– Господи! – воскликнул электрик, отшатнувшись от огромного, объёмом в сотню кубических футов, морозильника. – Зачем потребовалось их выкапывать?

Могильщик – обветренный, сухощавый, за шестьдесят, недокуренная сигарета за ухом – ухмыльнулся, показав неровный ряд жёлтых обломков, когда-то бывших зубами. Он наклонился вперёд, опёршись голыми морщинистыми предплечьями о крышку морозильника.

– Новая объездная дорога. Будет проходить через вон ту половину кладбища, поэтому прежде чем приступят к строительству, мы должны всех их выкопать и перезахоронить на отведённой муниципалитетом земле.

Поморщившись, электрик вытер ладони о комбинезон.

– Наверное, то ещё было зрелище. Ну, они ведь умерли довольно давно.

– Ещё бы. Хоронить тут начали с 1836 года. Так что... большинство гробов успело как следует сгнить. Поэтому, когда мы пытались поднять их, – он издал влажный треск, – они просто складывались – просто сминались, словно мокрые картонные коробки. И всё содержимое выливалось наружу.

Могильщик ожидал реакции молодого человека.

– Господи. – Тот вытер губы, словно что-то маленькое, но очень отвратительное только что попало ему в рот. – У вас крепкий желудок.

Могильщик узнал интонации, звучавшие в голосе молодого человека. Тревога, отвращение, беспокойство. Он оглядел электрика с головы до пят. Белая шляпа с мягкими полями, безвольный подбородок и широко распахнутые глаза – вот парень, готовый поверить во что угодно. Людей подобной породы можно отыскать на любой фабрике, в каждом магазине или офисе. Они, если им поручить, добросовестно отправятся на склад, чтобы попросить у кладовщика сверло для треугольных отверстий или ведро компрессии. Весь этот скучный день могильщик занимал себя ​​десятком дешёвых сигарет, пятью чашками чая и турниром в дартс с самим собой, но судьба и неисправный морозильник в кладбищенской сторожке подарили ему развлечение в лице молодого электрика, который, по мнению могильщика, был зелен, как кочан капусты.

– Я заварю чай. Когда ты закончишь, наверняка захочешь пить.

– Да, спасибо. Проблема с этим агрегатом возникла из-за того, что он установлен слишком близко к окну. Прямой солнечный свет заставляет его перегреваться. Думаю, ремонт не займёт много времени.

Он оглядел неопрятное помещение с кирпичным полом. Лопаты, заступы, кирки, ржавые железные прутья, расставленные по пыльным углам, пожелтевшие рулоны с планами кладбища, сваленные вдоль гофрированных металлических стен. В дальнем конце комнаты стоял стол, заставленный потрескавшимися кружками, сигаретными пачками, грязными молочными бутылками. Над всем этим возвышался асбестовый потолок, украшенный множеством крошечных трупов пауков, которые умерли и мумифицировались в сухом воздухе.

– Копать всё ещё продолжают? – спросил электрик.

– Да. – Старик аккуратно опустил чайные пакетики в двухпинтовые кружки. – Они сейчас работают на верхней стороне. Посмотри. – Он указал коричнево-жёлтым от табака пальцем на окно. Через грязное, затянутое паутиной стекло можно было разглядеть двух человек, копающих на кладбище. – Там они собираются перезахоронить Джеймса Хадсона, старого мэра. Верхняя сторона, видишь ли, для местных шишек – врачей, адвокатов, олдерменов. Нижняя – для работяг вроде тебя и нищих.

– Значит, здесь пройдёт новая дорога. – Молодой человек вернулся к работе, при помощи отвёртки проверяя провода.

– Угу... И поэтому всех их нужно было перезахоронить. – Могильщик облизнул губы. – Эксгумировать, да.

Взяв чайник с одноконфорочной электроплитки, он прохромал к морозильнику, наполнил кружки кипятком, а затем замер, задумчиво глядя на поднимающийся пар.

– Да, плохое это дело, могилы раскапывать. Такого порой насмотришься, что потом в себя прийти не можешь. Знаешь, вскрыв гробы из некоторых старых могил, мы обнаружили, что покойники...

Глаза электрика широко распахнулись.

– Они переместились.

– Переместились? Тела переместились?

