– Э-э?

– Веществом, благодаря которому светились циферблаты, был радий. А он, как тебе известно, радиоактивен. Чтобы наносить это вещество на приборы, нанимали девочек – четырнадцати, пятнадцати, шестнадцатилетних. Конечно, тогда никто ещё не знал, как на человека воздействует радиация. Фабричные девочки обычно не доживали до двадцати, просто сгнивали заживо. Роуз Бёрсвик проработала там пять лет. Для рисования радием она использовала маленькую кисточку. Проблема была в том, что она быстро высыхала, поэтому каждую пару минут Роуз приходилось лизать кисточку, чтобы та оставалась влажной. И каждый раз, когда она это делала, наверняка проглатывала несколько крошек радия.

– Господи. Удивительно, что это её не убило.

Могильщик пожал плечами.

– Это произошло – по крайней мере, так все считали. Роуз Бёрсвик была похоронена в 1935 году, ей было тогда тридцать шесть.

– Поразительно, что она прожила так долго.

– Да, но это не самое худшее. Как я уже говорил, два дня назад мы вскрыли могилу.

– Э-э... и что вы обнаружили?

Могильщик провёл ладонью по лицу, словно пытаясь стереть из памяти какой-то ужасный образ.

– Ну... мы подняли гроб из могилы, он выглядел неповреждённым. Тогда-то я и заметил, что в том месте, где крышка прилегает к гробу, по всему периметру тянется бледно-жёлтый ободок. Забавно, подумал я, но посчитал, что это всего лишь плесень. Чуть позже, когда мы решили взломать крышку, она просто отлетела, словно выскочил чёртик из табакерки.

– О Господи!

– И внутри... внутри гроб был заполнен. Заполнен до самых краёв.

Электрик прижал тыльную сторону ладони ко рту.

– Заполнен чем?

Могильщик пожал плечами.

– Роуз Бёрсвик. – Он тяжело затянулся. – Говорят, когда её хоронили, она весила всего шесть стоунов. Но, когда мы открыли гроб, мы словно вскрыли коробку с лимонным мороженым. Там была только светло-жёлтая глыба. Выглядело, словно она росла и росла до тех пор, пока этот рост не остановили стенки гроба. Но даже тогда давление внутри оставалось настолько велико, что содержимое просачивалось через щель между крышкой и гробом, создавая тот самый жёлтый ободок. Конечно, мы подумали, что это просто какой-то грибок, поэтому перевернули гроб. Вывалили его содержимое, словно заплесневевший банановый джем. И на траве перед нами оказалась жёлтая глыба в форме гроба.

– А что... что случилось с телом Роуз Бёрсвик?

– О... всё это и было Роуз Бёрсвик.

– Господи, как?

– Mу-та-ци-я. – Могильщик посмаковал это слово, словно сочный кусочек. – Mу-та-ци-я. Видишь ли, радиация заставила её тело мутировать в могиле. Гроб стал для неё словно бы второй маткой. И она переродилась... да, превратилась во что-то такое, что... ну, уже не было человеком.

– Вы не прикасались к ней?

– Ни в коем случае. Мы побежали, словно за нами гнались все демоны ада. Но когда о случившемся узнало начальство, нам пришлось вернуться к... ЭТОМУ. – Могильщик тяжело опёрся на крышку морозильника. – Мы увидели, что оно изменилось. Теперь оно больше походило на свежий могильный холм, и – оно выросло! Тот вторник был солнечным днём, по-настоящему жарким. Видимо, тепло пробудило его, и оно начало быстро расти.

– Господи. И что потом?

– Мы попытались загрузить его в тележку, чтобы отвезти в крематорий. Сжечь его. Но... оно пустило корни. Му-та-ци-я превратила то, что осталось от кишечника, в похожие на длинных жёлтых змей щупальца, и они подобно червям глубоко зарылись в землю. В конце концов, мы решили разрубить его лопатами. Она… оно закричало. Боль, настоящая боль! Господи, это был просто кошмар. А потом – оно поднялось и попыталось двигаться. Её руки и ноги превратились в опухшие жёлтые обрубки, подобие лап с извитыми копытами на концах... о, скажу тебе, выглядело это отвратительно.

– Уже почти стемнело, когда мы добрались до сторожки. Вот тогда-то мы и заметили самое страшное. Я держал фонарь и мог разглядеть её вблизи. Это жёлтое вещество было полупрозрачным, словно желе, и я смог увидеть, что внутри него.

