– Для переноски выделено пятьдесят студентов…
Вошел секретарь исполкома Василеостровского райсовета Кривитский. Он сообщил, что райсовет доставит завтра сто пятьдесят кроватей.
– А нельзя ли, дорогие товарищи, округлить? – спросил Ягунов.
– Двести? – Кривитский задумался. – Округлим!
И опять Савицкий:
– Две женщины. Из университета. Очень просят принять.
Когда женщины приблизились к столу, я понял – одна из них слепая.
– Аспирант географического факультета, – тихо сказала слепая. – Золотницкая Розалия Львовна. Могу быть полезна в госпитале.
– Вы сможете вести лекционную работу для раненых? – спросил Луканин.
– Благодарю!
– А я сестра Золотницкой, – сказала вторая. – И тоже прошу принять на работу. Студентка института иностранных языков. Донор.
– Вы справитесь с обязанностями сестры-хозяйки в приемном покое госпиталя?
Ягунов вопросительно посмотрел на студентку.
– Постараюсь!
Женщин сменил начальник медицинской части. Профессор Долин пространно, неторопливо докладывал, сколько прибыло врачей и сестер, откуда они, их стаж, специальность…
А Ягунов в это время то говорил по телефону, то перебирал какие-то бумаги на столе. На его лице заметно раздражение многословием начмеда. И он слушал Долина как бы вполуха.
* * *
Наконец Ягунов нажал звонок на столе.
– Мельника ко мне! – буркнул он вошедшему Савицкому.
Через несколько минут на пороге стоял высокий, костистый мужчина.
– Вы меня звали?
– Не звал, а приказал явиться! – уточнил Ягунов. – Как с посудой?
– Бегаю по всему городу!
– Ну и что же?
– Голова кругом идет, – уклончиво ответил Мельник. – Феноменальные трудности! Ведь столько всего надо! Я думаю…
– Потрясающий результат! – прервал Ягунов. Его усы бабочкой вздернулись вверх. – Все?
Мельник молчал.
– Если не ошибаюсь, до войны вы работали фотографом?
– Фоторепортером газеты.
– Это и видно! – вскочил, побагровев, Ягунов. Он был в гневе. Взгляд серых, слегка навыкате глаз сверлил Мельника. Черты округлого лица стали острее, резче. Человек стал совершенно иным. Перевоплощение произошло мгновенно.
– Феноменальные трудности! Слышите, Федор Георгиевич? А? Ну, с чем вы пришли ко мне, товарищ начальник пищеблока? – все более и более раздражался Лгунов. – С фотографией ваших трудностей? Я о них и сам знаю. Я спрашиваю, каков результат вашей работы. А результат – нуль. Колыхание воздуха! И только!
Создавалось впечатление: сейчас начальник пищеблока будет нокаутирован! Но до этого не дошло. Выручил Луканин.
– На централизованное снабжение нам полностью надеяться нельзя, – очень спокойно сказал комиссар. – Город окружен, товарищ Мельник, и госпиталей создается много. На самолетах посуду вряд ли станут сейчас доставлять в Ленинград. Вот что, завтра утром все мы отправимся в ближайшие дома. Не сомневаюсь, население нам поможет.
– Обязательно поможет, – согласился сразу же остывший Ягунов.
Обо мне словно забыли, точно меня в кабинете и нет.
В это время дверь широко распахнулась. Вошел высокий и статный мужчина. От его крупной, плечистой фигуры веяло здоровьем и силой. Он был в коричневом кожаном реглане, с одной «шпалой» в петлицах.
– Удачный день! – радостно воскликнул вошедший.
– С добычей, Иван Алексеевич? – встрепенулся Ягунов.
– Да. Привез две трехтонки кроватей.
– Две трехтонки? – Глаза Ягунова сияли. – Две трехтонки! Вот здорово!
– Завтра еще обещают… И вот накладная – на базу управления по сбору подарков для армии. Белье, свитера, простыни, обувь, – докладывал пришедший, покачиваясь на широко расставленных ногах с пятки на носок и с носка на пятку.
– Вот это работа! – воскликнул Ягунов.
Иван Алексеевич продолжал рассказывать, какое оборудование, медицинский инструментарий, медикаменты и перевязочный материал будет получен в горздравотделе, Военно-санитарном управлении фронта и других местах.
