От автора: это история не о запретной, для кого-то – даже извращённой тяге мужчины к мужчине. Это история любви Человека к Человеку.
Пролог
Я не жалею…
Если бы однажды мне выпал шанс вернуться в прошлое и заново пройти свой путь, я бы в точности воспроизвёл каждый из пройденных шагов, не сходя с намеченной тропы ни на дюйм.
Если бы Судьба поставила меня перед выбором: долгая и счастливая жизнь в достатке или то, что я имею сейчас – я бы громко хлопнул дверью у неё перед носом, не желая тратить ни секунды этого драгоценного дня.
Если бы сам Дьявол соблазнял меня обещаниями о вечной жизни и бесконечных развлечениях, я бы, не кривя душою, убедил его, что прожил великолепную, в избытке наполненную счастьем жизнь, которую бы не променял ни на что на свете.
Да, я доволен тем, что имею. Да, я чёртов везунчик, раз уж мне – совершенно обыкновенному человеку – выпал шанс познать то, о чём другие могут лишь грезить или читать в любовных романах.
Я испытал её – истинную любовь. Ту, о которой добрую половину своей жизни не смел и мечтать. Ту, прихода которой совсем не ждал, искренне полагая, что судьба моя давно расписана, а будущее более-менее предначертано и стабильно. Но…
Когда приходит она, истинная любовь, вдруг понимаешь, как слеп был все эти годы. Как скудны и поверхностны были чувства, которые ты прежде ошибочно величал любовью. Глупости! Наивный дурак – вот кем я был! Любовь-то вот она! Необъятная! Бескорыстная! Непостижимая и безграничная! Такой любовью не надышаться, даже если собрался дожить до ста! Это чувство не уместить даже в самом огромном сердце! Такую любовь невозможно описать человеку, не испытавшему нечто подобное. Это… это моё. Моя история. Моя любовь.
Моя тайна.
И я не жалею о сделанном выборе. Клянусь, не жалею!
Подумать только… А ведь если бы тогда, в прошлой жизни, задолго до Тебя, мне рассказали, где и при каких обстоятельствах я окажусь сегодня, я бы рассмеялся тому человеку в лицо. Или оскорбился бы – не знаю. Если бы кто-то вздумал сообщить, каким я стану, я посчитал бы его безумцем и посоветовал бы обратиться в клинику для душевнобольных. А если бы в той далёкой, кажется, совсем чужой жизни мне довелось хоть на миг поверить в услышанное, я бы незамедлительно отправился в лечебницу сам, добровольно – настолько слеп и глух я был в то время.
Видишь, как всё меняется? Теперь я здесь, с тобой, и кажется, будто нет места прекраснее.
Я счастлив.
Здесь и сейчас я счастлив.
Глава 1
Лондон, 12 мая, 1901 год
Первый по-настоящему тёплый весенний день в этом году случился гораздо позже, чем ожидалось, поэтому неудивительно, что в воскресное майское утро добрая половина жителей Лондона выбралась на прогулку. Дамам наконец-то выпала возможность продемонстрировать новые наряды, отчего все городские улочки и парки выглядели как разноцветное конфетти – от обилия всевозможных шляпок рябило в глазах. Их джентльмены вальяжно прохаживались рядом с таким гордым видом, будто не жён вывели на прогулку, а крохотных породистых собачонок, которыми принято хвастаться на выставках или скачках в Аскоте. Впрочем, после затяжной зимы и хмурой, щедрой на холодные ливни весны столь резкий переход на летние наряды не мог не радовать, и меня, как человека творческой профессии, подобная картина должна была вдохновлять.
Собственно, за вдохновением я и подался на мост Ватерлоо. Мне всегда нравились неспешные пешие прогулки, особенно после дождей. В такие дни город казался чуть более живым, чем обычно, а воздух наполнялся дивными ароматами из смеси дамских парфюмов, подгоревших тостов с беконом из крохотных уличных забегаловок домашнего типа, свежей весенней зелени, прибитой ливнями пыли и запахом самого сердца Лондона – сыростью нашей величественной Темзы.