– Ну, в прежние времена людей иногда хоронили заживо. Не специально, конечно. Некоторые из них были в коме, настолько глубокой, что их признавали мёртвыми и хоронили. Конечно, когда они приходили в себя… – Он взглянул на электрика, чтобы понять, какое впечатление производит на него эта история. – Нет света, нет воздуха, они задыхаются, пытаются вырваться, но над ними шесть футов земли, и никто их не может услышать. Они кричали, сражались, колотились в крышку, выдыхали весь кислород и тогда... тогда они умирали.

– Как они выглядели?

– О... ужасно. Видишь ли, содержащиеся в почве соли консервируют трупы, сохраняя их, только цвет становится ярко-жёлтым. Помимо цвета, они выглядели точно так же, как в день своей смерти. Вот так! – Могильщик выпучил глаза, скорчил гримасу паники и непереносимого ужаса, скрючил свои коричневые от табака пальцы в подобие когтей, и выгнулся всем телом, изображая процесс невыносимой агонии. – Они застыли вот так, будто статуи.

– Господи... это ужасно.

– О, я видал вещи и похуже, парень.

– Ч-что может быть хуже, чем это? – Молодой человек поперхнулся чаем.

– Ах... это было два дня назад. Когда мы откопали Роуз Бёрсвик. Когда мы открыли крышку, то увидели... ах, нет... нет. – Он тяжело покачал головой и отхлебнул чаю. – Нет. Это так ужасно, что я не могу заставить себя... нет.

Но он продолжал описывать в подробностях другие ужасные случаи.

– Старина Вальтер Уэлсон. Мой дядя был могильщиком, когда его похоронили летом 1946 года. Уэлсон был самым толстым мужиком в округе – двадцать стоунов весом, а то и больше. Потребовалось время, чтобы сколотить ему подходящий по размеру гроб, и до него успели добраться мясные мухи. И когда мы вскрыли его гроб, это было похоже на открытие пакета с длиннозёрным рисом. Его невозможно было разглядеть. Только холмик личинок, белых и твердых, как сухой рис. Затем они рассыпались. Больше никогда в жизни не смогу есть рисовый пудинг.

Могильщик указал на что-то маленькое и белое на кирпичном полу.

 – Вот кстати одна. Должно быть, прилепилась к моим сапогам.

Могильщик с удовлетворением наблюдал, как молодой человек нервно взглянул на белый комочек.

– О, Господи, – пробормотал он, теребя ворот рубашки. – Ужасно.

– А вот ещё было…

У могильщика оказались в запасе истории с могильными червями, крысами, даже кроликами – «видишь ли, кролики роют норы и устраивают гнёзда в гробах, и мы не раз находили крольчат, которые скакали внутри пустых рёберных клеток», – а ещё были рассказы о припрятанных в гробах драгоценностях, и о монетах, которые клали на глаза покойникам – «разумеется, когда глазные яблоки высыхают, они прочно пристают к ним, поэтому, когда ты пытаешься взять монету...», – а затем вновь вернулся к личинкам. И тут могильщик заметил, что интерес молодого человека ослаб, он уже закончил замену задней панели морозильной камеры и допивал свой чай, не обращая внимания на то, что ему рассказывают.

Пришло время извлечь туз из рукава.

Вздохнув, могильщик достал из-за уха окурок и не спеша его раскурил.

– Знаешь, никак не могу выбросить из головы последнюю, что мы выкопали. Роуз Бёрсвик.

Глаза электрика сосредоточились на могильщике.

– Вы имеете в виду что-то действительно... ужасное?

– Да, самое худшее. – Сохраняя мрачный вид, но внутренне ликуя, могильщик театрально положил голову на руки. – Самое наихудшее из всего, что я когда-либо видел. А видел я за свою жизнь немало ужасных вещей.

Молодой человек был заинтригован.

– Что же произошло?

– Обещай, что никому не расскажешь.

– Можете доверять мне, мистер.

– Знаешь старую фабрику у реки?

– Да, она вся обвешана знаками, предупреждающими о радиационной опасности.

– Это потому, что во время Первой Мировой войны, – могильщик сделал выразительный жест рукой, – там производили люминесцентные циферблаты часов, корабельных приборов и тому подобного.