— Думаю, ты уже мертв, — офицер сделал солдату знак рукой и тот, схватив парня за волосы, поднял его голову.
— Недождешься, — с ненавистью в глазах прошептал Фархат, глядя офицеру прямо в глаза.
Тот только усменулся и приставил маузер прямо ко лбу парня.
— Я даю тебе шанс: расскажи, почему ты еще жив или умри.
— Нельзя начинать с окончательной угрозы, потому что сильнее пугать будет нечем. В отличие от тебя, смерти я не боюсь.
Офицер только зло сверкнул глазами и нажал на курок…» ….
« — Что вам удалось узнать? — поинтересовался офицер у ученого, занимающимся узучением Фархата, который был прикован к металлическому креслу. Его руки были в многочисленных порезах и шрамах, на правой руке полностью отсутствовали ногти (на их месте было только жуткое кровавое месиво), на левом предплечье кислотой был выжжен шестизначный номер 762854, голова безвольно опущена к груди.
— Это нечто невероятное. Его организм легко переносит электрические разряды до нескольких десятков киловат, большие перепады температур. Для нашего оружия он не неуязвим, но большого вреда оно ему не наносит. Мы проовели эксперимент: в область сердца ему было выпущено 10 пуль — и он не умер! Только на 15 минут потерял сознание, а когда очнулся — мы не смогли обнаружить даже их следа. Его регенерация восхищает: буквально за 10 минут он смог восстановить практически все нанесенные ему повреждения.
— Его можно отправлять в Германию? — прервал поток восхищений ученого офицер.
— О да, — улыбнулся мужчина. — Уверен, Армин Зола заинтересуется им.» ….
« Состав громыхая мчался по железной дороге на запад. Равномерный стук колес успокаивал людей, едущих в неизвестность.
В небольшом вагоне находилось огромное колличество молодых девушек и парней, людей, способных работать. Тут же, в углу вагона, в серой старой одежде, сидел, прислонившись спиной к стене, Фархат. За этот месяц, проведенный в качестве обекта изучения, у него в волосах засеребрилась седина. И теперь он сидел и думал, что делать дальше, что ждет его в Германии.
Как вдруг поезд замедлил ход. В вагоне зашептались про партизан и партизанскую зону. Один парень выразил надежду, что «было бы хорошо, если бы им помогли партизаны, тогда бы я точно к ним пришел». В этот момент состав резко дернулся и замер. Снаружи послышались крики и стрельба. И люди, не теряя ни минуты, бросились на двери вогона, выламывая их и обретая долгожданную свободу и надужду на спосение.
Следуя за людской волной Фархат тоже выскочил из вагона и поспешил скрыться в лесу (туда же пошли и все остальные), успев краем глаза заметить, как немецкие солдаты сражались с какими-то людьми.
Отстав от людей, после двух часов блуждания по лесу Фархат вышел на лесную дорогу с еще свежими следами колес.
— Руки, — неожиданно раздался женский голос у него за спиной, а в спину уперлось автоматное дуло. — Кто такой? — спросил голос, когда парень медленно поднял руки.
— Я это… с поезда, — ответил Фархат.
— Не ври, — не поверила ему девушка. — Там должны были везти рабочих в Германию, а ты на них не похожь.
— Меня тоже везли в Германию. Только в качестве объекта для изучения.
— Что же в тебе такого необычного? — усмехнулась девушка.
— А ты выстрели — узнаешь, — печально усмехнулся Фархат.
— Вот еще, — пробурчала девушка. — Давай, шагай вперед. Потом с тобой резберемся.
Через полчаса они вышли к небольшому лагерю, искусно спрятанному в лесу. Если бы девушка его не привела, то он бы очень долго его искал, подумал про себя Фархат.
На небольшой территории располагалось несколько землянок, невдалеке, под деревьями расположилась брезентовая палатка. Все люди, находящиеся здесь, были заняты какой-то работой. Но стоило Фарату и девушке подойти ближе — все действия прекратились.
— Кого ты привела, Оль? — с усмешкой поинтересовался у девушки высокий парень с винтовкой наперевес.
— Он говорит, что он с того поезда, который наши подорвали часа два назад.
— Почему ты ему не веришь? — поинтересовался парень, рассмаривая Фархата.
— Фархат! — неожиданно окликнул его парень, приближающийся к ним. — Ты жив.
— Я тоже рад тебя видеть, Сергей. Но если ты меня не отпустишь — я задохнусь, — прохрипел Фархат, которого крепко обнимал его давний товарищ.
— Ты его знаешь? — поинтересовалась у него девушка.
— Да, — уверенно кивнул Сергей. — Мы с ним с самого начала войны бок о бок.» ….
«Утром тридцать первого декабря 1941 года Фарата позвали к командиру отряда Борису Владимировичу Матюгину. Когда он вошел в штабную землянку, Борис Владимирович сидел и рассматривал карту.
— Как себя чувствуешь, Фархат, здоров? — приветливо спросил он.
— Здоров, — ответил он.
Незадолго до этого Фархат ездил в немецкий гарнизон местечка Илья за трофеями, которые захватили партизаны взвода Алеши Завьялова. Погода была холодная. Парень простудился и несколько дней проболел гриппом. Вот почему командир и спросил про здоровье.
— А если здоров, то для тебя и дело важное есть, — оторвавшись от карты, сказал Борис Владимирович. — Немцы восстановили электростанцию под Полоцком. После Нового года собираются пустить. Ну, а мы думаем пустить ее раньше, сегодня ночью… Хочешь пойти на диверсию?
Фархата впервые собирались посылать на боевую операцию, и он с радостью согласился.
— А теперь пойдем к командиру роты, он тебе расскажет, как и что делать.
— Есть! — сказал парень и вышел.
Командир первой роты Яков Павлович Литвиненко подробно рассказал про свой план.
План был простой. Вечером он, Сергей и Фархат должны были пробраться к городу.
Литвиненко и Левцов подползают к дальнему от станции складу и поджигают его. Чтобы привлечь внимание часовых, открывают стрельбу из автоматов. Фархат в это время подбегает к станции, обливает стены бензином и поджигает.
— Понял, что от тебя требуется?
— Понял.
— Тогда иди, готовься.
Фарат взял бутылку с бензином; коробок спичек сунул за пазуху, чтобы не отсырели на морозе.
Из лагеря они вышли еще днем. До города надо было идти двадцать километров. В дороге он все время думал, сможет ли поджечь фабрику. А что, если немцы увидят его раньше, чем он успеет добежать до строений? От дум голова будто вспухла, в душу закрадывался страх. Литвиненко заметил это.
— Ты что задумался, Фархат? Не тушуйся, братишка. Мы с тобой такую штуку устроим, что немцам тошно станет.
От теплых и бодрых слов Якова Павловича тревога его рассеялась, как дым.
В сумерки вышли они на опушку леса. Метрах в двухстах от них начинались первые дома города. В окнах светились редкие огоньки. Громко лаяли собаки. На улице отчетливо слышалась немецкая речь.
Постояли, послушали и огородами начали осторожно пробираться в город. Немецких постов вблизи не было. Но они старались пройти так, чтобы их не увидели даже местные. Огороды кончились. За ними начинался небольшой пустырь, в конце которого виднелись темные очертания фабрики. Они залезли в стог соломы и стали наблюдать.