Глаза молодого человека расширились.

– И что вы увидели?

– Прямо под поверхностью, на глубине четырех, или, может быть, пяти дюймов в этом толстом желе, я смог различить – ясно различить – лицо Роуз Бёрсвик. Точнее то, что от него осталось. Выпученные глаза выпирали из орбит на три дюйма, а то и больше, они выглядели как багровые сардельки. Язык... шевелящийся, длинный, не умещающийся во рту, он двигался вверх и вперёд, пока его розовый мокрый кончик не показался над поверхностью. Да, и рот... то открывался, то закрывался, вот так.

Старик торжественно беззвучно похлопал губами, точно золотая рыбка.

– Мне показалось, она пыталась что-то сказать, позвать на помощь. Знаешь, выражение её лица навсегда останется в моей памяти. Настоящий ужас, состояние непрерывного шока, как будто она осознавала, что с ней произошла... му-та-ци-я.

– Что было потом?

– Ну, оно продолжало расти, поэтому нам нужно было найти способ остановить его.

– И как ... – Электрик в ужасе затих, словно угадав ответ.

– Холод. – Могильщик постучал по крышке морозильника пожелтевшим от табака указательным пальцем. – А зачем ещё, ты думаешь, на кладбище потребовалось устанавливать морозильник. – Он начал поднимать крышку. – Вот, посмотри!

– Нет! – взвизгнул электрик. Захлопнув приоткрытую крышку, он крепко зажмурился. – Нет!

Весьма довольный собой, могильщик сумел сохранить серьёзное выражение лица, но не смог сдержать озорной блеск глаз.

– Ну, как хочешь.

– Я... я… мне нужно идти. Я опаздываю.

Электрик схватил в охапку инструменты, а затем, придерживая рукой свою белую шляпу, бросился прочь из здания.

Электрик заводил свой фургон, когда его нагнал хромающий и запыхавшийся могильщик.

– Эй ... о, моя нога сведёт меня в ад. Эй, ты забыл это. – Он помахал зажатой в кулаке отвёрткой.

– О, спасибо, – открыв дверцу, электрик поспешно взял отвертку и забросил её внутрь фургона.

– Знаешь, до тех пор, пока работает морозильник, – сказал могильщик, – ничего не случится. Старая Роуз Бёрсвик застыла, как брикет мороженого.

Что-то изменилось в лице электрика.

– Как долго морозильник был отключён?

– А... дай припомнить. Вчера я заметил немного воды на полу, но Билл сказал – не беспокойся, это только...

– Господи! Прошло больше суток? Вам повезло, что он не оттаял. – Он вдруг пристально посмотрел на могильщика. – Вы ведь включили морозильник в режим быстрой заморозки, на полную мощность?

– Нет, я его не трогал. Думал, что ты это сделал.

– Он всё ещё выключен! Господи Исусе! Молитесь, чтобы мы успели!

Он выскочил из фургона и поспешил обратно к зданию, могильщик, ворчливо проклиная больную ногу, ковылял сзади.

Слишком поздно.

Они услышали донёсшийся изнутри шум, словно кто-то опрокинул штабель неплотно уложенных досок, череду глухих ударов, а затем двойные двери с громким треском распахнулись. И то, что когда-то было Роуз Бёрсвик, раздулось и вытекло наружу. Жёлтая дрожащая масса, размером с выбросившегося на берег кита, двигалась со скоростью идущего шагом человека.

Могильщик предупреждающе крикнул электрику, развернулся и побежал. Позабыв о своей хромоте, он понёсся через кладбище, перепрыгивая через надгробия с такой скоростью, что заслужил бы одобрение от чемпиона по бегу на двести метров с барьерами.

Удача оставила электрика. Споткнувшись о холмик свежевскопанной земли, он поскользнулся и свалился в могилу, приготовленную для мэра Хадсона. Очутившись на дне, электрик открыл глаза. Темнота. Что-то перекрывало дневной свет. Взглянув вверх, он увидел, что могилу словно крышкой накрыла жёлтая туша Роуз Бёрсвик. На мгновение солнечные лучи проникли сквозь жёлтую массу, высветив очертания подвешенных в полупрозрачном теле органов, похожих на кусочки фруктов, застывших в желейном десерте – рука, нога, обломки костей, растянутые внутренние органы. И голова. Голова двигалась в желе, она медленно и плавно вращалась, пока не повернулась лицом к электрику.