– Были случаи загрязнений? Вспышки? Есть что-то, на что мне следует обратить особое внимание? – спросила сменщика, ответив на его замечание только сдержанной улыбкой и усаживаясь в кресло, чтобы изучить наш лабораторный журнал.
– Нет, Софи, слава космосу, ничего! – Олег явно был доволен. – Ни вспышек, ни малейших следов загрязнений. Прямо даже скучно. Начинаю думать, что наше с тобой бодрствование во время полета – такая же чистой воды формальность, как и было у лингвистов.
– В смысле – было? – непонимающе обернулась я на коллегу.
– Еще не в курсе? – удивился он. – Ты же вроде как дружила со Штерном?
– Вроде как.
– Не слышала, что у него случился срыв? – Я ошарашенно покачала головой. – О, это было то еще веселье! Сначала он напал на капитана… ну как напал – попытался.
– Почему? – спросила, враз осипнув.
– Да кто же его знает, Софи? – до странности безразлично пожал плечами Тишин. – Орал что-то невразумительное, глаза бешеные. Его почти скрутили, но он вырвался и убежал. Несколько часов по кораблю его ловили совершенно невменяемого, а потом вообще парень попытался с собой покончить. Сбросился с верхней платформы в грузовом отсеке, когда не вышло шлюз открыть и удушить себя без воздуха. Хорошо, быстро доставили его до Компенсатора всего поломанного, а после капитан с доком приняли решение погрузить его в стазис и уже не пробуждать до Нью Хоуп.
Я прикусила губу, представляя, какую боль пришлось перенести бедному Арни. В голове не укладывалось, как у него, всегда такого жизнерадостного, легкого в общении, открытого и позитивного для всех, мог пойти такой резкий перекос в психике. Но ведь это космос, и я сама была свидетельницей неприятной перемены в нем. Просто сочла ее сиюминутной блажью, а не серьезным симптомом. Хреновый ты друг, Софи, и еще более хреновый психолог! И Рожер даже словом о нем не обмолвился! А ведь вполне возможно, что в его срыве была часть и моей вины.
– Думаю, все дело в том, что до Штерна дошло наконец, что лингвисты на «Ковчеге» – просто балласт, который нам навязали из-за давления общественного мнения, все еще балующего себя идиотскими надеждами на встречу с иным разумом. Когда уже до них дойдет, насколько их фантазии утопичны? – насмешливо фыркнул Олег, захлопывая ящик с личными вещами.
– Этого ты точно не можешь знать, – огрызнулась я, неожиданно сильно разозленная его циничным отношением к несчастью, произошедшему с Арни. – И я не могу. Никто не может!
– Да ладно, Софи, не заводись и не расстраивайся! Все со Штерном будет нормально. Ну поспит до планеты, на месте, может, полегчает. Нет, так обратно полетит в стазисе, и на Земле-то ему точно мозги на место вправят, – в голосе сменщика по-прежнему не было ни единой нотки сочувствия, и он сразу перешел к делам: – Ты лучше обрати внимание на мои заметки о пищевых кластерах двести тридцать два и пятьсот один. Все показатели в пределах нормы, уже сто раз проверял, но почему-то они упорно отстают по времени вызревания готовой массы. Если так и продолжится, то тебе придется их простерилизовать и заново обсеменить.
Я кивала, делая мысленные пометки, но отстраненно. Произошедшее с Арни никак не шло из головы, и чувство вины, что не проявила больше упорства и не поговорила с ним по душам, все разрасталось.
Рожер пришел очень поздно, глубокой ночью по внутрикорабельному времени, и, пока дожидалась его, у меня появилось подозрение, что он нарочно задерживается, в надежде, что я усну и разговора об Арни удастся избежать по горячим следам, так сказать. А утро вечера мудренее, эмоции чуть поутихнут, и все пройдет полегче. Но, если честно, я и не собиралась выяснять у Рожера, почему он промолчал об инциденте. Почему-то мне казалось, что я дословно знала, что он приведет в качестве аргументов в свою защиту. Ладно, это некоторое преувеличение, и он капитан этого корабля, а не только мой любовник, и его право решать, что мне озвучивать, а что можно временно придержать. Потерла виски, пытаясь отогнать мысли о том, что этот аспект конфликтов или тесного сплетения личного и профессионального всегда будет присутствовать в наших отношениях, и, по здравому размышлению, именно он однажды может стать причиной их завершения.
