим усим пусто стало!

– Кому, бабушка?

– Та тим, хто отой атом выдумав.

– Ну, мы только, это, хотели подойти к тому дому, как вдруг – р-раз! – земля треснула. Такой сразу перед нами овраг, шириной с улицу… и глубокий! Туда все повалилось, покатилось: люди, бочки, киоск, скамейки какие-то, стулья. А те, кто остался на той стороне, оказались будто внизу. Бегают как-то криво, быстро, голоса у них писклявые… чистые Буратино! Ну, тем, кто провалился в щель, мы веревку кинули, повытаскивали.

…И так далее и тому подобное. Люди говорили о пережитом. Большими стараниями из этого удавалось извлечь хоть что-то проясняющее суть дела. Так установили, что в это время по первой программе радио, транслировавшейся из динамиков рынка, народный артист России Исаак Харавецкий (бас) исполнял украинскую застольную песню «Чтоб вы нам все так были здоровы!» и что трансляционный узел попал в зону поражения.

Более других помог комиссии преподаватель сельхозтехникума Анатолий Андреевич Васюк-Басистов, который предоставил в ее распоряжение двенадцать заснятых в этот день пленок, по тридцать шесть кадров в каждой. То, что Анатолий Андреевич оказался, по сути, единственным на весь славный город Таращанск человеком, не потерявшим в беде головы, было неожиданностью для его знакомых, близких, а возможно, и для него самого. Жил себе человек, преподавал основы механизации животноводства, невозмутимо выслушивал на зачетах невежественный лепет заочников, растил сынишку и дочь, был корректен с соседями и коллегами. А когда случилась напасть, он не выкидывал из окна квартиры (которая была в том пятиэтажном доме на Гоголевской, что разломился, будто придавленный коленом) телевизор, холодильник и иные предметы первой необходимости, не волок узлы и чемоданы, чтобы затем, когда от колыханий Шара снова вокруг лопались стены и валились деревья, в ужасе бросить все, а действовал по иному плану.

Эвакуировав жену и малышей за водокачку, которая находилась в четырех кварталах от зоны наибольших разрушений, Васюк-Басистов вернулся в эту зону, проник в разрушенный универмаг, а там в секцию культтоваров, выбрал портфель пообъемистей, положил в него фотоаппарат «Зоркий-7», стрелочный экспонометр и изрядное количество заряженных пленкой кассет. Вернувшись к водонапорной башне, он велел жене увести детей за город и ждать, а сам, пренебрегая запретами и причитаниями супруги, полез наверх.

У Анатолия Андреевича не было внятного представления о характере происшедшего: то ли это явление природы, то ли неудачный эксперимент… А может, и нападение? Так ли, иначе, но снимки могли пригодиться.

На крыше водокачки он и провел этот день, фотографируя. Опасности он подвергался немалой: Шар не застыл неподвижно, а время от времени ерзал, совершал неожиданные короткие перемещения, каждое из которых сопровождалось шквальными порывами воздуха и новыми разрушениями. Захвати он в таком ерзанье башню, она непременно рухнула бы.

Представленные им кадры как бы сводили вместе все то, что видели, но не умели описать другие: искривленную, будто косой уменьшительной линзой, перспективу центра города, сломанные деревья, столбы с оборванными провисшими проводами, раскорячившиеся во все стороны стены разломанных зданий и зияющие трещины подле них в глинистом грунте, клубы пыли, пронизанные косыми, неестественно изогнутыми лучами солнца, нависшую над всем этим тьму.

На одной пленке была запечатлена расселина в процессе ее возникновения и разрушающийся рядом дом; Анатолий Андреевич снимал так быстро, как только мог. По динамике картины стало ясно, что все шло сверху: сгущалась тьма, лопались по слабым местам скаты черепичной крыши, трескались стены, дом раскрывался, как бутон, возле него распахивалась, углублялась под фундамент трещина. Нет, это было не землетрясение!

Примечательны были и последние, предвечерние кадры (которые, кстати, трудно дались Васюку-Басистову: хоть он заблаговременно привязался ремнем к скобе на крыше башни, но поднявшийся радиальный ураган вполне мог сорвать и крышу): от снимка к снимку светлело небо над городом, искаженные контуры предметов выравнивались, возвращались к обычному виду, смыкались стены, овраги, трещины… И вот уже темное, с размытыми краями пятно видно целиком над вереницей тополей на окраине; оно уменьшается, становится точкой в небе.

Снимки были содержательные. (Интересно сложилась дальнейшая судьба их автора и владельца. В Таращанске Анатолию Андреевичу это фотографирование так и не простили. Добро бы так поступил чужак, заезжий репортер, а то – свой, знакомый половине города… И даже не из начальства, не из милиции, вместе пиво пили! И в то время, как все спасались, спасали близких и имущество, следовали своей натуре, – он, понимаете ли, фотографировал. Запечатлевал. «Вот из-за таких!..» – распаленно возглашали некоторые, кому очень уж хотелось найти виновного в своих несчастьях и потерях. Да еще и выпятился, снимки и пояснения Васюка оказались в центре внимания ученой комиссии, вошли в отчет, стали широко известны… Словом, не простили настолько, что – хотя в этот день погибло и было расхищено немало товаров, люди в стесненных обстоятельствах без церемоний брали из брошенных магазинов, что им было надобно; хотя, более того, Васюк-Басистов вернул фотоаппарат, экспонометр, портфель и кассеты, а стоимость пленки оплатил, – он был привлечен к суду по обвинению чуть ли не в мародерстве. И хотя далее суд его целиком оправдал, от преподавания в техникуме Анатолия Андреевича все-таки отстранили. На очереди было восстановление через новый суд: но в это время Васюк получил интересное предложение из Катагани, быстро перебрался туда на новую работу – и впоследствии даже душевно благодарил таращанских теснителей, что они помогли ему сдвинуться с места. Действительно, иные передряги по сути своей оказываются «переводом стрелок», посредством которого судьба направляет нас на новый – и нередко лучший – жизненный путь. Мы с Анатолием Андреевичем еще встретимся.)

Но вернемся к комиссии. Несмотря на снимки Васюка, на обильные свидетельства очевидцев, на собственные замеры и съемки, положение ее было затруднительным. Можно даже сказать – фальшивым: участники комиссии должны были объяснить другим то, чего сами решительно не понимали. Ну вот взять хотя бы единодушные утверждения потерпевших, что времени в эпицентре протекло гораздо больше, чем вне его, – при этом каждый, главное, имел свою точку зрения: насколько именно больше!.. Единственный теоретически обоснованный случай различных течений времени – для систем, движущихся друг относительно друг друга с околосветовой скоростью, – здесь явно не проходил. А так получалось и по часам, по субъективным переживаниям жителей и, что особенно интересно, по наблюдаемому многими «квазидоплеровскому эффекту»: у попавших в зону темп речи и высота ее тона были для внешних очевидцев явно ускорены, смещены к высоким частотам; поэтому российский бас Изя Харавецкий и завизжал, будто Има Сумак. И в освещении наблюдались аналогичные спектральные сдвиги. И обмен веществ у плененных Шаром явно ускорился…