Дышать – не надышаться…
Медленно шагая по набережной, я без особого, к своему стыду, интереса наблюдал за случайными прохожими, уже тогда понимая, что делаю это скорее насильно, по необходимости, но никак не от души. Однако вдохновение – штука капризная, и чтобы снова вернуться к работе, мне требовалось отыскать «то самое» лицо. Признаться, в последнее время дела мои шли настолько скудно, что я и сам порою верил в эти отговорки об исчезнувшем вдохновении, которыми вот уже девять месяцев кряду кормил и опекающую меня галерею, и мою милую супругу Грейс, так отчаянно желавшую помочь хоть чем-то. Ведь скульптору, снискавшему славу в столь раннем возрасте и к двадцати восьми годам уже вовсю пожинавшему плоды своей популярности не только в столице, но и за её пределами, негоже обрывать свой творческий путь в самом расцвете и сетовать на отсутствие какого-то там призрачного вдохновения. Глупости всё это – я и сам прекрасно понимал, но отчего-то вот уже который месяц так и не мог заставить себя снова взять в руки глину и с головою погрузиться в работу, чтобы после порадовать ценителей прекрасного очередным шедевром.
Нет, разумеется, бюстики на заказ для состоятельных вельмож не считаются. Их я могу лепить десятками в месяц, однако, это не то. Совсем не то! Лишь разминка для пальцев, но никак не для души. А ещё – отличный способ не просто сводить концы с концами, но и оставаться уважаемым членом столичной элиты, имея не крохотный домик в пригороде, а вполне приличное имение почти в центре Лондона.
Своей последней серьёзной работой я считаю статую «Королева Виктория», работу над которой закончил ещё в прошлом году и которая ныне украшает тронный зал во дворце. Интересный был опыт – ничего не скажешь. Но с тех пор что-то не заладилось: то ли действительно покинуло пресловутое вдохновение, то ли выдохся, а быть может, нужно просто переждать… не знаю.
А ведь тридцать два года для зодчего – самый расцвет!
Впрочем, сетовать на судьбу не в моих правилах. Мне просто нужно найти подходящий объект. Лицо. Человека, который разбудит во мне желание творить.
Вон та кроха, сбежавшая от чрезмерно увлёкшейся беседой с гувернанткой матери и теперь так весело плещущаяся в грязной луже, пока никто не видит, вполне могла бы стать замечательной натурщицей. А что, детей я люблю, да и работать с их юными лицами, обрамлёнными чудесными золотистыми локонами или тёмными непослушными завитушками – сплошное удовольствие. Правда, в моём исполнении малыши всегда выглядят печальными херувимами…
Или вон та леди в причудливой шляпке с бордовой вуалью… Лицо, к сожалению, толком не рассмотреть, но фактура… боже, какая у неё фактура! Осанка, линия челюсти, острые плечики, гордо приподнятый подбородок и чуть вздёрнутый носик. Породистая дама – вот как я таких называю. Именно породистая! Разумеется, вслух я этого ни за что не сказал бы, дабы ненароком не оскорбить неуместной прямолинейностью. Ведь врождённый аристократизм – это не только благородные черты лица и молочно бледный цвет кожи, но и особая манера поведения. Для таких дам, к примеру, это преувеличенная обидчивость и раздутая самооценка, которую может ранить лишь одно моё неаккуратно подобранное слово, и тогда скандала не избежать.
Не люблю работать с такими. Господь одарил их красивыми лицами, но в придачу снабдил преотвратнейшим характером. Уж лучше взаимодействовать с обыкновенным рабочим классом. Красивых лиц с интересными чертами среди них не меньше, так ещё и нравом они попроще. Вот с такими мне легко. С обыкновенными людьми, к коим я до сих пор причисляю и себя, несмотря на происхождение и статус именитого скульптора и художника.
Вот взять хотя бы этого кэбмена, в ожидании клиента вычёсывающего гриву своей лошади: вроде полноватый, с редеющей шевелюрой и козлиной бородкой, а я бы предпочёл лепить именно его, а не леди в шляпке.
Хотя кого я обманываю? Не то. Всё не то! Не те лица, не те эмоции, не та фактура… Сплошная серость! Вокруг сплошная серость и заурядность.