– Не спишь, – констатировал факт капитан, когда на удивление тихо проскользнул в мой отсек, и тут же поставил в известность: – Напрасно. Я не буду сейчас говорить о ситуации со Штерном, София.
– А когда? – Я рассмотрела признаки усталости на его лице, и мое желание проявить упрямство в этом вопросе пропало. Дни пересменки отнюдь не легкие для Тюссана, учитывая его чрезвычайную дотошность и, как мне иногда кажется, чрезмерное стремление все и везде контролировать. Но не мне об этом судить. Он капитан и в ответе за каждую оплошность, допущенную любым членом экипажа.
– Когда твой гормональный фон придет в норму, а значит, и эмоции будут стабильны, – избавившись от скаф-пленки, Рожер зашел в кабину очистки и удовлетворенно выдохнул, подставляясь под распылители.
– На самом деле, я хотела только узнать, что говорил тебе Арни, когда напал. Он как-то объяснил причину агрессии? – Я смотрела на поблескивающее от жидкости тело своего любовника не отрываясь, привычно отмечая, насколько же он физически совершенное создание, но желания не ощущала. Очевидно, Рожер прав, после вчерашнего чувственного подъема пришел вполне закономерный спад, и мое либидо сегодня было весьма близко к нулевому показателю.
– Объяснил? – хмыкнул капитан, поднимая руки и закрывая глаза во время сушки. – Извини за грубость, но Штерн абсолютно съехал с катушек в тот момент и был не в состоянии общаться хоть сколько-то адекватно.
– Странно, – пробормотала, всматриваясь внимательней в выражение лица Рожера, но оно оставалось непроницаемым. – Если он выбрал именно тебя в качестве объекта своей агрессии, значит, имел какие-то четкие и весьма веские причины, ну или хотя бы думал, что имел. И обычно люди в таком состоянии их озвучивают. Пусть не всегда понятно для окружающих, но достаточно внятно для последующего анализа, а учитывая общительность Арни, он должен был хоть кому-то…
– Софи! – внезапно рявкнул Тюссан, и я подпрыгнула на кровати. – Я запрещаю тебе озадачиваться разбором происшествия со Штерном!
– Прости? – прищурилась, мгновенно напрягаясь.
– Что-то непонятно? Как твой капитан доношу до твоего сведения, что ничто из случившегося с этим членом экипажа не касается тебя, не пересекается с твоими должностными обязанностями, а значит, отвлекаться размышлениями и изысканиями на эту тему в служебное время ты не имеешь права. А как твой мужчина я не хочу, чтобы ты забивала себе голову чужим психическим срывом, выискивала признаки своей вины и недосмотра и, следовательно, наносила тяжкий вред собственному эмоциональному равновесию.
– Я не… – попыталась возразить, но в этот раз Тюссан слушать меня терпеливо явно не собирался.
– Не что, София? – его голос гремел грозным «капитанским» звучанием, действительно напоминая мне, что у него есть власть приказывать, и он ею умеет пользоваться, невзирая на то, что нас связывает. – Не сидела тут все это время, ковыряясь в себе и размышляя, где недосмотрела?
– Это так, – и не думая соврать, подтвердила. – И признаю, что ты имеешь полное право указывать мне на недопустимость потери концентрации в рабочие часы. Но с личным временем и диктатом, о чем мне думать, а о чем нет, уже перебор, Рожер! Ты переходишь границы!
Внезапно Тюссан как-то почти по-звериному прыгнул ко мне, толкая в грудь, опрокидывая на спину и вырывая шокированный вскрик. Он навис надо мной: мышцы вздутыми буграми, на лбу ближе к виску вспухла вена, рот искривлен в некоем подобии оскала, а зрачки расширились, почти пожрав золотистую радужку.
– Никаких, мать их, границ между нами! – прогрохотал он мне в лицо, пугая на мгновение по-настоящему, прямо до ступора.
– Да ты совсем… – задохнулась от гнева, едва справившись со страхом, но слушать меня никто не собирался. Попытка извернуться и выскользнуть из-под тела капитана была тут же пресечена. Он придавил меня к постели собой и захватил запястья, надежно фиксируя на месте. Прижав губы к моей скуле, Рожер потерся ласково и чувственно, будто и не орал секунду назад и не удерживал меня под собой насильно.