– Похвально! Прекрасно, друг сердечный! – то и дело восклицал Ягунов.
И опять метаморфоза в облике начальника госпиталя. Взгляд приветливый, весь он как бы излучает добродушие, признательность и уважение.
По тону обращения и жестам можно предположить – Ягунов хорошо знает, кого слушает, с кем имеет дело.
– Ваня! Нажимай, друже! Надо уложиться в пять дней.
– Это не доблесть, – заметил Луканин. – Нам надо опередить время!
– Тем более, – согласился Ягунов.
И только сейчас он вспомнил о моем присутствии.
– Вы, кажется, судовой врач?
– Да.
– Хорошо!
А что хорошо – неизвестно…
* * *
Кабинет мы покинули вместе с Мельником.
– Да, да! – тяжко вздохнул начальник пищеблока. – Пришло времечко!
– Кто это – Иван Алексеевич?
– Зыков. Начальник материального обеспечения госпиталя. До войны был заместителем управляющего Ленинградской конторой Главсахара.
– Вы знаете Ягунова?
– Очень хорошо! Профессор. Гинеколог из соседнего института…
– Характерец!
– О да! Порох! – улыбнулся Мельник. – Но это не страшно. Взорвется – огонь, дым. Потом – ничего. Отходчив…
Во дворе госпиталя нас остановила женщина:
– Помогите мне найти начальника госпиталя. Я председатель месткома университета Топорова. Мы собрали для госпиталя столовую и чайную посуду, ложки.
– Посуда, ложки! – Начальник пищеблока просиял. – Простите, ваше имя-отчество?
– Александра Георгиевна.
– И много собрали, Александра Георгиевна?
– Тарелок, чашек – триста. Ложек – пятьсот.
– Спасибо!
– Есть и аптечная посуда. Возьмете?
– Обязательно, Александра Георгиевна. Пойдемте к начальнику госпиталя…
Я поднялся на третий этаж, где разместилось пятое медицинское отделение. В коридоре встретился с мужчиной в штатском. Высокий, худощавый, в пенсне, он был похож на земского врача.
– Простите, вы не знаете, где начальник отделения? – спросил он меня.
– Не знаю. Вы по какому вопросу?
– Назначен политруком отделения. Скридулий Константин Григорьевич.
– Вам следует обратиться к Долину, он на первом этаже.
Скридулий направился к Долину, а я заглянул в одну из палат, на двери которой висела табличка: «Кабинет истории нового времени». Там застал начальника отделения хирурга Валентину Николаевну Горохову.
– Здесь будет командирская палата, – торопливо сказала она. – Нужны еще койки. Пойду искать Зыкова…
Оставшись один, я сразу почувствовал страшную усталость. Лег на койку, подложив под голову противогаз.
Но заснуть не удалось. Из коридора доносились шумные голоса:
– Надя! Неси горячую воду!
– Евгения Степановна, где мыло?
– Да не так надо мыть, маменькины дочки! Ты с какого факультета?
– С философского.
– Спиноза! Смотри! Смотри, как моют полы!
Выйдя в коридор, я наткнулся на женщину в синем халате с засученными рукавами.
– К кому обратиться? – энергично подступила она ко мне. – В моей бригаде не хватает тряпок.
Я провел бригадиршу к Зыкову. По дороге она представилась: Евгения Степановна Колпакчи, профессор Ленинградского университета.
Зыков выслушал Евгению Степановну и написал на листке блокнота: «Тов. Голубеву С. И. Выдайте тряпок профессору Колпакчи».
* * *
Выйдя от Зыкова, я вспомнил предложение комиссара – обратиться завтра к населению ближайших домов с просьбой помочь госпиталю посудой и бельем. «А что, если пойти сегодня, сейчас?» Доложил об этом Ягунову. Получил разрешение.
Минут через десять, миновав мост, я уже был в домовой конторе на Мытнинской набережной. В комнате, пропитанной табачным дымом, за столом сидели три женщины.
– Сколько надо белья и посуды? – спросила одна из них. Она оказалась управдомом.
– Чем больше, тем лучше!
Управдом взяла лист бумаги и размашисто написала: «Михайлова Л. П. Пять глубоких тарелок, пять мелких. Пять столовых и чайных ложек. Пять стаканов». Потом подумала и добавила: «Две простыни, две подушки, две наволочки».